Обыкновенно немногословный и сдержанный в своих чувствах дед Драган, оставшись наедине с сыном, не умолкает от распирающих его восторгов. Они гуляют по берегу океана, и дед говорит:

— Ты только представь, сын мой, какое оружие массового подавления болезней получают народы! У меня дух захватывает, я умом своим объять не могу всю громадность попавшего нам с тобой в руки открытия!

Адмирал Ян пытался охладить пыл престарелого магната, известного во всём деловом мире своим талантом превращать малые дела в великие, делать из сотни долларов миллион, а из тысячи миллиард. Сдабривая ядовитым скепсисом каждое своё слово, говорил:

— Не торопись, отец. Надо ещё смотреть и смотреть, думать и думать. Вдруг как завтра придём к Дину Стиву, а его снова вяжут верёвками и он кричит, как резаный поросёнок. Явимся к архитектору Ферри, а он тычет в нас пальцем и говорит: «Смотрите, к нам пришли Наполеон и Александр Македонский». Ты, конечно, меня извини, но я ни в какие лучи не верю. Это или мы с тобой бредим, или встретились во сне и рассказываем друг другу сказки. Скажу тебе по большому секрету, что я однажды от этого русского парня Простакова слышал, что приборчик его не токмо лечить способен, но стоит повернуть его на три лишних деления — и человек из тихого идиота в буйного превратится. А?.. Что ты мне скажешь, если этот его приборчик и такую ещё способность имеет?

— Ну, это уж и совсем невероятно, но если это и в самом деле так, то будем считать, что конец света мы далеко от себя отодвинули. Я давно слышал, что славяне выживут в борьбе с неграми и китайцами. Нас русские спасут. Недаром же их землю господь Святой Русью назвал. А великий мудрец позапрошлого столетия Александр Иванович Герцен сказал: «Славяне — это грядущая часть человечества, вступающая в свою историю».

— Говоришь, китайцы?.. Они тоже, что ли, славянам угрожают?

— Ну, китайцы... Пока они вроде бы не точат зуб на русских,— утешал старик.

— Не точат, говоришь? Да, пока не точат. Пока они ещё слабы, и Россия нужна им как союзница, как щит от Европы и Америки. А вот свалятся в пропасть истории и та и другая,— а это случится непременно и довольно скоро,— так и попрут на Россию сыны Поднебесной. Нам тогда куда бежать? Сербы от албанцев глупых попятились, а уж тогда-то...

— Вот тогда и пригодится приборчик Простакова; бомбы ядерные пусть лежат на складах, а по всем армейским казармам противника пройтись с приборчиком, и пусть они, и в первую очередь генералы, адмиралы, забьются в истерике, как Дин Стив. Вот это будет война! Ты только руку на соседа поднял, а тот хлопнул незримым лучиком, и тебя уж затрясло, залихорадило. А?.. Что ты на это скажешь, отец?.. Одного я только боюсь, как бы у нас из-под носа не умыкнули этого самого Простакова. Недаром же тут возле него вьются, точно летучие мыши, Иван Иванович и Ной Исаакович. Ты мне не скажешь, чьи они люди? Я братца-губернатора давно просил освободить нас от этих соглядатаев, а он говорит: «Пока не могу этого сделать. Слишком большие силы за ними стоят».

— Да, это так, сын мой. Чувствую за ними чесночный запах глобалистов, а ещё и финансовые тузы какие-то. Может, за Ноем русский олигарх Абрамович. У него миллиардов много, а если миллиард... Его бойся. У миллиарда руки длинные. Прими меры, чтобы главная тайна русских учёных хранилась только в наших карманах. А тайна эта...— вот та самая способность приборчика человека превращать в полного идиота. Глобалистам здоровые люди не нужны; им и вообще люди не нужны, а нужны рабы и лакеи и в таком количестве, чтобы добывать нефть и убирать города и их усадьбы.

— Да, на этом фоне дела на нашем острове приобретают особое значение. Если и дальше так у нас пойдёт, мы скоро превратимся в могущественнейших людей на свете. Я теперь всю свою военную смекалку поворочу на то, чтобы крепче зажать в наших руках приборчик Простакова и не позволить Ивану Ивановичу и Ною как-нибудь объехать нас. А что они что-нибудь да замышляют, это уж точно. Так и гляди — ножку подставят.

