— А тебе что за дело? — грубо ответил Гордиенко и тут же подумал: “Надо как-то по-другому

поговорить с этим мальчишкой, а то, если сейчас разойтись с ним, наболтает Козловцеву, может повредить

мне”.

— Хочу знать, куда ты идешь, вот и спрашиваю, — настойчиво продолжал Пашка. — Может быть, тебе и

не нужно ходить.

— А ты где был? — в свою очередь задал вопрос Гордиенко. Но Пашка считал, что он имеет право

спрашивать других, тогда как сам никогда не отвечал на подобные вопросы, а когда его спрашивали, он или

заговаривал о другом, или молчал с гордым видом опытного и бывалого конспиратора.

— Я тебя спросил, куда ты идешь, а чего ты меня пытаешь?

Гордиенко обдумал уже, что ему делать, чтобы не навести на себя подозрения. Он стал хитрить.

— Иду к Клаве.

— Что сказать велели? — допытывался Пашка. По простоте своей юной души он и не подозревал, что

задумал предатель.

Гордиенко сказал пять условных слов.

— Не надо. Пойдешь обратно со мной, — сказал Пашка.

— Смотри, дело серьезное. Перед Козловцевым отвечать

будешь.

— Говорю, пойдем обратно, нечего терять время.

— Ну пойдем, — покорно согласился Гордиенко.

Холодные сумерки окутывали город. Пашка и Гордиенко

больше не разговаривали между собой. Они благополучно

вышли из города, миновали окраинные домишки, которые в

наступающей ночи казались безлюдными, пошли по огородам.

Одинокие яблони и высокие тополя потеряли свои очертания и

в темноте выглядели черными расплывчатыми силуэтами.

Узкой тропой по кукурузнику Пашка шел впереди, Гордиенко,

сутулясь, заложив руки в карманы, следовал сзади. Они отошли

от города уже с километр и выбрались на проселочную дорогу.

Пашка остановился, как видно, что-то хотел сказать, но не

успел. Гордиенко быстро выхватил пистолет и в упор вы-

стрелил ему в бок. Пашка вскрикнул, схватился за рану и по-

валился на дорогу. Предатель нагнулся и еще дважды выстре-

лил юноше в грудь…

Гордиенко возвратился в город. Он хорошо помнил ад-

рес, названный ему Козловцевым, и быстро нашел улицу и дом

с разломанной изгородью вокруг него. Без стука вошел он в

кухню, освещенную коптилкой. В кухне сидела старуха в оч-

ках, что-то вязала.

— Вам кого? — спросила старуха, проворно перебирая

спицами.

— Мне надо Клаву.

— Какую Клаву?

— Ну, Клаву, значит, — он не знал фамилии и замялся.

— А, Клаву! — старуха будто только теперь поняла, кого спрашивают. — Так она живет по соседству, я

сейчас позову ее. Пройдите в комнату, подождите. — Она торопливо вышла из кухни.

Гордиенко постоял, потом сел на лавку. “Вот не догадался, надо было идти вместе с ней, уточнить, где

живет эта девка. Но ничего, после встречи я ее провожу до квартиры и все узнаю”, — думал он.

Так он просидел больше часа. Старухи все не было. Гордиенко соображал, что ему делать. Терпение его,

наконец, истощилось. Он выбежал на улицу. Там не было никого. Вернулся в дом. В кухне догорала коптилка.

Он вошел в темную комнату, она была пуста. “Что же делать? Пойти в жандармерию, заявить? Но что я заявлю?

Я не имею никаких фактов. Можно сделать облаву в соседних домах, но эта старуха не дура, чтобы туда

прятаться. Да если облава и даст результаты, то чья будет заслуга? Опять какого-нибудь жандарма, как много раз

в Киеве, а мне никакого толку. Нет, лучше не буду заявлять”.

Приняв такое решение, Гордиенко направился обратно в лес, но опять остановился. “Давно уже я ничего

не сообщал в гестапо. Чего доброго, они перестанут мне верить. А еще хуже… — промелькнули в его голове

трусливые мысли. — Пойду расскажу об этой девке. Опишу ее внешность”.

… Когда Гордиенко рассказал капитану Шмоллу о Клаве, гитлеровец показал ему фотографию.

— Она?

