темными бровями было утомлено, под глазами виднелись большие синие круги. “У нее, наверное, грудной

ребенок, и она не спала ночь”, — предположила Таня.

— Все это надо скушать, — сказал профессор, ставя свой поднос на столик.

Таня проглотила несколько ложек бульона и поблагодарила. Но профессор настаивал, чтобы она съела

все, что приготовила жена. Подчиняясь воле врача, Таня без всякого аппетита жевала и глотала то, что давала ей

хозяйка.

Почти целый день Таня проспала. Когда отдыхали профессор и его жена, около больной дежурил Ян

Дроздовский.

Утром обо всем происшедшем за ночь стало известно в штабе партизанского отряда. Андрей узнал, что

Таня ранена, ей оказана квалифицированная помощь и сейчас она находится на квартире профессора

Витковича.

— Надежный ли этот профессор, не выдаст он Берту? — спросил Андрей у командира отряда.

— Профессор этот — человек наш. Он уж спас от смерти многих наших партизан. Нет, он не выдаст. Но

тут другая опасность есть.

— Могут пронюхать гестаповцы? — перебил Андрей.

— Это сейчас самое страшное, — продолжал руководитель партизан. — Хотя дом профессора Витковича

пока у гитлеровцев вне подозрений, профессор более года работал у них в госпитале, и сейчас они довольно

часто приглашают его в госпиталь на консультации к своим офицерам. Виткович очень крупный специалист в

своей области. Но может совершенно случайно угодить в его дом какая-нибудь облава…

— И тогда — все! — застонал Андрей. — Что же делать?

— Надо взять Берту и вывезти сюда, в лес. И сделать это надо немедленно, сегодня же ночью.

Андрей связался по радио с полковником Сергеевым, шифровкой доложил ему обо всем и о предложении

командира отряда. Полковник приказал вывезти Таню в партизанский отряд, а потом за ними будет прислан

специальный самолет.

Эту ответственную операцию поручили Ксении и деду Морозенко Назначили им в помощь еще

пятнадцать партизан во главе с Козловцевым. Несколько облегчало выполнение задачи то, что вся группа

Козловцева была еще в городе.

С наступлением темноты группа стала пробираться в условленное место, где должны все встретиться,

куда явится также и Ксения. По городу то и дело разъезжали немецкие патрули, шныряли полицейские. На

каждом углу партизан подстерегала опасность. Каждому надо было вести себя очень осторожно. Но люди в

группе Козловцева были все опытные, смелые и решительные.

К двенадцати часам ночи все были в ч сборе в пустом сарае одного из заброшенных дворов, недалеко от

улицы, где жил профессор и где была Таня.

Партизаны вполголоса обсуждали события прошедшей ночи, ругали себя за политическую близорукость

и потерю бдительности.

— Вот паразит-то! И как это мы его не раскусили, этого предателя? — сокрушался здоровенный дядя,

саратовец.

— Пашку жалко, — сказал кто-то.

— А Клава! Вот герой настоящий! Говорят, ее заморозили в бочке и она все вытерпела, ни слова не

сказала.

— Вот ведь как подделался гад! Да его бы, подлюгу, сразу надо было повесить.

Пришла Ксения с дедом Морозенко.

Коротко посовещались. Решили идти группами. Сначала пойдет Ксения с дедом. Потом будут

пробираться еще двое. За ними будут следовать парами остальные. Определили маршрут движения.

…Ксения и дед Морозенко со всеми предосторожностями пробирались на улицу, где жил профессор,

стараясь не вызвать подозрения к этой квартире.

Влажная земля почерствела от легкого мороза; на небе загорелись звезды; тьма отступала от города,

всходила бледная холодная луна.

— От ще чортов мисяц! — ворчал дед.

— Это, дидуся, не месяц, а луна, — засмеялась Ксения.

— Хай луна, шоб ий смолой икалось!

— Но и при луне, дедуся, легче ускользнуть, чем днем. Конечно, посетить дом профессора днем было бы

удобнее, но для нас это не подходит.

На улице сзади них появилась грузовая машина.

— Неужели патрули? — произнесла Ксения.

