Она подняла голову, так как я не выдержала и рассмеялась. Значит, Флоор выполнил обещание, ведь он сказал: «Если все будет в порядке, я пошлю Хейсу открытку…»

— Не ломай голову из-за открытки, Карлин, — сказала я и с чувством облегчения высоко подняла вверх Хейса, который ухватился за мою юбку. — Это просто одно извещение, которого я ждала… На, Хейс, вот тебе красивая картинка. Можешь делать с ней все что хочешь, даже разорвать на клочки…

Уверенность, что мое письмо доставлено и что моему дому не грозит никакая опасность, привела меня в удивительно воинственное настроение. До того я старалась не думать о предстоящей нам операции в Заанском районе, так как не была к ней внутренне подготовлена; теперь же я почувствовала такой прилив энергии, что, кажется, могла бы жестоко расправиться с десятью негодяями, подобными Друуту. Хюго как-то нерешительно поглядел на меня, когда я оторвала его от работы — он рыхлил грядки с клубникой.

— Хюго, — сказала я ему. — Пора отправляться на разведку.

Он послушно встал, вытер руки о старые рабочие штаны и также послушно пошел в сарай, чтобы переодеться. Ян Ферлиммен взял мотыгу, оставленную Хюго, и, с лукавой улыбкой покачивая головой, сказал:

— Хороши помощники… Значит, все опять ляжет на мои плечи.

— Пошли нашему правительству в Лондон счет на возмещение убытков, — посоветовала я. — Оно прямо-таки горит желанием сделать что-нибудь для нашего униженного народа.

— Только на словах.

Четверть часа спустя Хюго вышел из сарая в кожаном пальто и спортивных туфлях. Он осмотрел шины у своего велосипеда, затем у моего и взглянул на меня, подняв брови; я кивнула ему: все, мол, в порядке.

— Ну, в путь… — пробормотал он.

Наша заандамская экспедиция началась.

Я сказала, что нужно отправиться на разведку; с разведки мы и начали. Я всегда думала, что хорошо знаю Заандам; однако, подготавливая нашу операцию, мы убедились, что это знакомство было очень поверхностным. Первое же наблюдение показало, что нам следует держаться той части города, где находится вокзал. Река Заан со множеством бухт затруднила бы нам возможность скрыться — разве только на маленьких паромах, через виадук над железнодорожными путями или отдаленные мосты, — кругом была вода, от которой никуда не денешься. Зато рядом с вокзалом находился полицейский участок; мы несколько раз проехались на велосипедах по этой части города и основательно ознакомились с районом, с большими и маленькими боковыми улицами, многочисленными узкими проходами через сады и задние дворы. Теперь мы другими глазами глядели на город. Мы приехали сюда не для того, чтобы, как художники, любоваться городом, однако мы все же заметили, что он красив, хотя ему явно не хватало одного — в гавани не сновали суда с лесом. Лесные склады были почти пусты, и на реке не видно было высоких корабельных мачт.

— Эти негодяи на все налагают печать смерти, — сказал Хюго, когда мы обозревали район гавани.

Мы специально посетили маленькую площадь, где каменный Петр Первый самоотверженно трудился, строя корабль, и мы благоговейно взирали на русские слова, высеченные на пьедестале. Нам казалось, что они — совершенно независимо от их содержания— как бы сближали нас с теми, кто беспощадно бил нашего заклятого врага на Востоке Европы.

— Во всяком случае, он позаботился снабдить Заандам строительным лесом, — сказал Хюго. — Впрочем, ладить с ним было нелегко… Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, — ответила я. — У каждого народа такие правители, каких он заслуживает. По-видимому, он и был им нужен — он заставил свою страну встряхнуться и двинуться вперед… А ты, кстати, обратил внимание, что Голландия и Россия никогда не вели между собой войны?

— Я не очень-то силен в истории, — усмехнулся Хюго, — но раз ты так говоришь, я охотно соглашаюсь, мне даже приятно слушать тебя.

Мы медленно поехали дальше, чтобы ознакомиться с расположением улиц между полицейским участком и загородным шоссе.

