"А правда - моя или не моя?" - спохватилась Александра. В этом учебном году ее назначили куратором группы первокурсников, и хотя времени прошло совсем мало, она уже собрала некоторые сведения с каждом из своих подопечных. И узнать, естественно, могла - только лучше в лицо и при нормальном свете.

Почувствовав наконец исходящий от Александры импульс, девушка вздрогнула и обернулась. Вера Коренева, студентка ее группы! И тут же со стороны лестничной площадки возникла девица номер два - Маня Деревенько, тоже из подопечных Александры, с Верой они были подругами. Обе, увидев кураторшу, смутились, словно их застали врасплох.

- Что ж, девочки, добрый вечер.

Спохватившись, они вперебой поздоровались и сразу залопотали о том, что сейчас уйдут - маленько, по выражению Мани, припозднились, но уже собираются...

- А я смотрю - кто там, не бомбу ли подкладывают, - пошутила Алек­сандра. В самом деле, ситуация была похожей. Если б не Верино чтенье, да не то, что обе девочки не годились для этой зловещей роли, можно было подумать именно так.

- Что вы, Александра Иванна. Просто нам на работу скоро, домой зае­хать не успеваем, а на улице дождик, - объяснила Маня.

- Вы работаете?

Это было для Александры новостью, особенно в отношении Веры. Маня, приезжая, снимает угол (надо похлопотать за нее насчет общежития) и, само собой, нуждается в деньгах. Но Верина семья, по имеющимся у Александры данным, являлась достаточно обеспеченной. Впрочем, чего в жизни не бывает...

- Мы дежурим по ночам в детском доме. Не каждый день, - уточнила Маня, прочитав на лице кураторши сочувствие. - Когда не дежурим, валимся в постель сразу после лекций, чтобы отоспаться. - Она слегка засмеялась.

Все это вызвало у Александры искреннюю симпатию. Учиться и работать - таких людей она уважала. И отец бы сказал - молодцы девчонки - особо отметив, что подрабатывают они не какими-нибудь моделями-манекенами, барменшами ночными, а по-настоящему нужным делом. Благородным и к тому же малооплачиваемым.

Вера стояла молча, успев спрятать свое чтенье, на которое Александре любопытно было бы взглянуть, улыбалась слегка принужденной улыбкой, долженствующей показать, что внимание кураторши ей приятно. На самом деле она явно ждала, чтобы разговор свернулся. Маня с готовностью ожидала новых вопросов, но и в ее вскинутых серо-голубых глазах плескалось на дне некоторое нетерпение. Задерживать их дольше было неделикатно. И Александра, еще раз заверенная, что девочки сейчас уйдут, направилась посмотреть, не текут ли в туалетах краны.

За ее спиной шуршали куртки (знали, хитрюги, что гардероб будет за­крыт и где-то прятали, должно быть, в ближайшей аудитории), вжикали молнии, щелкали пластмассовые кнопки-застежки. Сквозь этот легкий «га­лантерейный» шумок долетел приглушенный голос Веры:

- А может, в метро?

- Что ты, девушка, мешком стукнутая? - так же шепотом отозвалась Маня. - Завтра дочитаешь.

Александра обернулась раньше, чем успела дать себе отчет в том, что сейчас никто иной как она сама намерена лезть в чужие дела. Но, с другой стороны, надо выяснить, что Вера читает – может, тут вскроется нечто важное... К тому же Александра должна была признать свою личную заинтригованность, за которую себя осудила. Но первое соображение переве­шивало второе. А девочки уже смотрели на нее вопросительно - зачем вернулась.

- Во сколько у вас дежурство?

Они ответили с удивленьем, так как считали тему исчерпанной.

- А ехать далеко? - продолжала допытываться кураторша. Узнав, куда ехать, она заговорила уверенно, как человек, принявший определенное решение:

- У вас еще уйма времени. Чем в метро сидеть (Вера вздрогнула и за­тем приняла независимый вид), пойдемте лучше пить чай.

