— Пройдемте.
Корнет рыпнулся со своего места, желая пойти вместе с ним, но был остановлен недвусмысленным жестом одного из гусар.
— Штирлиц, а вас я попрошу остаться! — ухмыльнувшись собственной шутке, Степан двинулся в указанном направлении, провожаемый недоумевающим взглядом Джевехарда.
Эх, Сталина на них нет! Понастроили тут, понимаешь ли, не пойми что — сплошная безвкусица, мещанство чистой воды, ей богу!
— Ах ты ж Ешкин ты кот!!! — слова, только что сорвавшиеся из уст Степана, оказались слегка не к месту.
Зал, громаднейший такой зал с акустикой, не уступающей акустике оперного театра. Ближе к концу зала небольшое возвышение. На нем, строго в ряд, установлены не один, а целых три трона. Они не пустуют, но на таком расстоянии просто невозможно рассмотреть лиц восседающих на них людей.
В окружении все того же почетного караула Степан неторопливо прошествовал по бордовой ковровой дорожке и замер у самого ее края. Перед ним сидело три абсолютно непохожих друг на друга человека.
— Что ж, давайте знакомиться, — инициативу в свои руки взяла совсем еще юная девушка в простеньком черном платье с глубоким декольте.
Похоже, чувствовала она себя на своем месте достаточно непринужденно: поза расслаблена, обнаженные руки поигрывают коротким скипетром, лежащим у нее на коленях. Идеальная фигура, черные локоны завитых в кудряшки волос водопадом ниспадают на мраморной белизны плечи. Нежный овал лица, большие карие глаза лучатся уверенностью и спокойствием, однако время от времени можно заметить мелькающий в них озорной огонек, то исчезающий, то появляющийся вновь. Губы чуть пухловаты, высокий покатый лоб.
Девушка невероятно красива, красива некоей восточной красотой, которая в сочетании с белизной кожи дает воистину потрясающий эффект. Степан, видевший за свою жизнь довольно немало красивых женщин, и тот вынужден был стыдливо отвести глаза, мысленно матерясь при этом на чем свет стоит. Ничего не скажешь — опасный противник! Поопаснее пожалуй даже восседающего от нее по левую сторону очкастого борова с лицом, в которое намертво впечатались все мыслимые и немыслимые пороки.
— Позвольте представиться: я — урожденная императрица Татьяна Романова. Слева от меня… — узкая ладошка девушки оторвалась от скипетра, а затем вновь упала на его испещренную непонятными символами позолоченную поверхность. Степан обратил внимание на ее ногти: длинные, ухоженные, покрытые лаком цвета небесной лазури. — Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Павел Потоцкий. Справа… — взгляд Степана послушно переместился в нужную сторону, оценивая последнего из высокопоставленной троицы: средних лет мужчину, обладателя волевого подбородка и пары проницательных серых глаз. Вопреки его первоначальному мнению какое-то неуловимое сходство все-таки прослеживалось в его облике и облике юной императрицы. Волосы цвета воронова крыла уложены в длинную челку с пробором, все это дело обильно покрыто лаком, что придает волосам дополнительный блеск. Тонкая линия носа, дуги бровей изогнуты чуть более обычного, губы как у императрицы, тоже слегка пухловаты. Именно они придавали лицу какую-то толику мягкости, делая его не столь сухим. Приглядевшись более внимательно, Степан понял, что мужчине, на самом деле, было далеко за пятьдесят. Возраст выдавали морщины у глаз, их не в состоянии был скрыть даже толстый слой тонального крема. — Справа от меня вы имеете честь лицезреть столп и надежду Советской Империи Рейха, наивеличайшего из деятелей современности, фюрера Отто Вебенбауэра!
Представленный мужчина кивнул, отвечая на приветствие Степана. Кивнул и Потоцкий, мясистое розовощекое лицо которого выражало теперь легкую снисходительность.
— Я думаю, мне представляться вам нет смысла, наверняка моя биография знакома каждому из вас во всех подробностях.
— Да, товарищ Махров, вы абсолютно правы. Или мне вас лучше называть «господин»?
Степан безразлично пожал плечами:
— Называйте как знаете. Я заинтересован в скорейшем переходе к сути вопроса.
