- Ты чудесна, - выдохнула Констанца, с любовью глядя на меня. - С тобой я чувствую себя счастливой, хоть и знаю, что это запретное счастье... Я не хочу отдавать тебя мужчине, кто бы он ни был.

  Я взяла ее руку и поцеловала раскрытую ладонь.

  - Мне не нужен мужчина, - сказала я. - Мне ненавистна сама мысль о том, что мужчина будет прикасаться ко мне...

  - Ты уже знаешь...

  - Да, меня насиловали в тюрьме, - содрогаясь от воспоминаний, прошептала я. Констанца провела пальцами по моим волосам.

  - Но ты до сих пор грезишь о мужчине, который тебя спас? - с упреком заметила она.

  Я не ответила, отведя глаза под ее испытующим взглядом. Обняв ее, я ощутила под пальцами ее твердый горячий сосок и по тихому вздоху поняла, что она ждет моих ласк. У нее была такая прекрасная мягкая грудь, я стала ласкать ее губами и языком, перекатывая во рту маленький бутончик соска. Рассеянно обнимая меня за шею, Констанца легонько постанывала, выгибаясь всем телом, а потом мои пальцы, гладившие ее шелковистый живот, скользнули ниже, во влажную складочку, спрятанную под покровом курчавых волос, и коснулись напряженного бугорка. Констанца вскрикнула от удовольствия и направила мою руку, показывая, что ей нравится. Вскоре мне уже не требовалась ее помощь: она стонала, запрокинув голову и кусая губы в ожидании подступающего наслаждения, ее стоны заставляли меня ласкать ее все быстрее и яростнее. Наконец ее тело сотрясла крупная дрожь, она забилась подо мной, как пойманная птица. С немым восторгом я смотрела, как она кончает, закрыв глаза и сжимая в кулаке край простыни. Я склонилась к ней, ловя губами ее глубокое дыхание, и стала целовать ее, упиваясь ее наслаждением.

  - Ты можешь делать это так хорошо, - выдохнула она и улыбнулась. - Я боюсь закричать, потому что сестры могут услышать... Здесь не место для такой любви, дорогая.

  - Любовь к Богу не подразумевает участия плоти, верно? - рассмеялась я. - И она никогда не бывает страстной.

  - Прекрати. Это грех, который нам, быть может, еще предстоит искупить. Я забываю себя, забываю Бога, когда ты до меня дотрагиваешься...

  - Ваш муж не радовал вас в постели, правда?

  - Франческо - настоящее животное. Мне было ненавистно все, что он делал со мной. У него был огромный член, и его мало заботило, что я чувствую, когда он в меня входит. Мои слезы и мольбы только распаляли его еще больше, он говорил, что я страстная сучка, что ему повезло заполучить меня, да еще и с неплохим приданым... Несколько ночей подряд он насиловал меня, заставляя делать то, чего ему хотелось, и я не могла бороться с ним. Мое тело покрылось синяками, которые гордость мешала мне показать даже прислуге, так что мне приходилось мыться и одеваться в темноте. Если бы я не убежала, это продолжалось бы до сих пор. Я не хочу возвращаться к той жизни.

  - Ты и не вернешься, - горячо сказала я, целуя ее в висок, и слезы потекли из моих глаз. - Если будет нужно, мы убежим из Санта-Джулии...

  - Невозможно бегать всю жизнь, Лаура. Однажды все это должно закончиться.

  - Но...

  - Спи, моя милая. - Она обняла меня и вздохнула. - Я подумаю, что делать со всем этим, и будь уверена, найду выход.

  Я закрыла глаза, подчиняясь ее спокойной уверенности. Чистый запах, исходивший от ее кожи, был таким родным, ее мягкие руки обнимали меня с такой заботой и нежностью, что я почти сразу почувствовала, что засыпаю.

  Следующий день мы провели в библиотеке. Холодное зимнее солнце пробивалось в высокие решетчатые окна, и скрип перьев разносился в тишине среди шкафов с пыльными фолиантами. Констанца просмотрела мою работу, нашла ее неплохой и велела продолжать, а сама села писать письма. Украдкой заглядывая через ее плечо, я видела ряды цифр в счетах за воск и холсты, за фрукты и уголь. Она быстро управилась с расчетами, а затем перешла к письмам. В одном из них она благодарила купца из Кортемаджоре за пожертвования в пользу монастыря, в другом просила архиепископа позаботиться о сиротском приюте в Парме. Над третьим письмом она надолго задумалась, несколько раз принималась писать, но тут же комкала бумагу и откладывала перо.

