Изменить стиль страницы

Довоенные буржуазные правительства, ранее не знавшие ограничений в своей деятельности, почувствовали, что война принимает не совсем желательный для них оборот. Официально они аплодировали Советской Армии, превозносили ее до небес за победы, одержанные одна за другой после Сталинграда. Но, разумеется, капиталистов в ужас приводила одна мысль о том, что по окончании войны солдаты вернутся домой и захотят построить новый, лучший мир… Поэтому еще во время войны правительства в эмиграции стали принимать меры с целью обеспечить себе возвращение в свои страны. Эмигрантское голландское правительство в Лондоне начало засылать в большом количестве агентов в ряды голландского движения Сопротивления с заданием — следить за «левыми» в Сопротивлении и заставить определенные группировки впредь оказывать оккупантам лишь пассивное сопротивление, а также помешать широким массам населения идти за коммунистами в их последовательной активной борьбе и диверсиях против нацистских властей.

И вот почти в каждой группе голландского движения Сопротивления начали работать темные силы, прикрываясь благородным именем «борцов национального Сопротивления». Фактически они делали свое грязное дело в интересах крупных монополий.

Считаем нужным добавить, что эти темные силы вне и внутри Голландии не смогли сломить сопротивления голландского народа немецким нацистам, потому что коммунисты и их союзники в борьбе — социал-демократы, интеллигенция и национальные буржуазные группировки упорно продолжали бороться. Голландский народ был сплочен единством и солидарностью, как никогда раньше.

Против такого единства голландского народа упорно работали агенты лондонского эмигрантского правительства и крупных голландских монополий. Сначала они пытались рассказами о близком вторжении союзников парализовать деятельность массового Сопротивления. Хуже того, «доверенные лица» даже установили в Голландии связь с гестапо, главным образом в последний год войны, обещая гестаповцам совершенно прекратить Сопротивление и тем самым дать Германии возможность снять в Голландии еще большее число немецких дивизий для отправки на Восточный фронт, а кроме того, выторговать для самих себя разного рода привилегии. Эта «стратегия» была с негодованием отвергнута истинными борцами Сопротивления, которые до конца войны неуклонно следовали цели — сокрушить германский фашизм.

Как хорошо известно, отчасти благодаря опубликованной недавно переписке между И. В. Сталиным, Ф. Д. Рузвельтом и сэром Уинстоном Черчиллем, официальные западные союзники Советского Союза вели войну против немецких фашистов без достаточной энергии и убежденности. Они уже готовились к проведению после войны антисоветской политики — «жесткой» политики, политики «холодной войны». Они вовсе не собирались уничтожить немецкий фашизм, они хотели только ослабить его, чтобы Германия на длительный срок выбыла из числа их серьезных конкурентов на мировом рынке.

В это трудное для страны время внутри нелегальной голландской компартии выявилась группа предателей, которая пошла навстречу проискам иностранных агентов и лондонского эмигрантского правительства. Эти лица пытались обеспечить себе после войны командные посты как внутри компартии, так и в партийной прессе. Они были выброшены из рядов рабочего движения, как только стали известны их предательские планы. Преобладающее большинство членов компартии — мелкие партийные функционеры и бывшие борцы Сопротивления, как и в течение войны, сохраняли верность политике компартии.

И все же поведение этих предательских элементов в период войны оказывало вредное влияние на всю деятельность антифашистского движения Сопротивления в Голландии. В результате их пагубного воздействия единство прогрессивных и демократических сил, возникшее в период оккупации страны между борцами Сопротивления и населением, по окончании войны распалось. После возвращения в страну старого правительства влияние коммунистов ослабло; голландский народ вновь очутился в руках своих прежних властителей, которые с первых же шагов открыли кампанию так называемого «христианского всепрощения» к своим врагам немцам, которые грабили, убивали и подвергали пыткам голландских граждан. Эти властители даже допустили впоследствии бывших гитлеровских генералов, палачей-эсэсовцев и их подручных к участию в качестве своих союзников в новом империалистическом заговоре против Советского Союза.

