Видимо, прочитав на моем лице все чувства, Констанца склонилась ближе ко мне, и наши губы слились. Это был восхитительный короткий поцелуй, полный нежности и легкого обещания страсти. Лошади шли шагом, звуки копыт мягко тонули в палой листве. Мне не хотелось больше спрашивать ни о чем, главное - моя Констанца была со мной. До самого монастыря мы едва ли обменялись парой слов.
- Закройте ворота, сестра Мария, - бросила Констанца привратнице, когда мы под покровом ночи въехали в монастырский двор. - Какие новости?
- На кухне пригорела рыба, - начала перечислять монахиня, запирая тяжелый железный засов. - Старая Сесилия закончила опись утвари, хранящейся в левом приделе часовни. Половину надо бы выкинуть, ткани слежались и отсырели, а вот свечи бы пригодились...
Констанца спешилась и направилась к дверям дормитория.
- А, кстати, - вдогонку крикнула привратница, - сегодня днем из Кортемаджоре приезжал человек, похожий на священника, привез послание от какого-то... Ринери.
- Где послание?
Сестра Мария протянула настоятельнице сложенный листок бумаги, запечатанный темной сургучной печатью.
- Хорошо. Проследи, чтобы лошадей почистили и накормили, а заодно пусть принесут и нам с Лаурой чего-нибудь поесть, пусть даже пригоревшей рыбы.
Я не возражала, хотя письмо Ринери встревожило меня.
- Констанца, что он хочет?
- Хотела бы я знать... Идем ко мне, посмотрим.
Поднявшись в комнату Констанцы, мы зажгли свечи на столе от той, что принесли с собой, и, усевшись рядом, взялись за письмо. Рассмотрев на сургуче оттиск собачьей головы с факелом в зубах, Констанца поморщилась.
- Доминиканские псы! - Она сломала печать и развернула листок. Я нетерпеливо пробежала глазами строчки, написанные аккуратным почерком с сильным нажимом на перо:
"Госпожа баронесса, примите заверения в моем искреннем почтении и восхищении Вашей добродетелью. Небольшое недоразумение, возникшее во время нашей последней встречи, я уверен, не поколеблет Вашего расположения к верным слугам инквизиции, задачей коей является искоренение ереси среди слуг Божьих во славу Святой Церкви. Высказанное Вами желание освободить двух пленниц было благим намерением, хотя и не поддержанным кардиналом Сан-Северино. Тем не менее, Господь рассудил иначе, и одна из осужденных была похищена и скрыта от нашего правосудия. Не смея роптать на Его волю, я отказался от розыска еретички и ее похитителя, однако они не получили надлежащего возмездия, а моя работа не была выполнена. Известно, что в монастырях, подобных Вашему, имеются приюты и школы для бедных детей, и монахини с радостью укрывают бесприютных сирот, что отчасти и объясняет Ваше сострадание к заблудшим душам. Но я предлагаю Вам заниматься своим делом, а Вы предоставьте мне возможность заниматься своим, так чтобы наши пути не пересекались. Было бы жаль, если бы монастырем Санта-Джулии заинтересовались власти Милана или люди герцога Сфорца. Я ценю Ваше спокойствие и надеюсь, что мы придем к взаимопониманию. Преданный делу Господа и Святой Церкви, дознаватель ордена Святого Доминика Антонио Ринери".
Констанца отложила письмо. Ее глаза метали молнии, руки сжались в кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
- Он осмеливается угрожать мне!
- Вы просили за осужденных, и кажется, он видит связь между попыткой вашего вмешательства и моим спасением.
- Неужели ты не понимаешь? Он хочет натравить на Санта-Джулию Франческо Сфорца, потому что не мог не знать, как тот разыскивал меня. Ринери не уверен, что я и есть та, кого ищет герцог Сфорца, но полагает, что я укрываю у себя в монастыре Констанцу Висконти. Если я снова попробую освободить кого-нибудь из приговоренных к казни, ты познакомишься с правосудием Сфорца уже на следующий день...
- В таком случае, не вмешивайтесь.
Она нахмурилась и встала. Я гадала, что она чувствует - страх, растерянность, ярость или отчаяние, и слишком боялась за нее, чтобы сказать что-то еще.
- Я хочу принять ванну и лечь спать. - Мне показалось, что ее голос дрогнул. - Идем со мной.
Я помогла ей раздеться, с трепетом касаясь ее прохладной кожи, но она даже не смотрела на меня. В ее глазах тлела печаль и мрачная решимость, и я невольно боялась встретить их прямой взгляд. Мои покрасневшие от холода пальцы вряд ли причиняли ей неудобство; скорее всего, она просто не ощущала их прикосновений.
