— А почему это сделала ты? — спросил мужчина.

— Потому что не нашла на Земле того, чего жаждало моё сердце. Глупо прозвучит, но там я была чужая. Я скучаю по Земле, но с каждым новым перемещением всё меньше.

— Почему ты помогаешь нам, Фрэйа? — спросила Кайла.

— Помогаю, потому что хочу этого, — просто ответила я.

— Я бы ни за что не поверил в твой рассказ, не вступи ты в схватку с горгонами, — сказал Игрин. — У меня ощущение, что я пробудился от многолетнего сна.

— Мы все проснулись, дружище, — сказал Тот. — Слава чистому небу, Фрэйа не из пугливых. Наверняка Горгоны теперь долго в наш город не сунутся… И, хорошо бы, остальные поскорее разнесли весть по островам, что есть способ спугнуть тварей. Но главное выяснить, кто мы и откуда пришли.

Я обрадовалась, что они поверили мне. Онан, напротив, был молчалив и угрюм. Ночью он подошёл ко мне — его как раз сменил у штурвала Игрин.

— Фрэйа, — сказал геолог, устраиваясь рядом на палубе, — ты сказала им, что была чужой на Земле. Я думал об этом. Странно, но мне кажется все, кто был в тот день на борту Бури, ощущали что-то подобное.

— Думаешь, все?

— Да! Алан — слишком развитая скорость мысли, Конлет — гордец и эгоист, Шанталь — полная неуверенности и измученная собственными комплексами… Ну и остальные.

— А Кристиан?

— И у него была причина. Как у Эвана или Елены… Хотя насчёт Елены я сомневаюсь. Возможно, она вернулась на Землю.

— Думаешь, ей и там было хорошо?

— А тебе не было?

— Было. Правда не так, как я хотела. Земля прекрасна, и я не хочу навсегда потерять её, Онан. Но сердце моё тянулось к чему-то непознанному, но такому необходимому! Мой дух страдал. Я томилась, голодала в своих мечтах. Не знаю, как сказать об этом чувстве. Будучи маленькой, я мечтала улететь к звёздам, иные миры всегда были частью моей души.

— Хм, вон как… Ты мне казалась мечтательной и романтичной, но я не думал, что мечты твои заполнены печалью.

— А о чём ты мечтаешь, Онан?

— Мечтаю найти женщину, которая примет меня таким, какой я есть. На Земле меня считали бабником, Фрэйа, — и он обворожительно улыбнулся. — Да, я люблю женщин, но никогда не был ни с одной близок так, как мне того хотелось.

— Я и не знала, что у тебя такая репутация!

— Ты не судишь о человеке сгоряча и не слишком доверяешь чужому мнению, и за это мне нравишься.

— Доверяю, но только если хорошо знаю человека. Понимаешь, я всегда была чувствительна. Воспринимала происходящее, основываясь на своих внутренних ощущениях. Даже в бытовых вопросах. Например, сестра говорит: «Фрэйа, проверь, не убегает ли молоко?». А я могу не проверять, знаю, что оно не убегает, чувствую это через пространство! Отвечаю, что оно ещё не закипело, а Карина сердится. Встаёт, идёт на кухню, убеждается, что молоко на месте и говорит мне: «Тебе что, трудно выполнить просьбу?». После таких ситуаций я ещё больше замыкалась в себе, но упрямо продолжала поступать подобным образом всегда.

— Интересно! — он почесал в затылке. — А моя семья меня понимала. Я единственный ребёнок. Ни братьев, ни сестёр родных, зато двоюродных — целая куча. — Он связал длинные волосы в хвост и задумчиво сощурился. — Как думаешь, Фрэйа, что там?

— Ответы. И я не верю, что мы плывем в обитель монстров.

— Или ты просто не хочешь в это верить, — подмигнул он мне.

— Онан, сейчас ты говоришь, как моя сестра! — свирепо сказала я, и мужчина расхохотался.

— Я тебя специально подкалываю. Когда сердишься, ты забавная. Тебе не идёт сердитое лицо, Фрэйа. Серьёзное — возможно. Тебе надо почаще улыбаться!

— Ха! Было бы чему улыбаться!

— Я могу спеть тебе милую песенку про двух кроликов, которые не поделили морковку, — сказал мужчина, и я тихо рассмеялась.

— Я не сомневаюсь в твоих талантах, Онан, но не говори мне о морковке. Я ужасно скучаю по земной еде.

