— Правильно понимаешь, — Степан только сейчас вспомнил о существовании купца, сидящего все это время тихо, как мышка, и всеми силами старающегося привлекать к себе как можно меньше внимания.

— К чему тогда в Петроград ездил на высочайшую аудиенцию? Прогуляться захотелось?

— Ага, по степи на твоей тарантайке, да с ветерком! — и вдруг, посерьезнев, добавил: — Обстоятельства тогда были несколько иные, понимаешь?

— Что-то личное?

— Да, но не в этом дело. На совете предложение императрицы я изложил слово в слово, показал карту с предполагаемыми границами обоих государств, если можно так выразиться. В общем, скажу коротко и ясно: не такой сирти народ, чтобы вот так, запросто отдавать земли своих предков в обмен на что-либо. Менталитет не позволяет.

— Ладно, шут с ним, с менталитетом. Со мной-то что теперь будет? — перейдя к вопросу о собственной судьбе, Анатолий Ефремович втайне надеялся, что Степан отпустит его прямо сейчас.

Дескать: иди, друг мой ситный, на все четыре стороны, да помни мою доброту. И он пошел бы, ух как пошел! Даром, что сейчас ночь и зверья хищного полным-полно, но что значит какое-то там зверье по сравнению с бесчисленными полчищами дикарей, один лишь взгляд на которых не то что вгоняет в дрожь, а парализовывает разум, заставляя члены быть ватными, а чресла превращая в холодный студень!

— Завтра с нами на город пойдешь. Держаться все время подле меня будешь, чтобы случаем не зашиб никто. Сразу после боя отпущу.

— А до боя никак нельзя?

Улуша не выдержала и прыснула в кулак. Русскую речь она понимала уже неплохо и трусоватый купец изрядно ее позабавил.

— Клянусь, я никому ничего не скажу!

— Никак! — Степан сказал, как отрезал.

— А я бы его отпустила, он смешной! — повернувшись к ним лицом, Улуша показала в улыбке свои беломраморные зубы.

В темноте ее желтые глаза светились, а отображавшиеся в них отблески костра добавляли в облик девушки нечто пикантно-потустороннее.

— Свят-свят-свят-свят-свят!!! Изыди, сатана, избави Господи, от лукавого и чад его, яви мне, Господи, благолепие свое, упаси и помилуууй! — Анатолий Ефремович вновь взялся за свое, невольно заставляя Улушу со Степаном разразиться взрывами неудержимого хохота.

Этой ночью никто из них так и не смог уснуть. Анатолий Ефремович то оплакивал свои разбившиеся вдребезги надежды, то проклинал чертовку-судьбу, благодаря козням которой ему суждено будет поутру принять пусть и пассивное, но все-таки участие в будущей сече. Степан же с Улушей просто лежали, тесно прижавшись друг к другу, и молча смотрели на звездное небо.

Ночь эта была особенной, не такой как другие. Казалось, что все вокруг замерло, погрузилось в какое-то подобие летаргического сна. Безветрие. Тягучий, словно патока, воздух. И тишина. Ни вскрика ночной птицы, ни писка грызуна, ни грозного рыка вышедшего на охоту хищного зверя. Природа словно ждала чего-то, какого-то грандиозного события, способного с ног на голову перевернуть всю историю этого мира.

Едва задребезжил рассвет, воинство сиртей пришло в движение. Сейчас им предстояло сделать небольшой марш-бросок к стенам города. Задумка была такова: примерно шестая часть воинов, возглавляемая одним из новых старост, имитирует крупномасштабное наступление с юга. Основные же силы скрываются до поры до времени в небольшом лесном массиве на западе и ждут, пока Степан заложит заряд под наименее охраняемым участком городской стены.

В принципе, ничего невозможного в поставленной перед ним задаче не было — под прикрытием Улушиной мары он легко мог сделать это в любое время дня и ночи. Потому и шел на дело с легким сердцем, подбадривая плетущегося на негнущихся ногах купца, да перебрасываясь шуточками то с неунывающим Гриней, то с Варварой.

Травница тоже была в прекрасном расположении духа. Похоже, ее отношения со старостой Сергием успели перерасти в новую фазу. Ту самую, когда между возлюбленными уже не остается никаких тайн, недомолвок и недоговоренностей, и пара становится единым целым.