  - Вы пишете Джулиано? - спросила я, подняв голову от работы.

  - Нет. - Констанца улыбнулась. - Такие просьбы нельзя доверять бумаге. Если бы мне понадобилась его помощь, я попросила бы лично.

  - Если бы? Вы хотите сказать, что...

  - Пусть Джулиано живет спокойно, он заслужил это. Я не стану впутывать его в свои дела, с которыми и сама могу разобраться.

  Я похолодела. Нельзя было понять, что задумала Констанца, но защитить монастырь и его обитательниц от солдат гонфалоньера будет совсем некому.

  - Дайте мне шпагу, - сказала я, сжав кулаки.

  - Что?

  Ее брови удивленно взлетели вверх, перо в тонких пальцах дрогнуло.

  - Дай мне шпагу, - повторила я твердо, начиная сердиться и незаметно для себя переходя на "ты". - Если будет нужно, я встану рядом с тобой.

  Она опустила глаза, и мне на миг показалось, что в них блеснула печальная улыбка.

  - Ты не будешь рисковать собой, Лаура.

  - В таком случае, шпага понадобится мне, чтобы они до меня не добрались.

  Констанца подняла голову и внимательно посмотрела на меня, затем черты ее лица смягчились.

  - Я не думаю, что до этого дойдет.

  - Кому ты пишешь?

  - Кардиналу Сан-Северино. - Она невозмутимо пожала плечами. - Я хочу посмотреть на ведьм, которых изловил Ринери в Кортемаджоре.

  - Ты сошла с ума?

  - Нисколько. У меня есть право видеться с приговоренными к смерти, так что эта просьба вполне обычна. Если эти люди действительно злодеи и богохульники, они будут предоставлены своей судьбе.

  А если нет, подумала я, ты напишешь другое письмо, и отважный незнакомец снова будет рисковать своей жизнью по твоему решению...

  - Констанца, это безумие.

  Она обняла меня и серьезно заглянула в глаза. Ее взгляд был решителен и темен, и на мгновение мне показалось, что однажды я уже видела точь-в-точь такой же взгляд, но тогда я не могла его понять и запомнить, так что теперь у меня возникло лишь ускользающее чувство узнавания.

  - Я буду осторожна, милая, - прошептала она, склоняясь к моему уху. - Ради тебя... Я всегда помню об опасности и клянусь сделать все, чтобы ни единый волос не упал с твоей головы.

  Ее мягкие теплые губы скользнули по моей щеке. Еще немного - и сладостное тепло разлилось по моему телу; наши дыхания смешались. Ее поцелуй был нежным и страстным, мои пальцы легли на ее грудь.

  - Люби меня, - задыхаясь, прошептала я, ощущая, как твердеют ее соски. Рука Констанцы гладила мое колено, и я нетерпеливо подняла подол, позволяя ее ладони ласкать мою обнаженную кожу, забираясь все выше. Как обычно, она не спешила, давая мне возможность наслаждаться и изнывать от нетерпения. Мои бедра изнутри стали влажными, и пальцы моей возлюбленной слегка касались самого сокровенного места, заставляя меня стонать и извиваться, подаваясь ей навстречу. Она уложила меня на скамью, а сама устроилась рядом, глядя на меня с восхищением и легкой улыбкой.

  - О, Констанца...

  Она принялась целовать меня, и я уже не могла сдерживаться. Ее ласки становились более чувственными и смелыми, но мне хотелось еще большего.

  - Войди в меня... Я так тебя хочу... Да, вот так...

  Я горела в огне неистового желания, отдаваясь ее ласкам и почти неосознанно помогая ей собственной рукой. Беспомощно умирая в накатывающемся прибое наслаждения, я едва удерживалась от крика и лишь тихо стонала, проникая языком в рот Констанцы. Наконец мое тело сдалось: крупная дрожь, зародившаяся в бедрах, мягко сотрясла меня всю, и я на несколько мгновений задохнулась, ослепнув от яростного, мучительного, невыносимого восторга. То, что я чувствовала в объятиях Констанцы, было похоже на неземное блаженство, да и сама она напоминала ангела, прекрасного и загадочного, поступкам которого я никогда не могла найти объяснения.