— Думаю, что успеют… Им главное — выйти из города. А там за городом они подождут вашу машину в

условленном месте.

— Какую машину, в каком условленном месте — спросил Владимир. Ксения не успела рассказать ему о

машине.

— Ах, я же забыла тебе сказать — в наше распоряжение выделена грузовая автомашина с

соответствующими немецкими знаками и с пропуском. Она будет ждать вас в гараже механического завода. Это

недалеко от квартиры профессора, всего три квартала. Я провожу вас туда. Там шофер наш. Ему известен

маршрут вашего движения.

— Это хорошо, а то у нас времени осталось мало: на эту неожиданную стычку мы потратили более часа.

Кажется, все обошлось благополучно, наши все целы, за исключением деда. Нам надо быстрее уходить отсюда.

Подошли партизаны и сообщили, что оружие и документы забрали.

— Пошли, товарищи, нам надо выполнить основную задачу. Будем пробираться через дворы и сады.

Через улицу переходить только по одному и с большей осторожностью.

Группа исчезла во дворе.

А через несколько минут к месту происшествия подошли два грузовика, битком набитые вооруженными

гитлеровцами. Немцы Соскочили с машин и стали не без опаски окружать дом и двор, где час назад была

перестрелка. Вскоре они увидели при лунном свете своих убитых собратьев, но партизан не обнаружили…

Наконец-то партизаны добрались до забора, что окружал двор профессора Витковича.

— Подождем, пока подойдут все, — сказала Ксения. Она распахнула пальто, сдернула с головы платок на

затылок. Ее волосы на голове были мокрыми.

— Смотри, простудишься, застегнись, — сказал Владимир, в свою очередь снимая шапку и вытирая пот

со лба. Луна скрылась словно за гигантскую черную штору.

Шумно дыша, стали подходить остальные партизаны.

— Ох, и прытка ты, Ксения, замучила, — полушепотом сказал пожилой партизан.

— Что же, тебе впервой? — ответил второй.

— Не впервой-то не впервой, да уж больно она прытка, — не сдавался первый.

— Двое будут здесь, остальные — во двор. Строго следить за улицей. Мы с Ксенией пойдем в дом, —

сказал Козловцев и мягко прыгнул через забор. Партизаны помогли подняться Ксении, а с другой стороны

забора ее принял на руки Владимир. Как-то невольно он прижал ее к груди. Ксения еле заметно поцеловала его

в щеку.

Партизаны тенями разошлись по двору.

Ксения и Владимир пошли в дом. Козловцев чуть дотронулся до двери, и она бесшумно отворилась.

— Странно, — заметила Ксения. — Они всегда запирались. — Она побежала в квартиру и вскрикнула.

Козловцев одним прыжком подскочил к ней и тоже невольно тяжело простонал: безжизненное тело профессора

лежало на полу, а над ним сидела, согнувшись, его жена. Плечи ее вздрагивали, она беззвучно рыдала, ее

волосы поседели.

Владимир и Ксения сразу поняли, что свершилось самое страшное, чего они боялись…

Под вечер Таня проснулась Она выглядела значительно лучше, чем утром. Настроение у нее было

бодрое.

— О, мы уже проснулись! Как мы себя чувствуем? — прикасаясь к руке девушки своими тонкими

пальцами, спросил Иосиф Генрихович.

— Сейчас уже вечер, темно. Неужели я так долго спала?

— Хорошо. Все хорошо. Это я устроил вам такой сон.

Профессор присел на стул около кровати.

— Вы не боитесь держать меня у себя? — спросила Таня.

— Не стоит спрашивать об этом. — И после паузы он продолжал: — Между прочим, у меня есть

документ, что я хорошо лечил немецких солдат. И это мне иногда помогает. Когда они бывают в моей квартире,

я показываю им этот документ, и они не делают обыска. — Профессор замолчал, машинально поправил очки.

— Я хотел бы знать ваше имя. — Он так всматривался в девушку, как будто в первый раз увидел ее.

— Берта.