* * *

Можем ли мы утверждать, что многочисленные жертвы, принесенные героями и героинями движения Сопротивления, ни к чему не привели?

Ни одна сила в мире не может отрицать огромного значения народного Сопротивления и единства духа народа в годы разгула немецкого террора в Голландии и в других оккупированных странах. Принесенные жертвы не были напрасны, они оставили глубокий след в истории. В Сопротивлении боролись отважные мужчины и женщины, которые поддерживали в народе веру в освобождение и в лучшее будущее; своими смелыми действиями народные мстители, каравшие предателей родины и коллаборационистов, доказали, что правосудие не является пустым звуком; в этой борьбе проявились лучшие черты характера голландского народа. Ни одно передовое направление, никакие прогрессивные силы в мире не могут умереть или исчезнуть бесследно. Поэтому история хранит память об антифашистской борьбе голландского народа; эта память не может умереть, она будет и впредь жить и явится общепризнанной силой, способной вдохновить нас на борьбу, если на карту снова будет поставлено демократическое будущее нашей страны.

Прототипом героини моего романа, который ныне предлагается вниманию советских читателей, является участница голландского антифашистского движения Сопротивления Иоханна Схафт, которую все называли просто Ханни. Ей не суждено было дожить до позорного послевоенного периода. Она была расстреляна немецкими нацистами за несколько недель до окончательного поражения фашистской Германии — убита накануне победы. Имя Ханни Схафт дорого каждому современному голландцу, который чтит память участников антифашистского движения Сопротивления и восхищается их подвигами; для сотен молодых людей Ханни Схафт является живым примером смелого исполнения своего патриотического долга, примером ясного, гуманного социалистического образа мыслей.

Чтобы рассказать о жизни этой замечательной девушки, я избрал форму романа. Поэтому выведенную мной героиню не следует отождествлять с исторической Ханни Схафт, хотя я и наделил ее многими чертами характера славной партизанки и приписал ей подвиги, совершенные Ханни в ее бытность в рядах движения Сопротивления. Я думаю, что не поколеблю уважения к мертвым и живым героям Сопротивления, вольно обращаясь с фактами и перетасовывая их с той свободой, какая исстари дозволена романисту.

В работе над этой книгой многие лица помогали мне, делились со мной своими воспоминаниями, сообщали ценные сведения. Не в меньшей степени помогла мне сила их убеждений, которые не допускают циничного отношения к событиям 1940–1945 гг. или недооценки этого незабываемого периода нашей национальной истории. Всем, кто содействовал мне, я приношу огромную благодарность.

Поскольку роман имеет довольно большой объем, я исключил из книги, выходящей на русском языке, отдельные фрагменты, не играющие существенной роли для развития основного действия романа или имеющие чисто местный интерес.

Я посвящаю свою книгу памяти всех честных партизан, которые боролись с фашистским террором всюду, где бы он ни проявлялся. Я посвящаю эту книгу также тем, кто сознает, что сегодня мы должны действовать, дабы предотвратить повторение ужасных событий последней войны и периода оккупации, Я посвящаю эту книгу новым борцам против отвратительных пережитков немецкою фашизма и возрождения нацистского террора внутри и вне Германии.

Лето 1959 г.

Тейн де Фрис

Рыжеволосая девушка i_004.jpg

Книга первая. ПРЕСЛЕДУЕМЫЕ

Тоска

Рыжеволосая девушка i_005.jpg
 тех пор как разразилась война, я, пожалуй, никогда не чувствовала себя такой одинокой, как в один из апрельских вечеров 1942 года. Таня и Луиза пошли вместе с другими студентами на домашний концерт, а я осталась одна в нашей общей комнате в мезонине. Обычно я отпускала подруг довольно спокойно; сама я не особенно музыкальна, и они смеются надо мной, когда я насвистываю Марсельезу, потому что я непременно сфальшивлю… Но в этот вечер мной овладело странное беспокойство.