И правда, когда мы в столовой пили чай, к парадному подали запряженные гуськом сани.

   -- Ох, лошадей подали,-- сказала, забеспокоившись, крестная и подошла к окну.

   -- Таня, Танюша! Давай, матушка, Ивану шубу для мальчиков и два больших платка для девочек... да валенки.-- Поживее, куда пошла?.. Это что тут такое? -- сказала она, наткнувшись ногой на кошачье блюдце в уголке у буфета.-- Это Марья Ивановна все носится с своими кошками, пройти нельзя от этих черепков.

   -- Не горячитесь, пожалуйста,-- сказал дядюшка, подойдя к двери столовой, в своих меховых туфлях и подмигнув нам, как он всегда делал, когда при нас вступал в разговор с крестной и чем-нибудь задевал ее,-- а то вы своим криком не только кошек, а и людей всех разгоните.

   Крестная, озабоченная отправкой, ничего не ответила. В сани понесли и наложили шуб, больших платков и валенок. Крестная сама, накинув на плечи большой платок, вышла без калош на крыльцо.

   Мы, не допив чашек, побежали в угольную, откуда можно было видеть, как сани поедут по березовой аллее к воротам. Подставили стул и, став на него вместе, стали смотреть в незамерзшую верхнюю часть окна.

   -- Подвинься, мне не видно,-- сказала Катя.

   -- Куда ж я подвинусь? Протри себе дырочку и смотри! -- сказал я.

   Скоро из-за выступа парадного показались одна за другой лошади и сани, которые мы узнали бы из тысячи других саней и лошадей, и, как будто радуясь молодому снегу, быстро покатили к воротам. Когда они повернули направо и за воротами скрылась задинка саней с разводом, мы слезли со стула.

   Теперь нужно было придумать, чем занять себя, чтобы хватило сил и терпения дождаться вечера, когда приедут со станции.

   Мы отошли от окна и рассуждали о том, как бы хорошо прокатиться сейчас первый раз в санях по первопутку.

   Бывало, когда собираются куда-нибудь ехать, мы с самого утра начинаем надоедать всем и упрашивать взять с собой. И, наконец, добиваемся своего.

   Как хороша зимняя дорога в мягкий морозный день!..

   К парадному уже поданы сани, нас начинают одевать, суют руки в рукава, которых никак не найдешь, повязывают сверху большим платком, в котором оставляют только маленькую дырочку для дыхания, и ведут на подъезд. Ноги то и дело наступают на полы шубы, платок сползает на самые глаза, так что ничего не видишь под ногами.

   Но на дворе так хорошо пахнет морозом и дымом от затопленных печей, сани так удобны и предстоящая дорога так заманчива, что крепишься и терпишь всякие неприятности, тем более что дорогой можно прокопать дырку больше и смотреть по сторонам.

   Привалишься в санях к высокой спинке, которая изнутри обита сукном, лошади тронут, лихо пронесут мимо мелькающих берез аллеи, деревенских изб, занесенных снегом, мелькнет деревенская околица с посторонившимся пешеходом, и однообразная снежная равнина откроется перед глазами.

   Покачиваясь и ныряя в санях по сугробам унылой зимней дороги, следишь за сонно мелькающими по сторонам дороги вешками, одинокими ракитами. В стороне сквозь мглистый, предсумеречный воздух виднеются дубовые вешки, пригнутые снегом, перелески. Подреза саней визжат и свистят по морозному снегу, когда лошади идут шагом, и нагоняют дремоту.

   Сидеть, наконец, устанешь и хочется поскорее приехать в тепло натопленные комнаты, где в столовой уже кипит самовар.

   До вечера оставалось еще много времени и нужно было чем-нибудь занять его. Мы хотели посидеть на лежанке, но ее еще не топили. Очередные же дела, вроде вырезывания картинок, мы совершенно не могли делать от охватившего нас нетерпения. Выбрав в корзиночке на шкапчике от нечего делать два больших красных яблока и принюхавшись к ним, мы пошли шататься по дому.

   -- Молодые люди,-- сказал дядюшка, опуская газету и взглядывая на нас поверх нее, когда мы проходили через гостиную,-- как вы думаете, не пора ли мне устраиваться на зиму?

   -- Что ж, устраиваться, так устраиваться,-- сказали мы и предложили ему свои услуги по перетаскиванию кресла от окна к печке.

