— Пора! — сказал мне Хюго. Он нечаянно задел мой руль, велосипед вильнул, но уже через мгновение я опять ровно держалась в седле. Я быстро выдернула руку из кармана. Одно только ощущение, что мои пальцы сжимают револьвер, придало мне уверенности. Взглянув опять вперед, на велосипедиста в синем, я поняла, что надо спешить. И я выстрелила, не знаю даже, сколько раз, четыре или пять.

Я не могла понять, в чем я просчиталась. Что-то было не так. Я ожидала, что увижу, как негодяй в синей форме опрокинется, скатится на землю и замрет — так бывало много раз раньше. А этот Друут только спрыгнул с велосипеда. Я проехала вперед, даже не замедляя хода. Я едва могла поверить своим глазам. Значит, я не попала в него? Мельком я взглянула на Хюго. Он ехал наравне со мной, но по другой стороне, так что полицейский находился между нами. Я увидела, как Хюго удивленно открыл рот, он, как и я, не мог поверить, что человек, в которого выстрелили столько раз подряд, останется жив; Хюго, видимо, тоже не способен был представить, что я промахнулась, что этот самый Друут впереди нас неумело торопится слезть с велосипеда. Вероятно, я что-то выкрикнула, какое-то ругательство или предостережение, не знаю, что именно; только вдруг я увидела — все произошло в несколько стремительных мгновений, — как Друут бросил велосипед и схватился за кобуру револьвера. И все же он действовал недостаточно быстро, видимо, что-то ему помешало. Я промчалась мимо него, полуобернувшись в его сторону, и, лишь услышав звук выстрела, затормозила ногой о землю, так как тормоз у меня плохо работал. Я знала, что Друут не успел бы выстрелить. «Слава богу, — подумала я, — значит, им занялся Хюго». Наконец я остановилась, одной ногой ступив на тротуар, и оглянулась.

В пяти-шести метрах от меня, на другой стороне, стоял Хюго с револьвером в руке. Друут, скрючившись, лежал возле своего велосипеда. Я возликовала. Вот сейчас Хюго вскочит на велосипед и помчится по Ботенмакерсстраат, как мы с ним условились.

Однако Хюго на велосипед не садился. Мое ликование испарилось, исчезло почти мгновенно. Друут был еще жив. Это было видно по конвульсивным движениям его плеч и рук. И снова я не поверила своим глазам: бандит поднялся, опираясь о землю левой рукой. В правой он держал револьвер. Я видела его серое, заурядное лицо под блестящим козырьком полицейской фуражки. Перекошенное от дикого страха и ненависти, оно было обращено к Хюго. Но вот рука с револьвером поднялась вверх. Друут беспрепятственно выстрелил в моего товарища. Вот точно так же, чувствуя смертельную опасность, крыса шипит в лицо человеку, поймавшему ее в западню.

Я ничего не понимала. Видела только, как со всех сторон к Друуту бросились люди. Вероятно, прошло не более полминуты. Но мне казалось, время тянулось мучительно долго; так невероятно много событий произошло за этот промежуток времени, когда я попеременно испытывала то сомнение, то удовлетворение, когда испуг снова сменялся уверенностью, словно человеческие чувства способны молниеносно реагировать на события. После выстрелов Друута я на какой-то момент словно отупела и все еще стояла, держа одну ногу на педали и наполовину обернувшись назад, как вдруг меня пронзила мысль, что по уговору с Хюго мне следовало немедленно удалиться отсюда. Я сильно оттолкнулась от тротуара и поехала прочь, а позади меня тормозили автомашины, пронзительно визжала женщина, и все эти разнообразные звуки сливались воедино, создавая впечатление суматохи и сенсации…

Очень быстро все это осталось позади, я поспешила свернуть на Провинциальное шоссе. Я представила себе, что в этот момент Хюго смело, как всегда, пробирается сквозь толпу, которая окружила упавшего начальника полиции; что он уже едет, как мы уговорились, по параллельной улице, мимо вокзала, направляясь к месту встречи. Мне представилось даже, что ловкий и проворный Хюго поспеет туда гораздо раньше меня и я, свернув с шоссе, увижу, что он уже едет впереди. Я сильнее нажала на педали.

