Губернатор, собирая этот гремучий коктейль, решился на дерзкую акцию: обработать их «Импульсатором» Простакова. И пока они рассаживались за столом, хозяин, словно бы беседуя с кем-то по мобильному телефону, то удаляясь от гостей, то приближаясь к ним, по каждому щёлкал «успокоительным» лучиком и видел, как приглашённые, один за другим, вздрагивали и хватались за голову. Впрочем, обрадованные, что боль была мимолётной и быстро отступила, оживлялись и важно, церемонно занимали свои места за столом.

И — о, Господи! Верить ли глазам своим и ушам? Только что гости губернатора были важны и надменны, и даже подчёркнутая вежливость и дружественность хозяина не растопляла их суровые сердца, а тут вдруг все ожили, засветились, проявляли взаимную предупредительность. На каждое слово губернатора поворачивались и смотрели на шефа преданно и влюблённо, всем видом своим и жестом демонстрировали готовность повиноваться, и за всё благодарить, и по первому же знаку исполнять малейшее желание патрона.

Как и говорили ему биологи, «облучённые» будут послушны и ласковы, и за всё благодарить, и во всём повиноваться, это будут не люди, а покорные овечки. И в то же время никто не заподозрит в них отсутствия характера. Все будут думать: какие тонкие политики! Какие хитрые дипломаты!..

Губернатор нащупал в своём кармане «Импульсатор», гладил пальцами его холодное, хромированное тельце — млел от сознания, что он есть, что он способен превратить в овечек тысячу вот таких ненасытных, кровожадных гиен, и потом, после подзарядки батареи, снова тысячу целей, и так без конца, хоть десять тысяч, двадцать, а там подбирайся и ко всему человечеству, вышибай злобу и звериные инстинкты из всех живущих на Земле людей. Вот ведь какое чудо изобрели русские ребята, жители острова, который принадлежит его дочери! Радовала ещё и такая мысль, что приборов на Русском острове много, и никто не может ими воспользоваться, кроме людей, которым они будут доверены.

Станишич украдкой оглядывал своих помощников: они станут служить ему верой и правдой, не будет своеволия, интриг, предательства. И люди, возлагавшие на них свои злонамеренные надежды, нескоро поймут, а скорее всего, не поймут и вовсе, что над ними произведена какая-то экзекуция.

Кажется, никогда ещё Урош Станишич не испытывал такой бурной, всепоглощающей радости.

Драгана зафрахтовала в самолёте отдельный салон на пятнадцать человек, и этот славянский партизанский десант с берегов Южной Америки полетел в Белград. За круглым столом в салоне все пятнадцать человек не помещались, и друзья расположились в креслах и на диванах таким образом, чтобы могли видеть и слышать друг друга. Тема их беседы была одна: как умнее, ловчее и незаметнее для любых пытливых глаз провести боевую операцию, ради которой они летели на Родину. Разложили на столе карты, ещё и ещё раз распределяли цели, уточняли, кто и как будет действовать, передвигаться, держать между собой связь и как в случае нужды пускать в ход деньги для подкупа людей, несущих службу на дорогах.

В местах предполагаемых действий проживают албанцы. Прежде, из века в век, там селились сербы. Это были земли, обжитые ещё в древности их предками, перешедшие сербам от отцов и дедов, но пришёл на их землю коварный человек другой крови и веры и с чужим именем Ёся, втёрся в доверие к сербам и возглавил партизанские отряды, ушедшие в горы и боровшиеся в годы войны с немцами за свою родину. Потом, когда Югославию освободили от немцев русские солдаты, Ёся организовал выборы, собрал большинство голосов и стал президентом. На славянских землях он проводил политику братства народов, но скоро заметили, что больше других он любит хорватов. Им он отдал лучшие земли сербов, а для албанцев открыл границы и всячески завлекал их в соседние с сербами районы. Говорил он с каким-то непонятным акцентом и по внешности ничем не напоминал славянина. Сербы начали роптать, называли его вначале хорватом с еврейскими корнями, но затем эту версию газеты стали отрицать и говорили сербам, что он хорват с венгерскими корнями. Сам же Ёся поехал в хорватскую деревню Кубровец к одинокой старушке и назвался сыном, который долго пропадал на чужбине. Но старушка его не признала, сказала, что у неё был сын Ёжа, но у него не было пальца на руке. А между тем на Балканах роптали: президент — чужой человек, у него было восемь жён, и в России он имел жён. Говорить по-сербски он так и не научился, и к сербам относится плохо. Однажды в пылу полемики назвал их придурками. Теперь уже о нём говорили: венгр с еврейскими корнями. К «матери» он приезжал дважды, она жила долго и очень бедно. А в Югославию, между тем, всё больше наезжало албанцев. Так возник «Косовский котёл», то есть такое положение, когда в Косово проживало больше албанцев, чем сербов. И албанцы стали вытеснять славян с их родной территории: рушили православные храмы, жгли дома, резали людей, убивали. Вот в этот «котёл»,— на земли отцов и дедов, а теперь принадлежавшие оккупантам, и летел отряд новых партизан; на этот раз уже без коварного и чужеродного командира, а во главе со своим верным товарищем, сербом по крови Дундичем.