— Щоб им на тому свити смолой икалось! Що робити? Назад неможно, бо воны нас бачили.

Ксения оглянулась — партизан на улице не было, — они исчезли в подворотнях, видимо, раньше

заметили машину.

— Вот дойдем до улицы и повернем направо, а там сховаемся в каком-нибудь дворе, — предложила

Ксения.

Они дошли до угла и, повернув направо, быстро прошли шагов двести.

— Побежим, побежим, диду, вон сад виднеется. — Они побежали с такой осторожностью, что стука их

ног не было слышно. Но сзади послышался гул мотора, и машина повернула на ту же улицу.

— Щоб им на тому свити смолой икалось! Що робити?

— Бежим быстрее. Теперь уже ничего другого не сделаешь. У них подозрение.

Они побежали быстрее, но были настигнуты. Машина остановилась. С нее соскочили три немца.

— Хальт!

Ксения и дед продолжали бежать.

— Не стрелять. Забрать живыми, — кричал из машины офицер. Немцы побежали, держа автоматы

наготове.

— Не утечем, дивчино, — дед еле переводил дыхание. — От калитка, тикай, мое серденько, тикай, моя

ясынька, а я нимцев попридержу.

Немцы уже близко. Ксения юркнула в калитку. На деда сзади набросился немец. Дед стряхнул его с себя

и в упор выстрелил из пистолета, немец свалился замертво. Но за ним были еще двое. Вторым выстрелом дед

свалил еще одного. Третий метнулся за угол. К нему подбежали остальные. Их было человек двадцать. Все они

ринулись к деду. Дед бросил в них одну за другой две гранаты. Раздалось два сильных взрыва. Дед завернул во

двор. Там его подхватила Ксения, и они побежали.

— Тикай, мое серденько, я их попридержу, бо двум же не

втикты, — сказал дед и упал в тени. Ксения побежала.

Солдаты ползком подались во двор. Но дед лежал в тени и

хорошо видел немцев, как они, освещенные тусклой луной, ползли

к нему. Он прицелился и выстрелил, а вслед прогремели два выс-

трела сзади него. Два немца уткнулись головами в мостовую. Это

стреляла Ксения. Она не могла оставить деда.

— Та тикай же, доченька, швыдче! — крикнул дед.

Оставшиеся в живых немцы начали стрелять короткими оче-

редями из автоматов. Дед прижался к земле. Выпустив по не-

скольку очередей, они подождали. Было тихо. Немцы встали и по-

бежали в сторону деда. Дед этого только и ждал — выстрелил, еще

один споткнулся Немцы снова залегли и открыли беспорядочную

стрельбу по всему двору. Дед молчал. Он сунул пистолет за пазуху,

вынул из кармана гранату. Немцы, их осталось человек десять, не

поднимаясь, стреляли. Дед лежал, соображая, что же делать ему

дальше. Вдруг с другой стороны ударили по немцам из автоматов.

Это подоспела группа Козловцева. Немцы вскакивали, бежали на

улицу, но пули партизан настигали их.

Ксения подбежала к деду и схватила его за руку, помогла

встать на ноги.

— От и повоювалы. Щоб им на тому свити смолой икалось,

— говорил дед, тяжело дыша. Ксения изо всех сил тащила его.

— От бида, що нога у мене отнялась. Як же буде с пасекою?

Ксения поняла, что дед ранен в ногу. Подбежали остальные партизаны. Подхватили деда. На улице

заревел мотор.

— Вот черт, про машину-то мы забыли. Бегом на улицу, — крикнул Козловцев.

Партизаны кинулись на улицу, но было уже поздно — машина удалялась с большой скоростью.

— Удрал шофер, жалко, — бросил кто-то из партизан.

— Да, жалко — упустили. Сейчас он притащит сюда целую роту, — заметил Козловцев. — Забрать у

немцев оружие, документы, — распорядился он.

На улицу выбежала Ксения.

— Дедуся ранен в ногу, — сообщила она, — я перетянула ему ногу и отправила его с двумя партизанами.

— Хорошо, — ответил Козловцев. — Успеют они до света доставить его на базу?