Из-за дверей искомого кабинета послышался звериный рык. Степан приостановился. Заходить или нет? Пока думал, дверь распахнулась сама, пропуская через себя седовласого субъекта в штатском. Лицо его почему-то сразу не понравилось, веяло от него чем-то до боли знакомым, домашним. Любая работа, даже самая гнилая, наносит на человека свой неизгладимый отпечаток. А лицо, как говорится, зеркало души. Будь Степан в родном мире, вышедшего из кабинета человека он несомненно охарактеризовал бы как выходца из силовых госструктур и был бы абсолютно прав. Здесь же для того, чтобы сложить о ком-либо свое авторитетное мнение, ему отчаянно не хватало данных.

— Ну кто там еще?

— Мы по неотложному делу. Войти можно? — Степан сам не заметил как оказался на пороге и теперь оторопело пялился на хозяина кабинета — громадного красномордого детину с нашивками гауптмана, восседающего за письменным столом таких же невероятных размеров, как и он сам.

— Какого хрена вы без доклада? Где унтерфельдфебель Кольбе? Кто вас вообще сюда пустил в таком виде???

— Я здесь постою, можно? — в глазах Джевехарда светилась такая мольба, что Степан счел за лучшее оставить корнета за дверью.

Сам же проследовал к хозяйскому столу и демонстративно уселся в одно из двух кресел.

— Меня зовут Степан Махров. Я один из лидеров сиртей. В Петроград направлялся в качестве посла, будучи приглашенным императрицей Татьяной Романовой для ведения мирных переговоров.

С каждым новым его словом лицо гауптмана меняло свое выражение:

— Это случаем не твой эскорт попал в засаду?

— Мой. Откуда вы знаете?

— Неважно откуда, свои у меня источники имеются.

Темнит гауптман, ох темнит! Степан приготовился к самому худшему, когда рука его собеседника словно бы невзначай потянулась к ящику стола, и лишь когда в недрах того что-то мелодично звякнуло, позволил себе слегка расслабиться.

На свет появились две рюмки.

— Значит так, слушай сюда, друг мой ситный. Или сиртьный. Так, пожалуй, в нашем случае даже вернее будет. Ты клоуна видал, который только что из моего кабинета выходил? Успел рассмотреть?

Вослед за рюмками появилась начатая бутылка шнапса и фарфоровое блюдце с тонко нарезанными ломтиками кляйнбернов.

— Так, в общих чертах. Здесь у вас в коридоре темновато.

— Это хорошо, что темновато. Значит и он тебя того — тоже не успел.

Едва рюмка наполнилась до краев, гауптман не дожидаясь гостя опорожнил в себя ее содержимое. Поморщился, но закусывать не стал. После недолгих раздумий Степан последовал все-таки его примеру и почти сразу почувствовал, как забористое пойло поначалу обожгло небо, а затем растеклось по пищеводу горячим огненным сгустком.

— С какой стати меня должна интересовать личность этого вурдалака? — голос получился сиплым, словно у сифилитика.

Гауптман сей вполне законный вопрос казалось вовсе проигнорировал. Плеснул себе еще, выпил, на этот раз выудил пальцами из блюдца розововатую дольку фрукта, положил ее в рот и замер, полузакрыв глаза. Понятно, у нас самообслуживание. Не чинясь (чай не у министра на приеме), Степан и сам налил себе очередную порцию чудо-напитка.

— Ты пей, пей, а я пока в курс дела тебя вводить буду. И слушай внимательно, от этой информации жизнь твоя напрямую зависит.

Согласно кивнув, Степан приготовился слушать. А послушать действительно было что. Оказывается, далеко не все так гладко шло в Советской Империи Рейха, как казалось на первый взгляд непосвященному наблюдателю. Слившись воедино, три идеологии создали свою, особую машину власти, рычагами управления которой наряду с госаппаратом, незримо служили также и три абсолютно независимых друг от друга силовых ведомства: служба безопасности СД, напрямую подчиненная непосредственно самому фюреру Отто Вебенбауэру, Народный Комиссариат Внутренних дел (НКВД), по аналогии подчиненный генеральному секретарю ЦК КПСС Павлу Потоцкому, ну и, собственно, Комитет Охраны Общей Безопасности, в простонародье любовно именуемый «охранкой». Он, естественно, подчинялся самой императрице — Татьяне Романовой.

