- А вы?

  - У меня именно сейчас полно дел, разве не видишь? Просто постарайся уехать отсюда подальше, а потом я тебя догоню.

  Он развернулся, полы его плаща взлетели в воздух, как крылья. У меня еще оставались сомнения, но он нетерпеливо махнул рукой:

  - Беги!

  Я припустила через двор к конюшне, едва избежав столкновения с бежавшим навстречу солдатом, и оглянулась, только оказавшись на безопасном расстоянии.

  Незнакомец стоял прямо, как натянутая тетива лука. Он сбросил плащ, мешавший его движениям, и я подумала, что в его фигуре есть что-то знакомое. Да, он был слишком строен и тонок в кости для мужчины... Его голос, приглушенный платком, вполне мог принадлежать... женщине. Солдаты, обступившие его, не решались подойти, и огненная в закатных лучах полоска стали в его руке слегка дрожала.

  Ужас и счастье узнавания пронзили меня, стеснив грудь невыносимой мукой.

  - Констанца! - прошептала я, закрывая рот ладонью. - Констанца...

  Наконец, один из стражников первым сделал выпад, и золото клинков брызнуло искрами. Констанца увернулась, почти налетев на другого солдата; ее шпага заплясала в воздухе, заставляя противников отступать. Это было так похоже на танец - страшный танец стали и крови, и малейшая неловкость грозила танцорам смертью... Констанца двигалась легко и стремительно, и четверо солдат, окруживших ее, похоже, никак не могли ее задеть. Очень скоро один из них повалился на землю, схватившись за горло, и больше не шевелился. Оставалось трое, и все они были сильными мужчинами, немало времени, должно быть, посвящавшими военным упражнениям.

  Констанца, казалось, не уставала. Она танцевала в завораживающем сумеречном свете, уходя, скользя, играя. Ей удалось ранить всех троих оставшихся врагов, и сейчас они, пошатываясь, тщетно пытались задеть ее, одновременно уклоняясь от ее быстрых и точных ударов. Я поняла ее тактику: не отличаясь силой, она стремилась измотать противников, и ее гибкость и проворство казались просто невероятными. Я совершенно позабыла ее приказ оседлать коня и запоздало осознала, что ей понадобится моя помощь. Бросившись в темноту конюшни, я торопливо принялась седлать гнедую кобылу, стоявшую ближе всех к выходу, умирая от тревоги и желания посмотреть, как дела у Констанцы.

  Вне всяких сомнений, солдат в монастыре было не пятеро, а по крайней мере десяток. Остальные должны были вот-вот подоспеть на помощь, если еще не явились, и тогда кто знает, на чьей стороне будет перевес... Я кляла себя за то, что не успела увидеть, когда вернулась настоятельница и каким образом в Санта-Джулии появились стражники гонфалоньера. Тогда все эти события не стали бы для меня неожиданностью.

  Выведя лошадь под уздцы на двор, я замерла. Констанца сражалась с пятью солдатами, еще трое лежали на земле убитые или раненные. Она начала уставать, и это было заметно. Ее движения были уже не так стремительны, теперь она больше наносила удары, чем бегала, и порой отступала, защищаясь от непрерывных атак. Мое сердце сжалось. Могла ли я что-нибудь сделать для нее?

  - Сдавайся, парень! - выкрикнул высокий солдат, наступая на Констанцу. - Мы уважаем достойных противников... Обещаю, мы не тронем монахинь, а вот настоятельницу увезем с собой, да и ей зла не сделаем... А, проклятье!

  Шпага Констанцы с силой вонзилась ему в плечо, и он упал назад, неловко взмахнув руками, а женщина уже повернулась, словно приседая в реверансе, и клинок ее описал в воздухе дугу, отражая выпад солдата, находившегося у нее за спиной.

  Она продолжала биться, защищая свою свободу и жизнь тех, кто ей доверился... Я видела, как она напряжена, как усталость и боль сковывают ее движения. Выходит, вот каким танцам обучал ее синьор Манетти! Мне казалось, она не сделала ни единой ошибки, ее танец был безупречен, но и она не могла танцевать так долго... Я никогда не видела такого потрясающего мастерства владения оружием. Конечно, солдаты были натренированными и сильными, они умели сражаться, но до Констанцы им было далеко. Шпага казалась смертоносным продолжением ее руки, которым она владела в совершенстве.

  Еще выпад, удар, отступление, шаг вбок, нырок вперед и поворот, и снова удар. Блок, поворот, шаг назад, уклонение... Рывок вперед и яростный удар снизу вверх. Мужчина словно подпрыгнул и тут же осел на землю, дергаясь в судорогах. Остался последний противник, и он был полон решимости прикончить непокорного защитника монастыря.