— Она, она самая, — с холуйской угодливостью подтвердил предатель.

— Опоздали вы, господин Иванов. Она уже арестована, — сухо сказал Шмолл.

— Как арестована? — удивился Гордиенко.

— Так и арестована. Но об этом — ни слова никому. Этому Козловцеву скажите, что вы не встретили ее.

Ну, а насчет этого партизана, как его там, я полагаю, что сами догадаетесь, что сказать. — Капитан скривил рот

в подобие улыбки.

— Слушаюсь, — ответил предатель.

— Идите и выполняйте основное задание — ищите главный штаб партизан, их базы, подпольные явки…

10.

В эту ночь Гордиенко в лес не возвратился.

— Случилось что-то неладное, — сказал Козловцев деду. — Надо нам отозвать людей с исходных

позиций, а то как бы не угодить в ловушку.

— От та ж думка тревоже и мою голову, — ответил дед. — Я пиду до хлопцив.

Но дед не успел собраться, как явились два партизана.

— Люди беспокоятся, почему вас нет долго, — сказали они.

— Вовремя пришли, — сказал Козловцев. — Немедленно бегом назад. Операция отменяется. Людей всех

в лес, на базу группы. Там ждать меня.

Партизаны поспешно удалились. Морозенко видел, что Владимир принял решение.

— Завтра ночью я пойду в город на встречу с Ксенией, все выясню сам, — объявил Козловцев деду. — А

вы, дедуся, отправитесь к Батьке. Расскажите ему, как у нас дела. Может, и он нам что скажет…

Ксения имела одну строго секретную явку, о которой знали только три–четыре человека. Эта явка была

резервной, и Ксения приходила туда в определенные дни лишь в случае экстренного дела или для того, чтобы

предупредить какую-либо угрожающую опасность. Знал эту явку и Козловцев.

Темной ночью, с огромной осторожностью, через огороды и сады, путем, известным одному ему,

Владимир пробрался в домик на окраине города.

— Где ваши люди? — сразу спросила с тревогой Ксения.

— Людей отозвали в лес, на свою базу, — ответил Владимир и хотел что-то спросить, но Ксения

перебила его:

— Значит, Павка успел передать команду.

— Какую команду? Я Пашку не видел несколько дней, — встревожился Козловцев.

— Как не видел? Где же он? Неужели его схватили? — У Ксении на глазах были слезы. Только сейчас это

заметил Козловцев. — Мы же передали ему, что операция отменяется. Гитлеровцы сделали на этом перегоне

засаду.

— Жалко, эшелоны пройдут, — заметил Владимир.

— Не в этом горе, Володя. Эшелоны встретят в другом месте. Батька связался по радио с другим

партизанским отрядом: передал им маршрут этих эшелонов.

— А в чем же горе? — взволнованно спросил Козловцев.

— Клаву арестовали.

Владимира поразила эта новость.

— Не может быть того. Как же это могло случиться?

— Ты знаешь, что за этим перегоном мы установили наблюдение. Там были трое наших хлопцев. Перед

ними была поставлена задача — если на перегоне не появится гитлеровской охраны, то сообщить Клаве, а

Клава должна сообщить вам, что все благополучно и дело пойдет по плану. Если же на этом перегоне будет

хорошая охрана, также сообщить, чтобы можно было избежать больших потерь и перенести операцию на

другой перегон.

— Все это я знал.

— Ну так вот, — продолжала Ксения. — Эти хлопцы заметили сильную засаду эсэсовцев. Наши ребята

отошли в разные стороны. Но один из них оказался трусоватым, бежал там, где ему не следовало, вызвал

подозрение. За ним установили слежку, он, глупый, не заметил этого, на грех он знал, где живет Клава, и

побежал прямо к ней, хотя им категорически запрещалось заходить к ней. У них была другая явка. Но этот

безумец забыл про все и привел хвост прямо к Клаве. Этой же ночью ее арестовали.

— Вот мальчишка, какого человека погубил. Да как же это подобрали такого пацана. Как же

инструктировали их? Вот несчастье! — сокрушался Владимир.

— Инструктировали их хорошо, — возразила Ксения. — Но мальчик оказался слабеньким, с испугу

нарушил дисциплину, потерял всякую бдительность. Его ведь тоже посадили. Допрашивают. Не знаю, что будет