   -- Время-то у вас найдется свободное?

   -- Найдется,-- сказали мы.

   -- А может быть, я отрываю вас от дела?

   -- Нет, сегодня у нас никаких особенно дел нет,-- сказали мы.

   -- Ну, хорошо, будь по-вашему,-- сказал дядюшка и, встав в своих туфлях с газетой с кресла, отошел от него, в сторону, как он отходил, когда Таня выметала из-под него.

   Мы положили на ближний стул свои яблоки, направили у кресла колесики, чтобы оно не забирало в сторону, И покатили.

   Дядюшка шел с газетой сзади.

   -- Так хорошо будет? -- спросили мы, поставив кресло боком к печке.

   Дядюшка сказал, что хорошо. И мы остались очень довольны.

   -- А в шашки сыграть не хотите?

   -- На деньги?

   -- Да уж как водится.

   -- Нет, мы лучше пойдем погуляем,-- сказали мы, соображая, что он все равно обыграет нас и испортит этим настроение на целый вечер.

   -- Ну, как вам угодно,-- сказал дядюшка и принялся за свои дела.

   Мы же после обеда пошли в новых валенках гулять и лазить по сугробам. А потом с красными щеками пришли домой, смотреть, как топятся печи и слушать, как шипят и хлопают в них сырые дрова.

   Мы втроем -- Таня, Катя и я -- сидели в передней против печки на полу, смотрели на огонь и говорили тихими голосами о том, когда приедут и не пора ли будить дядюшку.

   После обеда, когда большие отдыхают и в доме стоит предсумеречная тишина, хорошо бывает пристроиться где-нибудь в укромном местечке и сидеть.

   Поговорив около печки, мы встали и пошли обходить все свои уголки.

   -- Пойдем посидим за буфетом,-- сказала Катя.

   Я ничего не имел против этого. Мы прошли в столовую и присели в уголке за буфетом, притворив за собою дверку. Разговор опять зашел о предстоящем приезде братьев.

   -- Ты теперь с мальчиками будешь все время.

   Я сказал, что, конечно, с ними, не вертеться же мне около девочек целую жизнь -- и так надоели. И натянул за ушки сапоги, которые мне недавно купили вместо несносных башмаков. Я был постоянно озабочен тем, чтобы голенища не спускались вниз и не делали складок.

   -- Мне скучно будет,-- сказала Катя и занялась дыркой, которую нашла у себя на переднике.

   -- Отчего же тебе скучно -- ты будешь с девочками,-- сказал я.-- Что ты рвешь, вот крестная задаст тебе.

   Катя оставила дырку и, вздохнув, уставилась в одну точку. Она, как никто, была способна по каждому ничтожному поводу впадать в меланхолию. Пухлая, румяная, с красной ленточкой сбоку в золотистых волосах, она была очень мила, в особенности когда на ней, как сейчас, был надет белый передничек; он немного жал ей под мышками, и она все поводила плечом. А чулки с резинками натянулись и открывали пухлую, голую коленку.

   Я пересидел себе ногу от сиденья на корточках и хотел принести из гостиной ножную скамеечку крестной, но круглые часы над дверью пробили четыре -- время, когда просыпался дядюшка и приносили самовар.

   -- Пора будить,-- сказала Катя.

   Мы вышли из-за буфета и пошли будить дядюшку.

   Он уже проснулся и, лежа на большой дубовой постели, с высокими полукруглыми спинками, рассматривал свои руки.

   В этой спальне тоже все нам знакомо и мило, до последней мелочи: большой темный гардероб с выдвижным нижним ящиком, который всегда пищит, как немазаное колесо, когда его выдвигаешь; оборванное кожаное кресло -- пара к тому, что в зале,-- в которое дядюшка садится, когда надевает сапоги. Висячая этажерка с пыльными книгами и окно в сад, в которое виден угол погреба, куда мы бегаем за яблоками. На стене около гардероба висит на гвоздике охотничье ружье, на которое мы всегда смотрим с интересом и страхом.

   Самое большое удовольствие -- это забраться к дядюшке на постель, пока он еще не вставал, и поболтать с ним до чаю.

   -- Ну что, молодцы, приедут наши сегодня? -- сказал он, увидев нас и продолжая поглаживать свои волосатые руки.