У каждого был «Импульсатор», каждый знал его силу и ещё в лаборатории усвоил приёмы его применения. Для бойцов отряда были изготовлены «Импульсаторы» разной формы: похожие на зажигалку, на большую пуговицу, ременную пряжку и так далее. Здесь, в самолёте, бойцы задавали Драгане свои последние вопросы. У многих ещё оставался страх: вдруг как случится, что боец получит ранение, потеряет сознание и приборчик попадёт в руки врага.

— Ну, а этого опасаться не следует,— спешила успокоить Драгана,— для каждого постороннего человека «Импульсатор» всего лишь мобильный телефон, зажигалка и ничего более. И в любых условиях, в любой обстановке вы пользуетесь им, как вас учили. Ребята из физической лаборатории, а затем и наши русские механики позаботились так хитро встроить в этот мобильник или в пряжку «Импульсатор», что попади он хоть в руки к Архимеду, тот ни о чём бы не догадался. И ещё раз повторяю: направляя луч в свою цель, не бойтесь зацепить ненароком хорошего человека, нашего товарища. «Импульсатор» поразит только такую жертву, которая не имеет славянского генома, то есть набора тех психических и умственных свойств, которыми Бог одарил нас, славян. Прибор поражает лишь отрицательную генетику, то есть геном, заряженный клетками зла и насилия, а если сказать иными словами: он сам ставит диагноз и тут же излечивает человека от всего дурного, что в нём заложено.

— Но поразил же он Арсения Петровича и его товарищей!

— Да, поразил. Но лишь в том случае, когда поток лучей был увеличен во много раз. А кроме того, Борис Простаков с тех пор уточнял его схему и ввел новую программу. И тут я снова с удовольствием повторю: в наших руках не оружие, а средство исцеления, а мы с вами не убийцы, не насильники, нам оружие дал сам Бог, и мы при помощи волшебного «Импульсатора» лишь исправляем ошибки и несправедливости природы.

Драгана говорила книжно, по-учёному, но это была её сознательная лекция; она хотела бы внушить спокойствие и уверенность товарищам по борьбе, вселить в них веру в справедливость и даже великое благородство их миссии.

Ёван Дундич, умевший из любой ситуации извлекать что-нибудь смешное, вдруг заговорил о знакомом банкире:

— Мой старик после налёта американцев на Белград вдруг стал увеличивать свои капиталы и теперь разбух, как паук. И стал жадным, не даёт мне под малый процент деньги. Вот будет потеха, если я щёлкну его «большой дозой»!..

Он повертел в руках «Импульсатор», будто забыл, где на нём прячется эта самая большая доза. Драгана сказала:

— Я знаю этого старика...

— Так вы же и привели меня к нему! — воскликнул Дундич.

— Будьте осторожны с большой дозой; с ним может случиться истерия, и он будет плакать. Его помощники позовут врачей, и они увезут его в психушку. Мы лишимся своего друга в финансовом мире.

— Ну, хорошо! — воскликнул Дундич.— Я зайду в «Альфабанк»,— он там рядом,— и хлопну по башке Арона; он тоже заведует банком, и он — старший внук нашего старика. Что вы на это скажете? Они у нас деньги забрали, и заводы, и все богатства, а мы их по черепку лучиком. То-то будет славно.