По огоньку в глазах Мани и по тому, как Вера стала усиленно отказы­ваться, словно отрезая себе путь к отступлению, Александра поняла - девчонки голодные. Значит, ее предложение в любом случае кстати. Пусть выпьют чаю с теми припасами, которые она из любви к порядку берет каж­дый день из дома, а потом уносит домой нетронутыми - ее аппетит последнее время держится на отметке ноль. А сегодня и вовсе стоял комок в горле, который теперь, кажется, растаял.

Щелчок выключателя - и мрачная аудитория, из которой полчаса назад вышла Александра, обратилась, говоря высоким словом, в светлое прибежи­ще посреди окрестной тьмы. Помаргивая привыкающими к полутьме глазами, девочки смущенно стаскивали только что надетые куртки. Маню Александра отправила набрать в чайник воды, а Вере поручила резать хлеб для бутер­бродов; дощечка-подставка под цветочный горшок отлично подошла и для данной цели. А нож, ложки, чашки - всё это хозяйство было заведено Александрой еще в те времена, когда она не страдала отсутствием аппе­тита.

И вышло как в детективном романе - книжка, о которой неловко было спросить и которую Александре так хотелось видеть, оказалась лежащей на краешке стола. Видно, до сих пор Вера держала ее при себе, а когда руки понадобились для дела, просто положила рядом. И повернуть вниз обложкой не догадалась, так что Александра могла беспрепятственно взглянуть.

На обложке был изображен большой деревянный крест с опущенными вниз концами, какие можно увидеть на старых кладбищах. Над ним переливался розово-красный закат, сбоку трепетали какие-то былинки, клеточки ко­выльной травы. Лентообразная надпись возвещала: Молитвы об усопших".

В сознанье Александры тут же сработало, что все это из области её основной проблемы.

- Ваша книжке, Вера? Можно посмотреть?

Вера кивнула - а что ее оставалось делать? Александра раскрыла страницу наугад и прочла:

"Ты без числа милосерд нам. Ты единый Избавитель, что мы прибавим к подвигу спасающей любви Твоей, но Симон Киринейский помогал нести Крест Тебе, Всесильному - так и ныне благости Твоей угодно спасение близких совершать с участием нашим.

Иисусе, Ты заповедал друг друга тяготы носити.

Иисусе, по смерти милующий нас по ходатайству близких.

Иисусе, союз любви положивый между мертвыми и живыми". [1]

Александра была удивлена. Она ожидала от церковной книги витиеватости, скрывающей в сплетении недомолвок и завитушек слога отсутствие чёткой мысли. Вроде бы обо всем сказано, а конкретно - ни о чём; та­ков был опыт её предыдущих, правда, немногочисленных попыток знакомст­ва с подобными текстами. Они оставляли ощущенье некоей глубокомысленности, искусно нагнетаемой автором (кстати, а кто пишет такие книги?), но ответов на мучившие душу вопросы не давали. Да и можно ли ответить, когда смысл человеческого бытия, проблемы жизни и смерти никому доподлинно не известны? А раз так, то и не обещайте, господа в церковных одеждах, не заманивайте своими книжками, полными красивостей и отступлений, но пустыми по сути дела.

Данный текст при обилии восхвалений не имел тайной цели потопить в них читателя - Александра сразу уловила это своим обостренным на прямоту и порядочность чутьем. Видимо, здесь действительно пытаются дать ответы, которых она не может пока воспринять в силу общего своего незнания. Но это такая малость по сравнению с фактом существования - предположительного, ибо точно еще ничего не известно - книги, ставящей все на свои места.

- Что это? - бестолково спросила Александра, вкладывая в вопрос свою растерянность и едва ли не восхищение. Вера заглянула через её плечо:

- Акафист за единоумершего. - И, подметив непонимающий взгляд кураторши, объяснила: - Заупокойный акафист. Читается отдельно за одного умершего.

- А кто такой Симон Киринейский?

- Он какое-то время нес Крест Христа, - отвечала Вера с таким вол­нением, что Александра сразу отнесла её про себя к разряду верующих. - Христос шел на распятье, теряя под тяжестью Креста сознание. Его при­водили в чувство бичами. А потом увидели, что так ничего не выйдет и заставили нести Симона Киринейского.

- Выходит, Христос не мог донести, - вычленила Александра. - Как же это понять? Он - Бог, обладающий сверхъестественными возможностями.