Опустившись в теплую ванну, Констанца закрыла глаза и вздохнула. Мне отчаянно хотелось сбросить платье, забраться в воду вместе с ней, обнять ее плечи и принять все тайны, все тревоги, беспокоившие ее... Она молчала, и меня охватывало нехорошее предчувствие.
- Констанца, могу ли я чем-нибудь помочь?
Она улыбнулась, не открывая глаз.
- Да. Ты можешь помочь мне вымыться.
- Нет, я имею в виду не это...
- Больше ты ничем не поможешь мне, дорогая.
Взяв мочалку, я принялась осторожно растирать ее плечи и спину, стараясь не разбередить едва затянувшиеся алые рубцы.
- Ринери не успокоится. Люди, подобные ему, однажды что-то заподозрив, непременно докапываются до истины.
- Мы могли бы заставить его потерять интерес к Санта-Джулии?
- Каким образом?
- Вы можете поговорить с кардиналом Сан-Северино, и...
- Кардинал не всемогущ. Он неплохой человек, но и его вмешательство имеет свою цену. Чем меньше людей будет втянуто в это дело, тем лучше.
- Констанца, ваш друг... Джулиано Манетти... он...
Она подняла голову и посмотрела на меня с интересом, и я, осмелев, продолжала:
- Если он еще не забыл, как держать в руках шпагу, он мог бы...
Констанца расхохоталась. Она смеялась так весело и заразительно, что я невольно улыбнулась вслед за ней, не понимая причины ее смеха. Взяв меня за подбородок, она спросила:
- Он мог бы убить Ринери, так?
Я сглотнула, подумав, что такая просьба поставила бы жизнь старого учителя танцев под удар, ведь Ринери, как служителя инквизиции, наверняка охраняют.
- Смерть негодяя все решила бы, - прошептала Констанца. Ее зрачки расширились, отчего глаза стали казаться совсем темными. Лицо ее было белым, как мрамор, кровь отхлынула от щек. - Ты права.
В моей душе все перевернулось. Неужели Констанца не остановится перед убийством? Что она собирается делать?
- Не будем больше говорить об этом, - тихо сказала она, вставая. Я набросила на ее плечи полотенце. - Вымойся, дорогая, ты устала и вся дрожишь.
Теплая вода приятно расслабила сведенное усталостью тело, хотя я не могла не думать о том, что намерена предпринять Констанца, и скоро ли Ринери спустит своих псов на Санта-Джулию. Если ему удастся проникнуть в монастырь, участь Констанцы будет незавидной, а уж мне и вовсе конец. Он собственными руками подожжет хворост у моих ног, если раньше его палачи не разрубят меня на кусочки...
Выбравшись из ванны, я переоделась в чистую рубашку и направилась в постель, где меня уже ждала Констанца. Она обняла меня и долго с нежностью гладила по голове, целуя мое лицо. От этих сдержанных, почти невинных ласк мое сердце переполнилось страхом и тоской. Слезы подступили к глазам, я старалась, чтобы Констанца не видела их, но они оставались на ее губах, касавшихся моих щек.
- Не плачь, - шептала она. - Не плачь, моя девочка... Все будет хорошо, милый ангел. Я люблю тебя...
Она склонилась надо мной и поцеловала в губы - медленно, чувственно, с разгорающейся силой страсти. Обняв ее за шею, я ответила на поцелуй, и ее рука накрыла мою грудь. Это была привычная, такая восхитительная ласка, заставившая меня застонать. Она стала тихонько ласкать меня, не переставая целовать, и мое тело таяло, как воск от огня, под ее пальцами. Немного погодя я уже извивалась в ее объятиях, почти не стесняясь охватившего меня нетерпеливого желания. Ее движения стали настойчивее, я почти непроизвольно подавалась навстречу, вздрагивая и задыхаясь, и волны удовольствия нарастали внутри меня неотвратимым прибоем. Она словно вела меня в танце, ее руки так хорошо знали, что мне нужно... Мое дыхание сбилось, с губ сорвался долгий вскрик, и я впустила ее в себя глубже, отчаянно дергая бедрами и истекая в невозможном, сладостном восторге. Все мое тело охватила судорога наслаждения, я сотрясалась в объятиях целовавшей меня Констанцы, закрыв глаза и беспомощно сжимая ее плечи, пока силы не оставили меня окончательно. Сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди, по вискам стекали капли пота.