— Хюго, знаешь, что я думаю? — сказала я. — Наша страна всегда сама себя наказывала тем, что не заботилась об установлении хороших отношений с Англией и прибалтийскими странами… Что хорошо для них, было и будет хорошо и для нас… Я имею в виду, что наши дорогие восточные соседи как раньше, так и теперь хотят лишь одного: присоединить нашу страну, захватить наши реки, наши гавани, наш морской флот…

— Можно даже сказать, — с усмешкой добавил Хюго, — все движимое и недвижимое имущество. Включая людей и животных.

— Мы должны ориентироваться на англичан, — сказала я.

— Ах, вечно ты со своими англичанами, — отмахнулся Хюго. — Давай лучше подумаем, как поскорее напасть на след Друута. Это самый лучший способ пресечь захватнические стремления наших дорогих восточных соседей.

В каждом случае нашей «охоты» повторялись одни и те же элементы: в первые дни — разведка, опознавание и прощупывание и проводы до дома интересующих нас лиц. От Флоора мы узнали некоторые приметы Друута: человек средних лет, среднего роста, волосы самые обыкновенные, глаза серо-карие…

— Все одинаковое, среднее, — брюзжал Хюго. — Такие приметы у десятков тысяч жителей Заандама.

— На нем, кроме того, военная форма, — подсказала я с насмешкой.

— И еще каинова печать, — едко добавил Хюго, — хотя ты и не сразу ее заметишь… Надеюсь, нам удастся выжечь эту печать на его роже.

— Тогда нам нужно постараться сначала разузнать, как эта рожа выглядит и на каком туловище она сидит, — ответила я.

И мы разузнавали. Изображая влюбленную парочку, бродили мы в районе полицейского участка, останавливаясь перед витринами магазинов на Вестзейде, хотя товаров выставлялось все меньше и меньше; руководствуясь вначале догадками, затем простодушно расспрашивая часового на мосту или подметальщика улицы, мы наконец выяснили довольно точно, каков из себя нужный нам человек. Описание Флоора целиком подтвердилось: все в этом приспешнике нацистов было одинаковым, «средним»; в штатском он выглядел бы совершенно незначительным и ничем не бросался бы в глаза.

В его взгляде явно выражалась пугливая враждебность; может быть, другие этого не замечали. Мы видели его несколько раз, когда он входил в полицейский участок и выходил оттуда; и всегда с ним были какие-то люди. Черно-синюю военную форму он носил как-то неуклюже, неуверенно, будто никак не мог привыкнуть к мысли, что все эти галуны и знаки отличия действительно ему принадлежат. Почти двадцать пять лет своей служебной карьеры он шагал по камням мостовой… Жалкий постовой полицейский, которому внезапная удача вскружила голову, уже не мог остановиться и ради денег продолжал совершать тяжкие преступления.

— В самом деле, у него просто несчастный вид, — сказала я, когда мы наконец убедились, что этот молодчик и есть тот самый Друут.

— Тебе что, жаль его? — насмехался Хюго. — Потому что он никак не может обрести подходящую осанку к мундиру? Думай лучше о каиновой печати!

— Может, я думаю об этом больше, чем ты, — отрезала я, раздраженная его наставительным тоном. — Я стреляю первая, понятно?

Хюго взглянул на меня и, улыбаясь, положил свою руку на мою.

— А что, если мы снова сделаем так, как в прошлый раз? — спросил он. — Каждый со своей стороны.

— А если мы сделаем так, как это потребует момент? — предложила я.

Мы весело рассмеялись, вновь обнаружив полное единомыслие. Видя перед собой полицейский участок, мы уже начали строить планы, пытаясь представить себе все подробности ликвидации предателя родины: как мы станем к нему приближаться, как потом скроемся, заметем свои следы… Так мы фантазировали, подстерегая врага дня два-три. Каждый вечер нам приходилось поспешно возвращаться обратно, в огородное хозяйство за Кастрикумом, так ничего и не добившись. Я видела, что Хюго становится все более молчаливым, замкнутым. Лицо его было строго и непроницаемо, в глазах словно застыла напряженная мысль. Не знаю, как выглядела я сама; вероятно, нечто подобное было и со мной; я заметила это по взглядам, которые Ферлиммены бросали на меня при встрече.