— Я тоже. Фрэйа, скажи-ка честно: ты терпеть не можешь, когда тебе приказывают?

— Я не люблю, когда мне не доверяют, Онан. Ты ведь не собираешься меня воспитывать? — подозрительно спросила я.

— Нет! — расхохотался он. — Можешь делать, что угодно, я тебе не указ. Я слишком ценю свободу, чтобы решать за других, как им поступить. Ты можешь даже решительно обнажиться и полезть купаться под луной, я не против.

— Спасибо большое, — тихо рассмеялась я.

Кайла из своего угла недовольно пробурчала, что если мы не замолчим, она нас обоих обнажит и искупает под луной.

— Без проблем, милая. Затыкаемся, — отозвался Онан, и, пожелав мне доброй ночи, отвернулся.

На следующее утро океан был неспокойным, он суетился и весело кидал лодку из стороны в сторону. Онану это нравилось, но вот Кайла испуганно жалась к Тоту. Я понимала, что это ещё отнюдь не шторм, но ей об этом не говорила. Что толку пугать человека заранее?

Весь день нас болтало, и даже у меня начал бурлить живот. После обеда, за которым никто не взял в рот лишнего кусочка, Онан углядел вдалеке нечто странное. Много ли поймёшь, когда лодка прыгает, словно жеребёнок? Не остров и не риф, нечто огромное, пока еще с ноготок величиной.

— Приблизимся — будет до небес высотой, — сказал Онан. — Скала, что ли? Я едва могу разглядеть, эта штука с небом сливается.

К вечеру стало понятно, что мы не потеряем странное нечто из виду. Теперь всем было ясно, что это исполинское дерево, и оно мерцало. Примерно в полночь, подгоняемые резвыми волнами, мы были от него уже в нескольких километрах. Оно светилось зеленоватым светом и казалось невозможно прекрасным. Дерево посреди океана. Дерево, макушка которого доставала звёзды. Звёздное дерево?

Мы неспешно подплыли к широченному, в десять баобабов, стволу, и каждый пожелал коснуться светящегося великана. Вместе с прикосновением ко мне пришло нутряное, истинное знание: это было дерево, подобное тому, что прорастало на Земле, из камня… Камень? Что-то вклинилось в память, кольнуло в висок, и я нахмурилась. Определённо от меня ускользало единственно важное чувство.

— Как же оно растёт? — произнесла Кайла. — Неужели достает корнями до самого дна?..

— При таких размерах ствола и кроны я не удивлюсь, если его корни доходят и до Миртлеума, и вообще сплетают меж собой все материки нашей планеты, — отозвался Игрин.

— Материки? — переспросил Онан.

— Ну… Мы же сказки-то не забыли… — немного смущённо ответил мужчина. — Там говорится о пяти материках, принадлежащих пяти разным существам. Среди них и Боги, то есть кошки… А ещё горгоны, рыбоподобные, воины и мы, люди.

— Ясно. Тогда остается надеяться, что мы плывём не к горгонам, — весело ответил Онан. — Хотя поглазел бы я на этих образин, с их фейерверками, поближе. А дерево-то и правда странное. Оно ещё и поёт. Слышите?

Красивое похрустывание издавали ветви, и в этот непривычный звук хотелось вслушиваться. Мы молча друг другу улыбались, не спеша отплывать, но за любопытство пришлось заплатить: откуда-то сверху заскользил огромный лист, размером точно с нашу лодку. Он рухнул в воду как раз возле корабля, и большая волна побросала нас на палубу.

— Матрешкины каникулы! — расхохотался Онан. — А если яблочком прилетит?..

— Каким ещё яблочком? — насторожилась Кайла.

— А ты не заметила, что оно плодоносит? — улыбнулся Тот. — Такого плода нам бы хватило на неделю, если не больше.

— Прежде я не видела подобного… Это чудо. Настоящее чудо, — прошептала девушка. — Великое дерево.

— Великое, ага, — кивнул Онан. — Но нам пора дальше. Возле него и правда хочется остаться, а если на верхушку забраться, можно, наверное, и сушу углядеть… Только крылья мы не взяли, а делать неохота. Настроение не то.

Мирты уже знали, что Онан создает вещи, он сам рассказал им об этом за завтраком.

— Тогда вперёд, — кивнула я.

Отплывая, мы то и дело оборачивались. Дерево всё также звучало. Оно разговаривало, и точно имело связь с Промежутком. Я не вслушивалась, потому что, слушая, хотелось плакать.