Милиционер перевел взгляд в сторону леса и опять стал писать.

   -- Да это уж каким головорезом надо быть, чтобы на глазах всей деревни человека зарезать,-- сказал кто-то.

   -- Теперь не найдешь!

   -- Где ж теперь найтить. Лови ветра в чистом поле.

   -- Что же, он долго его бил? -- спросил милиционер, кончив писать.

   -- Долго. С четверть часа возился. Мужик очень здоровый был.

   -- Ну, ладно, двое останутся при мертвом теле, а остальные расходитесь.

   Все стали расходиться, оглядываясь на труп. Шедшая сзади всех старушка покачала головой и сказала:

   -- Вот грех-то... Ну, ежели бы ночью или в безлюдном месте, а то прямо на глазах у всей деревни. Как же он не боялся-то?

   -- Вот то-то и загадка-то,-- отозвался кто-то.

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ РАССКАЗ

   Писатель, прославившийся своим юмором, принес редактору рассказ о том, как сотрудники Союзмяса контрактовали свиней в деревне. Мужики, порезавшие своих свиней, таскали со двора на двор единственную оставшуюся в деревне свинью. И контрактанты выдали под нее 3 500 рублей авансов.

   Редактор оказался очень смешливым человеком. Он при каждой удачной подробности рассказа хохотал, откидываясь на спинку кресла, и кричал, махая руками:

   -- Ой, не могу, уморил! Подожди, дай отдышаться...

   Когда писатель кончил, редактор все еще несколько времени смеялся неунимавшимся смехом, потом сказал:

   -- Убийственный рассказ. В самом деле, сукины дети, настряпали магазинов по всей Москве и кроме плакатов в них ничего нет. Какой же это союзмясо, когда союз есть, а мяса нет? На несколько магазинов со всего Союза не могут собрать. А обратил внимание на эти плакаты? На первом стоят три жирных белых свиньи. Это в 30-м году.

   На втором за этими свиньями виднеются многочисленные спины их потомков. Это уже в 31-м году.

   На третьем -- весь горизонт заполнен свиными спинами. А магазины в 31-м году стоят заколоченными, и эти плакаты все пожелтели и засижены мухами. Хоть бы догадались их снять.

   -- Значит, одобряешь рассказ? -- спросил писатель.

   -- Что же я идиот, по-твоему, чтобы такого рассказа не одобрил?

   -- Когда печатать будешь?

   -- Что печатать?

   -- ...Рассказ.

   -- Какой рассказ?

   -- Да этот, конечно!

   -- Этот?.. Ну, что ты, милый... Неудобно.

   -- Почему?

   -- Антисоветский рассказ. Сочтут за насмешку над нашим животноводством и квалифицируют как вылазку классового врага. Ведь ты в нем искажаешь действительность. У нас, насколько тебе известно, есть и плохое и хорошее, даже грандиозное, а ты выбрал один уродливый факт и приклеиваешь его ко всему животноводству.

   -- Почему же ко всему животноводству. Все знают, что у меня природа сатирика и что к рассказу нужно относиться условно, как к сатирическому произведению. Потом об этих безобразиях и без того все знают.

   -- Мало что знают... Знают, да молчат. Вот что, в рассказе есть ценное зерно, и ты со своим талантом можешь его сделать великолепно. Переделай его или напиши снова, но так, чтобы в нем была диалектика, борьба положительного с отрицательным. И, конечно, с победой положительного, потому что мы идем вперед, а не назад.

   -- Но неужели нельзя просто отдохнуть и посмеяться над остроумным рассказом? Сейчас люди очень устали. А смех больше всяких развлечений дает отдых.

   -- Искусство для нас не развлечение,-- сказал нахмурившись редактор и сейчас же другим тоном, тоном настойчивого педагога, исправляющего ленивца, прибавил:-- Поработай, поработай над рассказом в другом плане и приноси. Только этот не рви.

   Через две недели писатель принес заново написанный рассказ о том, как в совхозах и колхозах сначала остро стоял вопрос животноводства, крестьяне уничтожали скот, чтобы не отдавать его в колхозы. Союзмясо послал опытных агитаторов, которые организовали из деревенской бедноты бригады, и после тяжелой борьбы задания стали выполняться, и наконец Союзмясо смог доверху завалить свиным мясом свои магазины.

