ся отдать все золото и серебро. После десятого счета

пеняй на себя. Мы, монголы, шутить не будем, от всей

твоей обители не останется камня на камне. Раз... два...

три...

С каждым счетом нойон загибал палец, а взгляд его,

остановившись на Павлиа, с каждым счетом накалялся

все больше. Павлиа не двигался и молчал.

—

...десять,— выкрикнул нойон и, увидев, что Павлиа

все еще сидит, озверел.— Как ты смеешь сидеть передо

мной, встать!

—

Я калека. С детства у меня ие двигаются ноги.

Я езжу на этом вот стуле с колесиками.

Нойон уставился на странный стул.

—

А ну садись. Я хочу поглядеть, как ты ходишь при

помощи этого стула.

Видимо, монгола искренне, как ребенка, заинтересо¬

вала непонятная игрушка. С помощью воинов Павлиа пе¬

ресел иа стул. Один из них покатил стул от стены к стене

кельи. Нойон глядел и смеялся.

—

А ну-ка, быстрее. Быстрее его катите,— приказал

он своим воинам.— Раскатите, а потом отпустите.

Воины толкнули стул что было силы. Он раскатился и

сильно ударился о стену. Павлиа грузно шлепнулся иа

пол.

Вдоволь натешившись над калекой, монгольский ной¬

он стал злым...

—

Последний раз спрашиваю: кто убил нашего воина?

—

Я его убил,— спокойно ответил калека, вытирая

кровь с рассеченного лба.

—

Ты, безногий калека, его убил?

—

Да, я его убил. За насилье, за жестокость, за неве¬

жество.

—

Ие рассказывай сказки! Как ты мог его убить! Ты,

видно, хочешь спасти убийцу, надеясь, что тебя, как на¬

стоятеля, мы не тронам. Но в «Яссе» Чингисхана ничего

ие сказано о настоятелях монастырей. Мы наказываем

всех. Перед нами все равны — цари и рабы, настоятели

и простые монахи.

—

Вашего монгола убил я,— спокойно, но упрямо по¬

вторил Павлиа.

Нойон вдруг каким-то чутьем понял, что монах, мо¬

жет быть, и не врет.

092

—

Хорошо. Сейчас мы тебя накажем. А чтобы не бы¬

ло ошибки и чтобы настоящий убийца не остался без на¬

казания, мы так же, как тебя, накажем и всех остальных

монахов.

—

Виноват один только я, за что же наказывать

остальных?

—

Они виноваты уж тем, что служили и подчинялись

такому настоятелю, как ты, настоятелю-убийце. Огня! —

крикнул нойон, и нукеры, подстегнутые приказом, броси¬

лись вон из кельи.

Через некоторое время в окне показался огонь. Насто¬

ятель повернулся окровавленным лицом к распятью и на¬

чал молиться. Все вокруг него перестало существовать.

Монгол некоторое время с удивлением глядел иа мо¬

лящегося калеку, какая-то коварная мысль промелькну¬

ла у него в голове, и он сказал:

—

Эй, вы, посадите его иа то высокое кресло, на троп

настоятеля монастыря.

Павлиа посадили.

—

Выкатите кресло на середину. Так. Хорошо. При¬

вяжите его покрепче.— Нукеры выполняли каждое при¬

казание своего начальника.— Обложите его со всех сто¬

рон драгоценными книгами. Сейчас ои ими подавится.

Нукеры засуетились. Они срывали с полок и вытряхи¬

вали из сундуков тяжелые книги в дорогих и красивых

переплетах. Для них это были просто непонятные предме¬

ты, которые могут гореть. А это были сочинения Аристо¬

теля, Платона, Прокла Диадоха, блаженного Августина,

Петрэ Ивери, Иоанэ Петрици... Некоторые книги разди¬

рали на листы, некоторые клали целиком, стопками, об¬

кладывая ими со всех сторон связанного монаха. Получи¬

лась пирамида из книг, поверх которой виднелась только

голова настоятеля.

—

А теперь зажигайте!

