Лучшие мастера-строители, художники и архитекторы в спешном порядке отстраивали дворец, некогда принадлежавший губернатору, отцу Драганы, но теперь подаренный Эллу. И вот он был готов.

Все комнаты на первом этаже: большая гостиная, комната для отдыха и кабинет хозяина, несколько комнат для прислуги, столовая, кухня и буфет; и все помещения второго этажа: здесь тоже была большая гостиная, каминный зал, где принимались гости в холодную ветреную погоду и устраивались чаепития, второй кабинет хозяина и прилегающая к нему библиотека, бильярдная и спальня — все комнаты на первом и на втором этажах были спешно отремонтированы, сюда на пароме была доставлена любимая мебель, книги, картины и прочая домашняя утварь из городского дворца и загородной виллы Элла; и под руководством архитектора и художника всё было развешено и расставлено, и только тогда сюда переехал Элл Битчер. Неподалёку же от магната разместились управляющий его танкерным флотом, юристы, финансовые и технические консультанты. Денег на персонал и на своё содержание Элл не жалел; по его просьбе была сделана ревизия доходов и расходов — оказалось, что за последнее время в связи с большим подорожанием российской и арабской нефти его доходы сильно увеличились, общий капитал, включая и его имущество, составлял более семи миллиардов. И, как мы уже сказали, половину этого капитала он подарил Драгане, сделав её вторым после себя акционером компании. Вот так, в один момент, наша героиня стала владелицей капиталов, позволяющих ей вступить в могущественный Клуб миллиардеров и сидеть там рядом со знаменитым дедушкой. Но она со вступлением в клуб не торопилась, хотя дед Драган ей и сказал: эту акцию в твоей жизни затягивать не следует.

Элл ожидал Драгану в гостином зале первого этажа. Как всегда, о ней никто не докладывал, она вошла тихо, приблизилась к нему сзади и, как она делала в детстве, закрыла глаза ладонями. С тех пор, как с ними произошла ракетная катастрофа, она как своя, родная, приходила к нему в его комнаты, а теперь вот и к нему во дворец. И каждый раз целовала его в щёку или в голову, а то прижималась к его плечу.

— Дана,— он всегда называл её ласково: Дана,— открой балкон, я хочу слышать и видеть, как резвится океан,— может быть, сегодня случится цунами. Я видел страшный сон, будто к нам на остров идёт цунами. Я прочитаю молитву, и ураган стихнет.

Дана набросила на него плед и провела на балкон. Свет из окон, точно лучи фонарей, освещал прибрежную мглу над океаном, точно руками пытались отодвинуть и мрак сгустившейся ночи, и мокрые клубы несущегося с юга на север воздуха... Ураган набирал силу, и сердце Драганы сжималось от каких-то тайных, неведомых раньше тревог.

— Тебе не страшно? — жалась она к его плечу.

— Нет, мне не страшно. Мне хорошо. Я уж наслушался о конце света,— думаю теперь, что и вправду с нами должно произойти что-то страшное. Тебе не кажется?

— Нет, не кажется. Я не хочу, чтобы с нами что-то происходило. Я хочу жить. И хочу, чтобы людям было хорошо.

— Всем людям?

— Да, всем.

— Но ты же говорила, что на свете есть племена, есть целые народы, настроенные враждебно к другим людям.

— Да, такие народы есть, но я и им не желаю зла. Я бы хотела их исправить, помочь им. Они, как больные, требуют лекарств и лечения.

— Я в это не верю, я думаю иначе: в каждом народе есть экземпляры хорошие и плохие. А твоя философия мне не нравится. Боюсь, что ты ошиблась в выборе темы для своей научной работы. Прости меня, но я так думаю.

Драгана не отвечала, она не впервые слышит от него такой упрёк и знает причину его недовольства. Сам он не знает своего рода и племени, а такие люди равнодушны к судьбе других племён и народов,— им никого и ничего не жалко, они бы не хотели искать врагов,— может быть, из-за боязни, что в этих поисках кто-то доберётся и до них. Они признавали правой и достойной уважения только одну категорию людей, так называемых «граждан мира», «общечеловеков», а всех остальных зачисляли в разряд «красно-коричневых» и в праве на жизнь им отказывали. Если говорить проще, Элл был интернационалистом, а Драгана придерживалась противоположной философии. Ещё будучи студенткой, она в свой блокнот записала известную фразу Арнольда Тойнби: национализм является «могущественной религией отчасти потому, что он стар, как само человечество, и вечно молод».

