одеялом конверт. Зубами она вскрыла его и вынула письмо. Но прочесть не могла, в тусклом свете буквы,

напечатанные на машинке, сливались.

— Бабуся, посветите мне, прошу вас. Я почитаю.

Старуха сняла лампадку и поднесла ее к Тане. Огонек трепетал от их дыхания. Таня стала читать.

“Вы в безопасности. Я ничего лучшего не мог придумать, как отправить Вас в глухой

хуторок около леса, куда гитлеровцы не заглядывают.

Желаю Вам здоровья и счастья.

Ваш верный друг.

Прочтите и уничтожьте”.

Таня вспомнила слова майора, сказанные прошлой ночью у ее постели. Она поверила, что сейчас

находится в безопасности.

— Ну вот, бабуся, все уже хорошо. Вы не смотрите, что немцы доставили меня сюда, они увезли меня из

тюрьмы.

Старуха постепенно осмелела. Приблизившись к Тане, она стала пристально вглядываться в нее.

— Дайте мне напиться, — попросила Таня.

Женщина принесла молока. А немного позже она накормила Таню хлебом и салом. Но вес это она делала

молча, в разговор не вступала. Да и Тане не хотелось говорить, она чувствовала страшную усталость, голова у

нее кружилась.

Девушка незаметно для себя уснула. Она не знала, какая беготня была в хуторе ночью, не почувствовала

даже, как перевезли ее оттуда в одинокую избушку в лесу.

Только утром она открыла глаза и увидела над собой светло выбеленный потолок. В окна пробивались

яркие лучи солнца. Издали доносилось эхо артиллерийских выстрелов. Где-то недалеко был фронт.

Таня повернула голову и увидела свою бывшую хозяйку Александру Богдановну, но не с такими, как

раньше, печальными глазами, и незнакомого мужчину. “Что за кошмар, куда я опять попала?” — подумала

девушка. Мужчина заметил, что Таня проснулась, и подошел к ней.

— Как вы себя чувствуете? — осведомился он.

— Где я нахожусь? — спросила в свою очередь Таня.

— В самом надежном месте, — сказала Александра Богдановна, улыбнулась, и на ее глазах показались

слезы. — Милая Берта, я давно думала, что вы — самая настоящая русская.

— Где я нахожусь? Почему вы плачете? — снова спросила Таня.

— Я плачу от радости, что вы живы. Мы у партизан, и меня сам Батько послал ухаживать за вами. А это

доктор — Ян Дроздовский, он тоже теперь с нами.

— У вас изумительно крепкий организм, — сказал доктор, осматривая Таню. — Но все-таки я сделаю

вам еще укол.

Таня смотрела на доктора. Теперь она узнала его. Вспомнила, как в ту ночь, когда была облава, она

заподозрила, что профессора Витковича выдал этот хирург.

— Мне легко будет вас лечить, — сказал доктор. — Я хорошо знаю ваше ранение. Мы вместе с

профессором Витковичем делали вам операцию… После той ночи, когда убили Иосифа Генриховича, я ушел в

лес…

В этот день Александра Богдановна рассказала Тане всю историю.

Муж ее был техник-строителем. Он был неплохой работник, но любил выпить. За несколько недель до

войны обнаружилось, что он замешан в воровстве на строительстве. Его судили и посадили в тюрьму. Пришли

немцы. Они выпустили его из тюрьмы, и он стал у них полицейским. В их дом приходили его собутыльники,

часто устраивали пьянки. Александра Богдановна не могла смотреть в глаза людям. Потом мужа перевели

полицейским в другой город, и там его вскоре пристрелили партизаны.

— У немцев я считалась проверенной. Они думали: коль мужа моего партизаны застрелили, я на их,

фашистской, стороне. А того не знали, что я сама ненавидела мужа-предателя. Немцы ставили ко мне на

квартиру офицеров. А потом вы жили. Сами знаете, какая я была. После того, как вы скрылись, они меня ни в

чем не заподозрили, потому что часовой во дворе видел, что вы ушли из дома. Ну, после вас определили ко мне

на квартиру двух офицеров. Веселые офицеры были, пьянствовали каждый день. Приходят один раз к ним

восемь дружков-офицеров и человек пять денщиков с ними. Запьянствовали. Потом заказали мне сварить

кофе… Я сварила и подсыпала… Ну и офицеры и денщики богу душу отдали… А я подалась в лес. Батько

принял…

— Александра Богдановна, — растроганно сказала Таня. — Простите меня… Я иногда плохо думала о

вас.