Трое воинов поднесли свои факелы к подножию чудо¬

вищной пирамиды, и тотчас взметнулся огонь. Пламя

скользило поверху, к лицу Павлиа оно подобралось быст¬

рее, чем к ногам. Старик закусил губу от боли, но тут же

взял себя в руки и, обратив лицо к распятью, начал мо¬

литься:

—

Благодарю тебя, господи, что удостоил меня муче¬

нической смерти. Прости их, господи, ибо не ведают, что

творят.

693

Огонь постепенно разгорался. Пергаментные листы

сильно дымили, по келье хлопьями носилась черная са¬

жа. В завихреньях черных хлопьев и красных отблесков

скакали и бесновались вокруг огня, гримасничали похо¬

жие на чертей казнители. Не скакал только нойон. Он не

спускал глаз с лица монаха. Неужели не застонет, не¬

ужели не выдаст боли?

Павлиа скосил глаза на книги. Вот он увидел, как за¬

гораются переписанные красными чернилами листы

«Одиссеи», вот начала коробиться на огне книга великого

Руставели.

«Еще ни один мученик не удостаивался гореть иа

столь священном огне»,— мелькнуло в сознании Павлиа.

Летопись Грузии, на которую он потратил всю свою

жизнь, горела тоже.

«Пусть погибает и эта книга. Пусть. В ней свиде¬

тельство нашего падения и позора. Пусть она не дойдет

до потомков. Пусть они ничего не будут знать о падении

великого Грузинского царства. Буду терпеть, пока ие до¬

горит эта книга»,— загадывал Павлиа и терпел. Потом он

переводил взгляд иа другую книгу. Сгорая, книга сохра¬

няла свою первоначальную форму, хотя она была уже не

книга, а только пепел.

Павлиа, со всех сторон охваченный огнем, вдруг при¬

встал. Конечно, привстать, безногий и к тому же привя¬

занный к стулу, он не мог, но он рванулся вверх, и в это

время ему показалось, что он поднялся на ноги. Из дыма

и пламени вдруг загремела песня:

«Достоин

воистину,

коль славим его».

Монголы, потрясенные мужеством калеки, остолбене¬

ли, прекратили свои пляски, они смотрели затаив дыха¬

ние. Павлиа пел всей душой, всем сердцем. Он чувство¬

вал свою близость ко всем тем, кто до него уже пожертво¬

вал собой и принял мученическую смерть во имя бога или

родины. Боль была где-то там, внизу, в руках, в ногах,

вовне. В сознании же Павлиа не было никакой боли. В его

сознании осталась только одна вера. Тело его было еще

живо и болело, но душа была уже выше своего неуклю¬

жего вместилища, выше огня, выше тлена. Она была око¬

ло бога.

Подожженный со всех сторон, монастырь пылал, как

свеча.

694

Монгольские отряды не осмеливались переходить по

другую сторону Лихского хребта, или, может быть, им

пока это было не нужно. В Восточной же Грузии они

утвердились прочно. Ввели свои порядки, ввели десятки

никому не ведомых до сих пор налогов. Чиновники по

сбору налогов рыскали ио деревням, отбирая у крестьян

коней, быков, последний кусок хлеба. Грузия обнищала.

Исчезли богатства и достаток. Зато расплодилось много

бродяг и нищих. То и дело попадались иа дороге люди,

протягивающие руку за милостыней.

И все же тяжелее всего другого была воинская повин¬

ность. Насильно забирали молодых и сильных мужчин,

отрывая их от семей, от родины и угоняя за тридевять зе¬

мель завоевывать чужедальние страны. Повинность эта

была бессрочной, она кончалась только смертью угнан¬

ных.

Под тяжким ярмом монгольского ига народ глухо бро¬

дил и волновался. Тетива терпения была натянута сверх

всяких пределов. Мужчины, чтобы избежать воинской

повинности, уходили в леса. Гнев назревал, но его нужно

было направить.

Сначала царский двор, укрывшийся за Лихскими го¬

рами, искал поддержки в других странах. Была еще раз

предпринята попытка собрать войско из пародов, жи¬

вущих по другую сторону Кавказского хребта, ио из

этого ничего не вышло. И за Кавказом хозяйничали

монголы.

Тогда грузинская царица обратилась за помощью к

султану Египта и к папе римскому. Она слала в Египет и