— Берта. Да, да, совершенно верно, Берта, Мне уже кто-то говорил. — Профессор замолчал и стал

сосредоточенно рассматривать что-то на, белом одеяле. Потом снова заговорил: — Скажите, дорогая моя, в чем

заключается счастье} А? Как вы думаете? Конечно, я больше вашего прожил на свете. Вот, знаете ли, много

думал я последний год над этим вопросом. Представьте себе…

В дом постучали. Через минуту в передней послышалась немецкая речь. Профессор вскочил с постели,

надел халат, достал из столика справку о том, что он работал в немецком госпитале, и со свечкой пошел в

переднюю.

— Какого черта так долго не открывали? — закричал

офицер с черной повязкой на левом глазу.

— Извините, господин офицер, мы же спали, — ответил

Виткович по-немецки.

— Перестаньте болтать, — оборвал его офицер. —

Распорядитесь, чтобы во всех комнатах зажгли спет.

Профессор сказал прислуге, чтобы она засветила лампы.

“Пусть не думает этот негодяй, что я боюсь зажечь свет”, —

подумал профессор, подавая офицеру справку. Офицер брезгливо

взял в руки бумажку, посмотрел ее.

— Это вы можете оставить себе. Я хочу осмотреть ваш дом.

— Офицер сделал знак стоявшим сзади него солдатам.

Они прошли в кухню, осмотрели все шкафы, заглянули в

столовую, перерыли буфет. Ничего не обнаружили.

— Это спальня, — предупредил профессор видя, что офицер

и солдаты направляются в спальню.

— Ну и что же? Мне надо осмотреть ваш дом, — ответил ге-

стаповец и толкнул дверь в спальню. Здесь стояли две широкие

кровати, два ночных столика, два гардероба. На одной кровати ле-

жала испуганная жена профессора. Она натянула на себя одеяло, оставляя открытой только верхнюю часть

лица. Солдаты заглянули под кровать, прощупали одежду и белье в гардеробах.

— Откройте лицо, — сказал офицер и небрежным жестом показал на жену профессора. — Я вам говорю!

— повысил он голос, видя, что женщина продолжает лежать закрытой.

— Юлюшка, открой лицо, — предложил Иосиф Генрихович. Жена открыла лицо, офицер взглянул на нее.

— Пойдемте дальше, — распорядился он.

— Там мой кабинет. Я — профессор медицины.

— Ну и что же?

— В кабинет заходить нельзя. Там больной в тяжелом состоянии. — При этих словах лицо профессора

побледнело. Он загородил собою дверь в кабинет. Офицер схватил его за плечо и оттолкнул, говоря:

— Будьте благоразумны. Не вы, а мы устанавливаем порядки и знаем, что можно смотреть, что нельзя. —

Он открыл дверь и вошел в кабинет. Здесь не было лампы, свет проникал лишь через открытую дверь, в

которую они вошли.

— Принесите же свет, — крикнул офицер.

Вошел солдат с лампой. Офицер увидел бледное лицо с закрытыми глазами, обрамленное белым

колпаком, надвинутым на голову до бровей, и белым одеялом — до подбородка.

— Что у вас за больная?

— Я вас не понимаю, — переспросил профессор.

— Я спрашиваю, что у вас за больная, откуда она и что с ней?

— Это частная жительница, попала под машину, перелом костей ноги и руки. Лежит в гипсе.

— Где у вас еще комнаты? Показывайте.

Профессор показал немцам ванную и повел в кладовую. Когда был осмотрен каждый уголок дома и

двора, немцы собрались уходить. Профессор в душе восторгался удачей Но офицер вдруг резко повернулся и

объявил:

— Я хочу осмотреть больную. Дайте лампу в кабинет. — Профессор как будто не слышал этих слов. —

Дайте же лампу, я говорю.

Все снова вошли в кабинет. Офицер сдернул с Тани колпак и отшатнулся в изумлении Потер свой

здоровый глаз и вновь уставился на девушку. Наконец его лицо перекосилось в улыбке.

— А-а, прекрасная Берта Шлемер! Какая удача! Она еще жива? Какая удача! Взять! — скомандовал он

солдатам.

— Не троньте, не позволю! Ее нельзя трогать, — запротестовал профессор, дрожа всем телом. — Мое

дело лечить. Я всех лечу. — Дрожащей рукой он совал офицеру справку

Офицер схватил бумажку, разорвал ее, бросил клочки на пол и повторил: