Вся эта работа была рассчитана на потрясение психики человека, на внушение чего-то необыкновенного и чудодейственного. Само же лечение производилось оператором, находившимся внутри установки, и заключалось в простом нажатии кнопочки на миниатюрном приборе. Не будь этого громоздкого и сложного аппарата, лечение все равно бы достигло цели, но вся эта придуманная Простаковым и Неустроевым установка и процедура лишь усиливали действие лучей, потрясали воображение.

Прежде других о чудодейственном лечении больных на Русском острове узнали Южные штаты Америки и близкая к ним Куба. Фидель Кастро послал на остров группу врачей с больными, а затем, убедившись в реальности слухов, приказал отправить на остров паром и на нём тысячу больных, нуждавшихся в лечении лучами доктора Простакова. Самому же Простакову он послал приглашение посетить Кубу в качестве его личного гостя. Его письмо заканчивалось словами: «Русские люди с первых лет существования Кубинской республики пользуются у нас глубоким уважением, и мы рады, что именно Русский доктор заслужил в наших краях всеобщую любовь и признательность».

Со дня на день на острове ожидали паром с Кубы.

Большая метаморфоза произошла в поведении доктора-психолога Ноя Исааковича и его шефа Ивана Ивановича. Они с утра появлялись то на вилле адмирала, то во дворце хозяйки острова, то в помещениях биологической лаборатории. К тому времени была закончена отделка личной виллы дедушки Драгана; он то оставался на ночь в апартаментах внучки, то ночевал у себя. На его вилле ни доктор Ной, ни таинственный и вездесущий Иван Иванович не появлялись. Тут принимали только тех, кого приглашал хозяин, а хозяин их явно игнорировал. Не пускали их и во все помещения физико-механических мастерских и лабораторий. Тут на входе стояли по два дюжих парня,— непременно, русских или сербов. Ной Исаакович с ними дискуссий не заводил, а Иван Иванович иногда говорил: «Не понимаю ваших строгостей. Вы могли бы знать, что мы тут люди не посторонние и терпеть ваших порядков долго не будем». А однажды сказал часовому: «Передайте своему главному механику: он может схлопотать большую неприятность».

Часовой эту его угрозу передал Неустроеву, на что Павел сказал:

— Дела наши секретные, и никто без моего ведома к ним допущен не будет.

Однажды к Павлу пришёл адмирал и передал жалобу Ивана Ивановича. Павел спросил:

— А кто он такой, Иван Иванович?

Адмирал пристально посмотрел в глаза Неустроева и глухим голосом, и тоном, в котором звучала неуверенность, заметил:

— А вы думаете, я знаю, кто они такие? Они из тех людей, которые появляются там, где собирается более трёх человек. И всегда за ними кто-то стоит. Но вот кто стоит за этими — я не знаю.

— Но зачем же вы их держите на острове? Да ещё так близко подпускаете к Простакову. Он доверчивый, добрый человек, и они что угодно могут с ним сделать.

На это адмирал сказал:

— Их прислал губернатор штата, мой брат. Я полагаю, они не причинят нам зла. Но как только я замечу неладное, я приму свои меры. А вы работайте спокойно и никого не опасайтесь, только покрепче на замке держите свои секреты.

Делами Павла Неустроева с первых же дней увлёкся дедушка Драган. Его поразила первая же идея Павла: записывать на цифровой диск всю информацию, идущую с материка на остров и обратно. Дед тут же и сказал Павлу:

— Вот эти два молодца... два еврея. Мне бы записать их разговоры.

Павел пообещал через неделю предоставить деду «спектакль двух актёров», то есть запись всех переговоров Ноя со своими людьми. И через неделю такой «спектакль» лежал на столе деда. Он прослушал все записи и всё понял, кому служат эти молодцы, чьи задания они выполняют. Дед пригласил к себе Павла. Показал на серебряный диск. Спросил:

— Много таких разговоров могут на нём уместиться?

— Если они будут беседовать сто лет, то и тогда ещё половина диска останется незанятой.

— А как выделить из тысяч голосов один, вам необходимый?

— Мой прибор не только записывает, но он ещё и мгновенно находит нужного вам человека, нужный вам голос. Тут заодно вмонтирован и компьютер. Стоит набрать имя нужного человека,— ну, скажем: Ной,— и прибор будет записывать только его. Наберите десять имён, двадцать, тридцать, и прибор будет слушать и записывать только эти имена.

— Погоди, погоди. А если, скажем, я хочу записать всё, что сегодня за день наговорил президент Америки, наш Буш, например?

— Пожалуйста: наберите его имя: Буш. Но предварительно я должен записать его голос, хоть одно сказанное им слово: по телевизору, например. И тогда компьютер запомнит тембр его голоса, частоту волн, кантилену и всё такое. И уж тогда он его голос не спутает ни с каким другим. И когда вы захотите слушать его... только его, например, любимого певца, слушайте хоть день, и два, и целый год.

— Ну, а теперь ты мне скажи, любезный, там, на материке, у нас в Штатах и у вас в России, есть такая игрушка?

— Да, есть, но она громоздкая, размещена в просторных цехах и требует большого технического персонала. А кроме того, та, большая машина, ещё не научилась слушать адресно, только один, нужный вам голос. Она слушает миллион голосов и потом тратит уйму времени, чтобы отыскать один из них. Такую задачу без труда выполняет только она вот... которая лежит у меня на ладони.

И Павел показал деду прибор, похожий на маленький радиоприёмник.

— Его устройство известно кому-нибудь?

— Нет, неизвестно. Я потому и завёл в своей лаборатории и в мастерских строгий режим.

— Ты его изобрёл и изготовил там, в России?

— Да, там.

— И почему же ты не продал или не отдал его своей стране?

— Страна-то у нас есть, да только в науке нашей кишмя кишат «человеки с двойным гражданством», а они народ ненадёжный, не знаешь, на какую страну работают.

— Понимаю,— качал головой дед Драган.— Очень даже хорошо я тебя понимаю, друг мой. А теперь мы с тобой долго должны думать, чтобы не опростоволоситься. Ну, ладно, вы пока идите, а я буду соображать, что мы будем делать с этим ещё одним вашим замечательным приборчиком. Мы живём в такое время, когда нас пасут, нас всюду подстерегают Иваны Ивановичи и Нои Исааковичи. Стоит зазеваться, как тут же тебя и обобрали до нитки. Да, да — вот так, мой друг. Я хотел ехать домой, на материк, а теперь ещё поживу тут. Ещё вчера я жил в одном мире, а сегодня этот мир благодаря твоему приборчику стал иным, и мы должны научиться жить в условиях, которые ты для человечества придумал. Вот так, мой друг. Недавно меня ваш приятель Простаков озадачил, а тут ещё и ты заботушку на седины мои свалил. Будем думать, будем думать.

Русский остров лежит в зоне тропического пассатного климата; зимы здесь не бывает, снега не знают. Самая мягкая спокойная погода держится в наше зимнее время, то есть с января по май. Дождей в это время почти нет, температура воздуха умеренная, примерно такая, как у нас летом в Подмосковье. Но вот наступил август — и небо заклубилось облаками, пошли дожди, задули горячие ветры, всё чаще налетают ураганы.

Сегодня Борис и Драгана пораньше закончили работу, Борис пришёл домой, а Драгана зашла в левое крыло виллы, где она поселила Элла Битчера, который, наконец, закончил лечение у русского доктора и перебрался насовсем в дом Драганы. Уральский доктор поднял его с постели, и он, хотя и на костылях, но уже передвигался по дворцу и даже выходил на прогулку. Жил он в первом и втором этажах, и для удобства его передвижения была перестроена лестница, соединявшая этажи; она была пологой и без приступок. Перебралась на остров и прислуга, состоявшая из пяти человек, и водитель, и четыре парня из его охраны. Все они перебрались на остров с семьями, купили дома поблизости от дворца хозяйки острова. Элл знал, что Драгана помолвлена, привык к этому новому своему положению и всё время просил у Драганы и губернатора, и старика Драгана, чтобы ему позволили жить на острове поблизости от семейства Станишичей, которых он считал родными. Теперь же, когда он прослышал ещё и о чудодейственных лучах Бориса Простакова, он надеялся и сам принять курс лечения,— авось лучи прибавят ему здоровья.