   -- Замечательный рассказ!-- воскликнул редактор.-- Знаешь, чрезвычайно убедительно. Только вот напрасно насчет магазинов, что их доверху завалили мясом. Это не соответствует действительности. В остальном же превосходно, У тебя прекрасно разработана животноводческая проблема. Откуда ты все это почерпнул?

   -- Я прочел всю имеющуюся по этому вопросу литературу и на ее данных построил рассказ.

   -- Очень убедительно. Сейчас же сдаю в набор. Вот видишь, и сатирик при желании может написать рассказ, который по нынешнему времени всякий редактор у тебя с руками оторвет.

   Потом, помолчав несколько времени, он засмеялся и покачал головой, видимо, что-то вспомнив.

   -- А для первого варианта ты никакой литературы не изучал?

   -- Какая же там литература, там -- жизнь,-- сказал писатель.

   -- Да... остро и смешно. Уморил.

   Когда писатель уходил, редактор остановил его и сказал:

   -- Вот что. 15-го числа у меня соберется кое-какой народ, все большие знатоки и любители литературы, твои горячие поклонники, отдохнем, поговорим об искусстве. Приходи и прочти свой рассказ.

-----

   В назначенный вечер редактор всем приходившим гостям говорил:

   -- Ну, сегодня вас уморю, будете благодарить.

   -- В чем дело?

   -- Не скажу. Сами узнаете.

   Когда пришел писатель, редактор, фыркнув и зажав рот рукой, спросил шепотом:

   -- Принес?

   -- Принес.

   -- О, черт возьми, ну и будет потеха!

   Писатель поправил очки и, несколько удивленно посмотрев на хозяина, хотел было спросить, какая потеха ожидается на вечере, но уронил шапку и не спросил.

   Появление писателя в связи с неясными намеками хозяина заставило гостей насторожиться. Любители посмеяться толкали друг друга, когда после ужина писатель доставал из портфеля рукопись.

   -- Какая тема?-- спросил кто-то из гостей.

   -- Тема -- животноводческая проблема,-- почему-то очень поспешно сказал хозяин, засмеявшись при этом во все горло, чем смутил автора.

   Тот с недоумением посмотрел на хозяина, но подтвердил, что действительно тема рассказа -- животноводческая проблема.

   У дам при этом известии брови полезли наверх.

   Но с первых же строк, трактовавших об отрешении крестьян от капиталистической психологии под влиянием агитации, все слушатели покатились со смеху, чем смутили и озадачили автора.

   А хозяин так вздрогнул и передернулся, точно ему в открытый нерв зуба что-то попало.

   Слушатели с улыбками переглядывались и перешептывались.

   -- Остроумная выходка -- пародия на современную литературу.

   -- Да, да, обратите внимание, как он уловил язык; тон.

   -- Действительно остроумно, все написано по готовому рецепту, как пишут сейчас почти все. Очень удачно.

   Так как чтение в том же тоне продолжалось, то все решили, что это, может быть, и остроумно, но перехвачено в смысле длительности. Но чтобы не обидеть не совсем удачных остряков -- хозяина и автора,-- все стали усаживаться поудобнее, как это делают на длинных, утомительных докладах, чтобы хватило терпения и сил высидеть до конца.

   Когда автор от описания прорыва перешел к восстановлению животноводства, слушатели стали переглядываться. Автор чувствовал общее движение и хотя не видел через очки ясно лиц, но стал ощущать больше уверенности от сознания того, что, значит, рассказ производит впечатление. И голос его зазвучал ровнее и спокойнее.

   Один из гостей наклонился к своему соседу и сказал;

   -- Уморит, подлец! Весь хмель из головы выскочил...

   -- Выскочит... Просто не знаешь, как реагировать. Как будто сделали из тебя дурачка, а тебе нечем даже защититься.

   Когда чтение кончилось, водворилось общее молчание, какое бывает, когда после длинного доклада председатель спрашивает: "Может быть, у кого-нибудь есть вопросы?"