  Взобравшись в седло, я подъехала чуть ближе, почти не замечая монахинь, теснившихся позади перепуганной кучкой. Я видела лишь Констанцу - дрожащую от усталости, задыхающуюся, из последних сил взмахивающую шпагой. Мне нужно было что-то предпринять, и быстро.

  Я соскочила с седла и подняла одну из валявшихся на земле шпаг - тяжелую, с витой гардой, в которой моя рука просто утонула. Стараясь держаться за спиной солдата, я осторожно двинулась вперед, не сводя глаз с лица Констанцы. Она метнула на меня быстрый взгляд и улыбнулась, и вдруг отшатнулась назад, словно отброшенная невидимой силой. Улыбка замерла на ее губах, в глазах отразились удивление, испуг и боль.

  И тогда я прыгнула вперед, обеими руками нанося удар, вложив в него всю силу, все отчаяние, всю ярость. Я не ожидала, что все случится так быстро. Под клинком скрипнула кость, а затем он легко, как в масло, вошел в плоть солдата, мгновенно проколов колет и рубашку. Я зарычала, поворачивая шпагу, как вертел, и смотрела, как враг падает к моим ногам, истекая темной кровью. Он был мертв, и я выпустила рукоять, разжав сведенные болью пальцы.

  - Констанца, любимая...

  Я бросилась к ней, плача от ужаса, жалости и отчаяния. Она лежала на спине, глядя в темно-синее небо широко раскрытыми глазами. Платок сполз с ее лица, и у меня не осталось ни малейших сомнений - именно она спасла меня, рискуя жизнью, а теперь спасла во второй раз, и для нее это обернулось намного хуже, чем в первый.

  - Ты больше не злишься на меня? - прошептала она, силясь улыбнуться.

  Ее куртка была мокрой и липкой, и я догадалась, что она серьезно ранена.

  - Я люблю вас, люблю больше жизни!

  Пронзительный взгляд полных боли глаз был мне наградой и мукой. Ее холодные пальцы сжали мое запястье.

  - Вы не умрете, - сказала я, не веря и все-таки отчаянно надеясь на чудо.

  - Нет, конечно. - Она помолчала. - Джулиано знает, как вылечить любую рану... Только бы добраться до него... Позови Ангессу, она что-нибудь придумает.

  Я подняла голову. Сестры обступили нас, некоторые молча плакали, другие уже побежали за бинтами и горячей водой. Суровая Агнесса присела возле Констанцы и озабоченно покачала головой.

  - Нужно остановить кровь и отнести ее в тепло. Шевелитесь, если не хотите, чтобы у нас сменилась настоятельница!

  Пока мы осторожно несли Констанцу на плаще в ее комнату, она не выпускала мою руку, и я знала, что это была нить, связывающая ее с жизнью...

  Прошло два месяца. До сих пор я с содроганием вспоминаю ту первую ночь, когда Констанца металась в бреду, а я отупело сидела возле ее постели, глядя на окровавленные повязки, стягивающие ее грудь. Агнесса напоила ее каким-то душистым горьковатым отваром и велела мне звать, если настоятельнице станет хуже. У Констанцы было задето легкое, а затем клинок глубоко рассек кожу на животе, поэтому и было так много крови. Я молилась, всю ночь не сомкнув глаз, и под утро Констанца перестала бредить и уснула. Я стала опасаться, что она умерла, но ее хриплое дыхание говорило об обратном. Агнесса, пришедшая проведать ее, сказала, что самое страшное позади, но больной нужен полный покой. Едва проснувшись, Констанца потребовала, чтобы ее увезли из Санта-Джулии или хотя бы перенесли вниз, в общие кельи. Я ничего не понимала, она начала сердиться, закашлялась, и вскоре ей снова стало плохо. Как могли, ее успокоили и уложили, а потом отнесли вниз, как она хотела, и устроили в одной из келий. Я попросила ее рассказать, чего она опасается, и она ответила, что кардинал помиловал одну из приговоренных к смерти еретичек, но у Ринери зародились подозрения, потому что он заметил среди присутствовавших настоятельницу Санта-Джулии и не мог не видеть, как кардинал посмотрел на нее, прежде чем указать на помилованную девушку. Как ни спешила Констанца скрыться, отряд солдат, посланный за ней, видимо, имел особые указания. Ничего не зная о преследователях, она вернулась в Санта-Джулию и поднялась в свою комнату, но не успела даже передохнуть с дороги, как солдаты ворвались в монастырские ворота, без труда отшвырнув в сторону потерявшую бдительность сестру Марию. Остальное мне было известно. Констанца лишь надеялась, что ей удастся перебить солдат поодиночке, справившись с ними хитростью. Увы, именно я стала причиной того, что ее план провалился...