Официально эти три конторы как бы были соединены в одну, с одним общим названием: Имперская Служба Безопасности. В реальности же дело обстояло несколько иначе. Подчиненные трем разным хозяевам, они вынуждены были непрерывно конкурировать друг с другом, а благодаря тому, что задачи перед этими ведомствами ставились временами прямо скажем диаметрально противоположные, частенько происходили конфликты, причем иногда настолько серьезные, что дело доходило даже до применения оружия.

Вот и сейчас, как понял Степан из несколько скомканного рассказа захмелевшего гауптмана, произошла точно такая же история. Этого красномордого здоровяка, как оказалось, звали Илья. Не Ганс, не Отто, хотя весь его внешний вид буквально кричал о стопроцентно арийском происхождении. Еще одна задача алогичного, слетевшего с катушек мира, на разгадку которой у Степана не было ни малейшего желания тратить свое драгоценное время.

— Илья, значит ты всерьез считаешь, что уничтожение моего эскорта дело рук одной из имперских спецслужб?

— Не считаю, а абсолютно уверен. И даже знаю какой именно, если взять во внимание недавнее посещение того седого, который едва не зашиб тебя дверью у моего кабинета. Помнишь, я акцентировал твое внимание на нем в самом начале нашей беседы?

— Как же, помню, конечно. Выкладывай, кто он и зачем пожаловал.

Шнапс потихоньку делал свое дело. Степан и гауптман, видевшие друг друга впервые в жизни, разговаривали между собой сейчас так, как будто давным-давно были знакомы.

— Правильно: кто пожаловал? А затем: зачем пожаловал? Вот ключевые вопросы, ответь я на которые, и ты сразу поймешь, кто виновен во всех твоих нынешних бедах.

— Ну давай, говори уже, не томи!

— Подполковник Билибин. Так он представился по крайней мере. НКВД.

— Ишь ты! — Степан удивленно присвистнул, пряча за напускной веселостью все свое разочарование. Ему было крайне обидно что именно НКВД приложило руку к содеянному. Свои же черти, свои. Русские.

— Сука.

— Согласен. Теперь перейдем ко второму вопросу: зачем пожаловал? — плеснув себе в рюмку новую порцию шнапса, гауптман на какое-то время залип, задумался.

— Илья…

— Да, о чем это мы?

Степан терпеливо напомнил, после чего тот скороговоркой продолжил:

— Зачем он пожаловал — думаю, что ты и сам уже догадался. По душу твою приходил. Дескать, дезертир залетный, вооруженный до зубов, по свободе разгуливает. В одиночку эскорт императрицы весь положил, тот, что посла дикарей в Петроград сопровождал. Вот кстати на, полюбуйся на свою рожу! — посмеиваясь, гауптман извлек из ящика стола небольшой плакат, на котором красовалась физиономия Степана.

«Разыскивается государственный преступник» — вот что было написано в верхней части плаката.

— Дела…

— Ага, они самые. И имей в виду — такая ориентировка наверняка по всем населенным пунктам уже разослана. По официальной версии посол сиртей убит, а ты являешься дезертиром, в прошлом наводчиком минометного расчета, прикомандированного к дивизии «Фельдхернхалле» и, по совместительству, его убийцей.

— Погоди, выходит, что я убил сам себя? Нелепица какая-то получается.

— А вряд ли кто вот так, сразу, разберется во всей этой абракадабре. Нет, истина, конечно, рано или поздно выплывет наружу, но тебя к тому времени уже не будет.

Теперь становилось все понятно. Некто весьма могущественный, а, впрочем, давно пора уже называть вещи своими именами — ни кто иной, как сам генсек Павел Потоцкий был крайне заинтересован в том, чтобы миротворческая миссия Степана претерпела полное фиаско. В произошедшем виделась также и светлая сторона. Если Потоцкий подошел к делу его ликвидации с таким размахом, значит императрица Татьяна Романова всерьез была настроена уладить проблему с сиртями полюбовно, как в свое время поступили ее предки в смутный период противостояния с Советами и Рейхом.