Элл любил Драгану, и это чувство застилало от него все другие помыслы, но в последнее время, после нескольких продолжительных бесед с Даной на эту щекотливую тему, он однажды даже подумал: а если бы Драгана стала его женой, как бы они преодолели эти разногласия?.. Но тут же он себя и успокаивал: приведись им быть вместе, эти разногласия быстро бы развеялись. И в этом, конечно, Элл глубоко ошибался. Поверхностные натуры — да, они легко бросают свои общественные воззрения, но Драгана была не из той породы людей; для неё-то как раз и было самым главным в человеке его отношение к Роду, национальности; его патриотизм.

Порыв ветра налетел на балкон, и Элла вместе с костылями отбросило в угол ограды; он вскрикнул и обеими руками схватился за железные прутья. Драгана ринулась к нему, но её подхватил новый порыв, и она очутилась у ног Элла. Сильными руками он схватил её за воротник тёплого халата, подтащил к себе и прижал к балконной ограде. Как раз в это время у двери появились Борис и Павел; они увидели Элла и Драгану, ринулись к ним на помощь, но тут же и сами были сбиты новым яростным ударом.

— Держись за ограду! — кричал Борис Павлу, который распластался рядом с Драганой у ног Битчера. Борис на животе подполз к ним и обхватил Павла и Драгану. Так они, свившись в клубке, держались под ударами ветра, набравшего к этому часу наибольшую свирепость. Драгана первая оправилась от испуга, рассмеялась, и смех её радостный и звонкий смешался с воем непогоды, но был услышан всей несчастной командой молодых людей, приободрил их и побудил к активным действиям. Борис захватил за руку Элла, рванул его к двери и втолкнул в зал. За ними вбежали и Павел, и Драгана. И здесь в зале хотя и не оставил их совсем буйный гнев океана, но они почувствовали себя в безопасности.

— Во, ураган! — воскликнул Павел.— Мне кто-то сказал, что сегодня к ночи он разыграется.

И подошел к Дане, поправлявшей причёску, но ещё не вполне пришедшей в себя. Она сказала:

— Здесь у нас так. Но, слава Богу, не цунами, а ураганы налетают на остров и всегда внезапно. И бушуют они в конце лета; видимо, солнце нагреет океан, и он своим горячим дыханием возмущает небо. Страшно бывает, но я люблю эти шалости природы; я в молодости, когда училась в школе, даже купалась во время ураганов,— впрочем, до тех пор, пока дедушка не наказал меня.

Потом они пошли в каминный зал, где к тому времени главный камердинер Элла богатырского сложения негр Том распалил дрова в камине и вместе с поваром и официанткой, тоже негритянками, накрыл стол для чаепития.

Молодые люди впервые собрались у Элла и почти любовно общались друг с другом. Драгана сказала:

— Элл стесняется вас, но я выступлю от него адвокатом. Он хотел бы пройти у вас курс лечения,— и, может быть, не один раз.

Друзья ответили не сразу. Борис не знал, как отнесутся к этому дядя Ян и дедушка Драган. К тому же, он ещё не был уверен в том, что его лучи совершенно безвредны для человека. Пожал плечами, сказал:

— Проблем нет, но вопрос этот надо обсудить на семейном совете. Пациент слишком важный, и тут нужен консилиум. Без совета со старшими не можем принять решение, хотя, разумеется, метод лечения у нас универсальный и кроме пользы от наших процедур ничего произойти не может.

Борис говорил глухо, сбивчиво, и в голосе его звучали не то опасение за возможный неуспех лечения, не то какой-то душок малодушия, и он не знал, как вывести разговор на весёлую бодрую тональность.

Повернулся к Эллу, тронул его плечо:

— Я очень хочу вам помочь, мы сделаем всё, и в этом, вы, пожалуйста, не сомневайтесь. Если не возражаете, мы с Павлом завтра же зайдём к вам и визуально обследуем ваш позвоночник, посмотрим рентгеновские снимки. Нам всё это нужно для того, чтобы избрать верную тактику лечения.