И вот в одно из воскресений был получен приказ организовывать комитеты бедноты.

   Но прошло еще пять воскресений, а комитета не организовывали. И когда кто-нибудь напоминал об этом, то лавочник и прасол кричали:

   -- Не надо нам бедноты! И так уж все охолостили. Коров помещичьих пропустили, сено тоже, хлеб тоже. Да еще начнет эта голь командовать. Не надо нам бедноты.

   -- Ага, не пондравилось! -- говорили беднейшие.

   -- Еще бы им пондравится,-- нахапали у всех, а теперь, глядишь, отчет давать придется.

   Но время шло, а комитета не организовывали и только всем жаловались, что ихним богатеям, как черт наколдовал: все к ним переходит, и скотина и инвентарь помещичий.

   Однажды рано утром приехали двое каких-то из губернии, и отдан был приказ всем явиться в волостной комитет.

   Все пришли с испуганными лицами.

   Коновал как вошел, так, не посмотревши даже на сидевших за столом президиума приезжих, сел на задней лавке спиной к ним и стал набивать трубку, ни на кого не глядя.

   Старик Софрон стоял впереди, опершись грудью на палку, на которую он надел шапку, и неодобрительно посматривал из-под нависших седых бровей.

   Только Андрюшка, растолкав всех, бойко прошел вперед к самому столу и, поигрывая снятым картузом, нетерпеливо оглядывал поверх голов собирающихся, как оглядывает в зале публику один из членов суда, прежде чем доложить председателю, что все готово и можно начинать.

   Иван Никитич тоже протискивался поближе к столу, чтобы ничего не пропустить.

   Вдруг все увидели лавочника и прасола, которые пришли оба в старых пиджаках с прорванными локтями.

   -- Ага, забеспокоились...-- сказал кто-то.

   Один из приехавших почесал в голове, как бы соображая что-то, и встал.

   -- Товарищи! -- сказал он,-- как у вас прошло распределение?

   Никто ничего не понял.

   -- Как у вас обошлось с инвентарем, что от помещиков достался? -- повторил приезжий более громко.

   -- Тем же концом повернулось...-- проворчал кто-то сзади.

   -- Оно у бедных не держится...-- сказал еще чей-то голос.

   -- Оно и не будет держаться, когда вы все действуете вразброд. Вам предлагали средство самозащиты. У вас комитет бедноты организован? Почему нет? Что же вы сами о себе не можете позаботиться? Предлагаю сейчас же приступить к организации.

   Андрюшка, уже пробравшийся на возвышение и стоявший за спиной приезжего, смотрел на всех, перебегая глазами с одного лица на другое, как смотрит доказчик на обвиняемых, уличивший их в обмане и приведший их на следствие; Все молчали.

   -- Чего ж они молчат!? -- Сами жаловались, а теперь и хвост прижали,-- говорили вполголоса в толпе. И все оглядывались друг на друга.

   -- Пока не возьмете всего в свои руки, в руки бедноты, до тех пор ничего не будет,-- сказал приезжий.

   -- Взяли уж...-- проворчал коновал, который сам был не богат, но всегда держался установленных порядков и враждебно относился ко всяким новшествам.-- Он взять-то возьмет, а сам ни уха ни рыла не понимает, все и идет кверху тормашками.

   -- Что?

   -- Ничего.

   -- Так я коротко предлагаю избрать комитет.

   Все стояли в покорном молчании. К беднейшим принадлежали: Котиха, Захар Алексеич, Афоня, длинный Сидор, Степанида.

   Все они были здесь налицо. И все молчали, как будто то, о чем говорили, их касалось меньше всего.

   -- Коротко предлагаю -- избрать комитет,-- сказал приезжий.

   Все озадаченно молчали, не зная, что они должны делать.

   -- Обдерут, сукины дети,-- сказал торопливым шепотом Иван Никитич.

   К нему испуганно все повернулись.

   -- Последние штаны снимут!

   Все загудели, зашевелились, повертываясь спинами и затылками к столу и возбужденно разговаривая с соседями.

   -- Болотские выбрали, теперь они дерут с живого и с мертвого,-- сказал негромко прасол.-- Я ведь тебя не неволю корову мне продавать, а тогда насильно будут тащить.

   -- Не желаем! -- крикнуло сразу десяток поспешных и испуганных голосов.