Только через неделю доктор разрешил перевезти Таню в штаб отряда.

Таню доставили в штаб и поставили ее носилки в землянку Андрея. Андрей, увидев девушку, опустился

на колени и прижался губами к ее руке. Таня повлажневшими от счастья глазами смотрела на его склоненную

голову.

— Скажите, Андрей, я выполнила задание, зашифрованное словом “озокерит”?

— Да, конечно, Танюша, выполнила. И блестяще выполнила.

— А мне говорила Ксения, что немцы до сих пор перехватывают радиограммы о поисках “озокерита”.

— Это полковник Сергеев решил еще некоторое время пошуметь, чтобы сбить с толку противника.

— Я так счастлива, что с вами ничего не случилось, — тихо проговорила Таня, поглаживая здоровой

рукой голову Андрея. — Что же происходило вокруг, пока я лежала у профессора и в госпитале? Жив ли

профессор? Где его жена? Вы не знаете, какая она славная!

Андрей рассказал ей, как Ксения с Козловцевым пытались увезти ее в лес, но не успели, их опередил

Шмолл, решивший в эту ночь сделать обыск у всех врачей города и совершенно случайно начал этот обыск с

квартиры профессора.

— В тот вечер, когда вас забрали, Шмолл застрелил профессора Витковича.

— Такого человека лишить жизни! — тяжело проговорила Таня. — Какое горе! А что с его женой?

— Жена профессора у нас в отряде. Ее и тело профессора увезли из города Ксения и Козловцев с

партизанами в тот же вечер. Профессора мы похоронили с почестями на партизанском кладбище.

— А у Ксении все хорошо?

— Да. Она работает по-прежнему.

Андрей рассказал и о дневном посещении госпиталя. А когда он сообщил, что капитан Шмолл здесь, у

партизан, Таня неожиданно крикнула:

— Ура! Вот это замечательно. Как я мечтала захватить это чудовище! Вы не представляете, сколько

несчастий принес он советским людям. Как же удалось взять его? Кто сделал это?

— Нам стало известно, что за вами прибудет специальный отряд из ставки, — рассказал Андрей. —

Партизаны встретили этот отряд, некоторых гитлеровцев убили, многих взяли в плен. Потом переоделись в

немецкую форму и прибыли за вами, но вас уже не было в госпитале. Нас опередили немецкие друзья.

Партизаны не хотели возвращаться с пустыми руками и там же, в госпитале, скрутили Шмолла. Потом вызвали

по телефону коменданта, а когда он прибежал в госпиталь, его скрутили и обоих привезли в лес.

— И полковника? Это просто великолепно! Что же сделали с фон Траутом?

— Его запросило командование. Отправили самолетом “на большую землю”.

— А что сделали с этим гитлеровцем?

— Сегодня его судил трибунал. Повесят. Через несколько минут приговор приведут в исполнение.

— Мне хотелось бы посмотреть на него. — попросила Таня.

— Это можно. Сейчас скажу, приведут, если уже не повесили. — Андрей хорошо понял ее желание. Он

поднялся, вышел на минуту и, отдав приказание привести Шмолла, возвратился.

— Помогите мне сесть, — попросила Таня.

Андрей посадил ее, подложив под спину тулуп. Накрыл ее плечи большой серой пуховой шалью. Таня

быстро причесала голову. Ее пышные светлые волосы, освобожденные от разных приколок, крупными кольцами

ложились на плечи. Свет, проникающий из окна, хорошо освещал всю ее, не сломленную ужасами, гордую

своей непобедимостью. Таня посмотрела в маленькое зеркальце, улыбнулась Андрею, и улыбка эта была

светлой, весенней, счастливой.

— Пусть введут, — сказала она. Андрей вышел.

Через несколько минут двое партизан ввели в землянку Шмолла со связанными назади руками. Его глаз

был забинтован. Таня глянула на повязку, и смешинки метнулись в ее голубых глазах.