— Хорошо, господин Махров. Раз уж вы так настаиваете… — голос у юной императрицы был слегка грубоватым, он шел вразрез со всем ее внешним обликом, — извольте выслушать мое предложение. Я попрошу обратить ваше внимание на карту, — она нажала какую-то невидимую кнопку на подлокотнике, и трон с легким гудением развернулся вокруг своей оси.
Только сейчас Степан заметил намалеванную на противоположной стороне зала карту материка. Ничего не скажешь, впечатляющее зрелище. Занимая всю стену целиком, сверху донизу, от края до края, она к тому же оказалась еще и трехмерной. Каким образом неведомому художнику удалось добиться такого эффекта, одному лишь Володарю известно.
— Нынешние границы Империи обозначены непрерывной красной линией. Пунктиром — границы Империи новой в завершающей стадии ее развития. Вам достаточно хорошо отсюда видно?
— Более чем.
Да уж, похоже, в арсенале добродетелей Империи напрочь отсутствовало такое понятие, как скромность. Красная пунктирная линия делила материк примерно на две равные части, захватывая львиную долю столь редких на этой планете железорудных месторождений. Теперь, глядя на карту, Степан понимал, насколько серьезно он ошибся в оценке действий имперского верховного командования. Он то, грешным делом, считал, что ненасытные имперцы вознамерились захватить весь континент целиком, невзирая ни на какие доводы здорового разума. Захват же половины континента был, несомненно, делом более выполнимым.
— Конкретно: что вы намерены мне предложить?
— Мир, — глаза юной императрицы лучились добродетелью. — Изучив ваше досье я поняла, что это будет для вас наиболее ценным подарком. Договор о мирном сосуществовании двух рас — вы ведь за ним к нам приехали, не так ли?
— Условия?
— Условия просты. Континент мы делим поровну, по справедливости. Все сирти, базирующиеся в данный момент на нашей территории, в течении двух месяцев обязаны будут выйти за ее пределы. Ваши же люди, Степан, которых вы обучили владению огнестрельным оружием, должны быть поголовно истреблены. Это крайняя мера, на которую, к сожалению, мы вынуждены пойти в целях обеспечения безопасности.
Внезапно подал голос сам Отто Вебенбауэр:
— По лицу нашего гостя я вижу, что он отнюдь не в восторге от ваших последних слов, государыня, а посему возьму на себя смелость предложить альтернативу, как мне кажется, более приемлемую: мы и им дадим возможность уйти, если ваши воины дадут слово чести, что никогда не будут пользоваться огнестрельными видами оружия в будущем. Копья, луки — вот исконное оружие сиртей и пусть так будет всегда.
Степан выдержал долгую паузу, обдумывая щедрое предложение фюрера. Континент велик, очень велик. Даже половины его с лихвой хватит для того, чтобы вместить все без исключения племена сиртей и обеспечить на его просторах ту самую кочевую жизнь, которую они привыкли вести с тех незапамятных времен, когда Империи еще не было и в помине.
— Почему я должен вам верить? Где гарантии того, что в будущем Империя не надумает захватить вторую часть континента?
Вебенбауэр с императрицей переглянулись. Похоже, вопрос Степана не на шутку удивил их обоих, чего нельзя было сказать о генсеке Потоцком:
— Ай-яй-яй, стыдно, молодой человек! Попав в новый мир, вы, вместо того чтобы первым делом изучить его историю, сразу же с головой бросаетесь в гущу событий. Выйдите в город, посмотрите вокруг, проанализируйте то, что вы видите. Что по сути своей представляет Советская Империя Рейха, становится ясно уже из ее названия. Социализм, царизм, фашизм…. Не находите, что эти идеологии несколько отличаются друг от друга?
— И что с того? — сейчас Потоцкий не вызывал в нем ни положительных эмоций, ни негатива.
Возможно, виною тому была усталость. То, что по приказу этого розовощекого, потеющего сверх всякой меры здоровяка с багровым родимым пятном на правой щеке расстреляли весь гусарский эскорт и едва не прикончили его самого, — да, это помнилось. Помнилось, но не более. Зато, кажется, он начинал понимать, к чему клонит его собеседник: Империи для того, чтобы существовать в том виде, в котором она находится сейчас, попросту необходим внешний враг. Случись вдруг этому врагу исчезнуть, и она канет в историю вослед за ним, раздираемая целым сонмом внутренних противоречий. Потоцкий был прав, а значит, не нужно никаких обязательств или договоренностей — этот факт и послужит гарантом честности сделки.