Одна лишь Улуша не принимала участия в общем веселье. Шла молчаливая, сосредоточенная. Впрочем, никто ей в душу не лез. Создать мару — задача не из простых, требует не только высокой концентрации, но и пожирает уйму жизненных сил.

Добравшись до нужного места и оставив купца на попечение Грини, Степан с Улушей, наскоро попрощавшись со всеми, побрели, взявшись за руки, в сторону Геттингена. Мара у Улуши получилась что надо: за все время пути с городских стен не прозвучало ни единого выстрела, ни окрика. Они были невидимы, невидимы в полном смысле этого слова. Степан до сих пор не переставал поражаться: как такое возможно? Сильна ведунья, более чем сильна, хотя по виду то и не скажешь. Даже насекомые — и те, не видя на своем пути никакой преграды, так и норовили пролететь сквозь них.

— Вот черт! — Степан тихо выругался, когда одна из мошек попала ему прямо в глаз и принялся усиленно тереть его свободной рукой.

Тер до тех пор, пока не выступили слезы, а воспаленный глаз не стал похож на буркало Терминатора из древнего как мир фантастического фильма. К счастью, возглас его то ли не был услышан, то ли был принят за ругательства одного из своих. Обошлось, в общем.

Ощупывая городскую стену в предполагаемом месте подрыва, Степан не на шутку забеспокоился: а правильно ли рассчитал он количество взрывчатки, не перемудрил ли с тротиловым эквивалентом? Плиты-то гранитные, зазоры меж ними сравнительно небольшие — два-три сантиметра, не более. Для плит такого размера это еще и немного. Так, чем они скреплены? Он сковырнул ногтем серовато-бурую массу и поднес к носу. Похоже на обычный цемент, причем отнюдь не лучшего качества, но утверждать это со стопроцентной гарантией нельзя. А в его распоряжении вытопленный из противопехотных мин тол местного разлива, по свойствам лишь отдаленно напоминающий своего земного собрата. Возьмет — не возьмет? Направленным сделать взрыв в любом случае не получится, бурить закладные отверстия некогда да и нечем, а значит остается лишь действовать по-старинке.

Придя к такому неутешительному выводу, Степан более не раздумывал ни минуты: извлек из рюкзака тонкостенный деревянный короб со взрывчаткой, прислонил его вплотную к стене, и чуть подрагивающими от волнения пальцами поджег шнур самодельного запала, рассчитанный на двадцатипятиминутный интервал. Этого времени с лихвой должно хватить на обратный путь, еще и останется.

Улуша, не знакомая никаким боком с подрывным делом, тем не менее словно почувствовала его нетерпение, и они поспешили как можно быстрее убраться восвояси.

Хотя и знали, что он непременно произойдет, этот взрыв, но тот умудрился прозвучать для всех неожиданно. Рвануло так, что едва не лопнули барабанные перепонки, а с деревьев неподалеку вспорхнула стая пернатых и, оглашая воздух испуганными криками, улетела прочь, подальше от опасного места.

Степан поднял бинокль к глазам и обомлел: здоровенного куска стены как не бывало, на месте ее зияла пробоина шириною метров этак в семь. Нечего сказать — прекрасный результат!

Теперь пришло их время вступить в битву, пока основные силы врага стянуты к южным воротам, на которые уже битых полтора часа проводила мнимый штурм специально выделенная для этого часть воинства сиртей.

— Гайда! Гайда! — пронесся над лесом многоголосый крик, подхватываемый все большим и большим количеством глоток.

— Всем внимание! Сейчас начнется! — прильнув к окуляру оптического прицела «мосинки», Степан заводил стволом, выискивая цели.

Рядом с ним лежали еще четырнадцать человек, вооруженные точно таким же образом, что и он. Это был спецотряд Варвары, собранный самолично ею из лучших стрелков, слегка поднатасканных снайперскому делу за то время, пока Степан ездил с миротворческой миссией в Петроград.

Действительно: стоило армаде сиртей высыпать на открытое пространство, как городская стена ожила. Из замаскированных амбразур ударили пулеметы, срезая передние ряды атакующих, а с самого верха, там, где стену венчали остроконечные зубцы, сложенные из все того же гранита, высунули свои головы автоматчики и принялись деловито поливать огнем бесчисленные людские волны.