   Андрюшка то взглядывал на приезжего, то на мужиков и делал какие-то неопределенные движения руками, как приехавший со становым на следствие урядник, видя нарушение порядка, только ждет знака начальника, чтобы схватить нарушителей порядка.

   -- Дозвольте я их успокою. Тише!! Черти неумытые!

   -- Товарищ, не выражайтесь.

   -- С ними иначе нельзя.

   Приезжий вдруг решительно встал и сказал:

   -- Предупреждаю, что всякие проявления контрреволюционности будут караться беспощадно. А теперь я спрошу: вы свободный теперь народ, товарищи, или нет?

   -- Свободны...-- сказало нерешительно несколько голосов,-- а только не желаем, потому нас кто уж только не обувал...

   -- Молчите, когда с вами говорят, обалдуи сиволапые! -- крикнул Андрюшка.

   -- Оставьте, товарищ, свои выражения.

   -- С ними иначе нельзя, товарищ,-- ответил Андрюшка,-- ежели этих остолопов не крыть, они никакой свободы не поймут,

   -- А раз свободный,-- продолжал агитатор,-- значит вы свободно можете организовать самозащиту против эксплоатации, а не дожидаться, когда к вам из губернии приедут и вас заставят ради вашей же пользы.

   -- Чудеса!.. то никогда об нашей пользе не заботились, а тут вдруг прихватило.

   -- Обдерут...-- опять негромко сказал Иван Никитич.

   -- Ну что же молчите?

   -- Вот привязался-то, господи, батюшка,-- сказал кто-то сзади.

   -- Хуже барщины. Как приедет какой стрикулист, так и гонят. И правда уж не хуже собак ученых: по звонку все бегаем.

   -- Известное дело хуже барщины: там хоть душу не тянули, а свою порцию по указанному месту получил и гуляй смело,-- сказал кузнец,-- а ведь это выматывает, выматывает,-- сил никаких нет.

   И он сделал движение выйти на двор, как бы желая освежиться.

   -- Выходить нельзя! -- крикнул агитатор, посмотрев через головы на дверь.

   -- Тьфу, чтоб тебя! -- сказал вернувшись кузнец.

   -- Да... уж дело до того доходит, что... не дают. Строго.

   -- Кто здесь беднейшие? -- спросил агитатор, встав.

   -- Мы -- беднейшие! -- крикнул Андрюшка, схватив за рукав Котиху и Захара Алексеича, который споткнулся от неожиданности и уронил шапку.

   Степанида тоже сунулась было наперед, но Иван Никитич, дернув ее сзади за полушубок, торопливым шопотом сказал:

   -- Куда тебя черти несут! Голову на плечах надоело носить?

   Та испуганно оглянулась и, боясь, как бы не заметили от стола ее движения, быстро юркнула в толпу.

   -- Эти граждане заслуживают доверия? -- спросил агитатор, указав на Андрюшку, Котиху и Захара Алексеича.

   Андрюшка ястребом смотрел в глаза всем, быстро иеребегая с одного на другого. Захар Алексеич, стоя с шапкой в руке и с соломой в волосах, наивно переводил взгляд с собрания на агитатора, как бы ожидая своей участи и не зная в точности, что с ним сделают.

   -- Заслуживают... Ну, прямо не знаешь, куда податься.

   -- Значит, против их кандидатуры ничего не имеете?

   -- А черт их дери. Бери хоть себе на шею.

   -- Я те поговорю! -- крикнул Андрюшка,-- дали хаму свободу, а он уж обрадовался.

   -- Оставьте же ваши выражения, товарищ! -- крикнул нетерпеливо агитатор,-- вы мне работу срываете.

   -- Я тебе зубы-то почищу...-- сказал уже кому-то шопотом Андрюшка, показав из-под полы кулак кому-то в сторону печки.

   -- Что-то, ай выбирать хотят? -- спросил длинный Сидор.

   -- А ты только проснулся?..

   -- Требуются три лица,-- сказал агитатор,-- председатель, товарищ председателя и секретарь. Это будет президиум.

   -- Вот эта сволочь, Андрюшка, теперь нос задерет -- беда!

   -- Вчера коров гонял, а нынче в председатели попал.

   Андрюшка, презрительно сощурив глаза, только посматривал.

   -- А вы все грамотные? -- спросил агитатор.

   Наступило молчание.