Обыкновенно помолвленные жених и невеста и до свадьбы, и после свадьбы строят планы своей жизни, у наших ребят планы были так грандиозны, что они боялись даже говорить о них. Оба они мечтали помочь своим народам; Борис — русскому народу, Драгана — сербам, а оба вместе — славянам. Объединить славянство, превратить этот народ в силу, способную спасти род людской от грядущего конца света,— такие у них были мечты и задачи. Об этом они говорили часто, горячо, и хотя в глубине души страшились этой цели, но шли к ней упорно и неотвратимо.

Любопытно, что молодые все события своей новой жизни встречали относительно спокойно и даже как будто бы с весёлым безразличием. Прошёл месяц после помолвки, прошёл и второй, и третий, а радость обретения друг друга оставалась той самой первой, внезапной и оглушительной, которая свалилась на них в день помолвки и в первые дни после неё. Распорядок жизни у них не менялся, они по-прежнему трудились, но только часто заходили друг к другу, обнимались, целовались и снова разбегались по своим рабочим местам в лаборатории. Вечером шли на ужин или на вечерний чай к дедушке или к дяде, а уж потом в полночь расходились по спальням.

Впрочем, Борис о своих научных делах больше молчал; к ним в биологическую лабораторию вернулась с материка из госпиталя вся прежняя команда Арсения Петровича и сам Арсений Петрович, но что было интересно и волновало Простакова — к ним почти ежедневно прибывали всё новые и новые люди, которых приглашал из России Арсений Петрович и ближайшие его помощники. Лаборатория расстраивалась, расширялась, и денег на её расширение дедушка Драган не жалел. Он лично встречал на пристани и на домашнем аэродроме вновь прибывающих, знакомился с их жёнами, радовался, если они приезжали с детьми, и говорил, что на каждого ребёнка деньги будут выдавать отдельно. «Там ваша власть в России вымаривает и выстуживает русских по миллиону в год, миллион беспризорных детей бродит по улицам, а мужики до пенсии не доживают,— вот вы и пополняйте русский народ — назло всем врагам нашим».

Заканчивалась отделка помещений новой больницы и трёх клиник при ней. Физико-механическая лаборатория, которую возглавлял Павел Неустроев и которая за три месяца превратилась в настоящий экспериментальный завод, изготовила десять установок по «обстреливанию» больных лучами Простакова. Эти установки представляли собой таинственные сооружения, рассчитанные на внезапное и сильное психологическое воздействие на больного. Врачи заранее готовили больных к процедуре, говорили им о необычайной силе и свойствах чудо-машины, изобретенной русским гениальным учёным, о действии лучей, способных в одно мгновение восстановить все природные функции мозга и даже усилить умственную способность человека. Не надо только бояться этой машины, её волшебных лучей — надо сидеть спокойно и даже не закрывать глаза, а все вспышки и сияние лучей воспринимать как Божественную силу, посланную для восстановления всех природных способностей и сил.

После такой обработки больного одевали во всё чистое, красивое, приводили в порядок его причёску и за руки вели в помещение, где его ждала чудодейственная машина. Открывалась дверь, и больному в глаза бросалось внушительное сооружение, не похожее ни на рентгеновский аппарат, ни на какую другую медицинскую установку. Это было что-то фантастическое, сверкавшее никелем и позолотой, блестевшее стёклами фонарей, объективами кино или фотоаппаратов. И всё крутилось, ворочалось, перемещалось из одной стороны в другую. Аппарат был точно живой; он ждал и звал подходившего к нему человека, а когда больной всходил по ступеням и усаживался в кресло, аппарат вдруг подавал какие-то голоса, ярче сверкал линзами, фонарями и стёклами, и все его рычаги, поручни и колёса как бы оживали и начинали свою таинственную, непонятную для ума человека работу. Потом вдруг всё озарялось светом солнечного протуберанца, и так же внезапно все потухало. Больного брали под руки и выводили из помещения.