Меня очень удивило, что, выехав на Провинциальное шоссе, я не увидела Хюго. Я даже рассмеялась про себя, почему это я вбила себе в голову, будто Хюго непременно опередит меня. Я доехала до вокзала. Там царила тишина, особого оживления не было. Тем не менее я сошла с велосипеда и с напускным интересом стала вглядываться, как грузили корзины, как будто я никогда еще не видела ничего подобного, и украдкой поглядывала на вокзальные часы. Маленькая стрелка несколько раз передвигалась с легким треском; минута шла за минутой. И каждая была драгоценна. Я окинула взглядом шоссе за вокзалом до того места, где стоял дорожный знак «Вестзаан» и где мы с Хюго должны были встретиться. Я не понимала, почему он так запаздывает, и проехала немного назад, чтобы убедиться, не перепутал ли он место нашей встречи, хотя вообще это трудно было предположить. По дороге ехало несколько велосипедистов, но Хюго среди них не было.

В душе у меня зашевелилось томящее, тревожное чувство. Меня охватил озноб, зубы застучали. На лбу выступил холодный пот. Стараясь унять нелепую дрожь, я закусила нижнюю губу. Я никак не хотела признаться самой себе в том, что меня охватил страх. Решительным движением я повернула велосипед и возвратилась туда, где в последний раз видела Хюго.

Там обстановка совершенно изменилась. Редко когда в этом месте скапливалось столько народу. Покушение привлекло не только жителей соседних домов. Пришли рабочие с заводов, железнодорожники, школьники — ведь покушение произошло ровно в полдень; люди толпились на мостовой и на тротуарах. Несколько полицейских из числа старых, честных патриотов пытались заставить толпу разойтись; однако если в одном месте им удавалось рассеять скопление народа, то оно тотчас же образовывалось в другом — точь-в-точь как если бы им вздумалось перекатывать в мешке картошку из одного угла в другой. Я глядела во все глаза, нет ли где Хюго. Но его нигде не было, как не было более и полицейского, который стрелял в него, лежа возле велосипеда… Я с трудом пробиралась сквозь толпу. У меня снова застучали зубы; в голове зародилась мысль, до той поры не приходившая мне на ум: ведь эта жалкая, трусливая раненая крыса в минуту опасности могла укусить, и даже смертельно. До самого последнего момента я не сомневалась, что он стрелял в воздух…

Я заговорила с одной девушкой приблизительно моего возраста. Она была в красном берете, из-под которого торчали белокурые кудряшки, и в таком же плаще, как у меня. Я сделала самое невинное лицо и спросила ее:

— Что тут случилось?

Устремив на меня водянистые голубые глаза, она серьезно и без колебаний сказала:

— Подпольщики уложили полицейского, одного из фашистов.

Видимо, мое простодушное лицо внушило ей доверие. Я кивнула и спросила: — Он умер?

Засмеявшись, она ответила: — Умер.

— А тот, кто покушался? — спросила я.

— Никто не знает, где он, — ответила девушка.

Я еще раз кивнула ей и быстро отошла. Я не испытывала ни удовлетворения, ни гордости, хотя теперь наверняка знала, что Друута нет в живых. Вдруг меня остановил полицейский:

— А ну-ка, барышня, по тротуару с велосипедом идти нельзя… Боже мой, ну что за люди, да проходите же! Нечего тут смотреть!..

Я поставила велосипед на мостовую и, глядя в упор на полицейского, спросила:

— Что, собственно, тут произошло?

Он проворчал, даже не взглянув на меня:

— Покушение… Очередная жертва глупости…

— А покушавшийся вами схвачен?

— Не знаю, — ответил полицейский, уже поворачиваясь ко мне спиной. — А какое вам-то до этого дело? Порядочные люди держатся подальше от подобных вещей…

Значит, ничего… Никто ничего не знает… Может быть, кто-нибудь видел Хюго? Где же он? Я поехала к условленному месту встречи быстро, как только могла, внушая себе, что я зря испугалась, что Хюго уже там, ждет с нетерпением и, вероятно, сердится, что я так задержалась… Если Друут даже выстрелил, то в Хюго не попал. Наверняка он не попал в него.

Снова подъехала я к Провинциальному шоссе. Снова очутилась около вокзала. Подошел поезд. С него сошло несколько человек. Я миновала вокзал и подъехала к перекрестку, в который до того момента вглядываться избегала. Там было пустынно, только одна старушка везла тележку.