Замполит порядком достал Валю задушевными беседами, пытался влезть за ним даже в гальюн, вдруг он там петлю мылит, и окончательно допек Поспелкина всевозможными психологическими тестами, которые он извлекал из своих политзакромов в ужасающем количестве. Доведенный до ручки опекой неугомонного политработника, Валя по всем правилам обратился к командиру корабля с письменным рапортом, в котором униженно просил отцепить от него политрука, а взамен клялся, что топиться, стреляться и вешаться до схода с их корабля не будет. Командир внял просьбе лейтенанта, и замполита от него отстегнули, к величайшему сожалению последнего, желавшего на основе своих наблюдений за Валентином написать научную работу и свалить с ее помощью на берег, преподавателем в училище.

Плавание тем временем продолжалось. Валю уже давно все считали в доску своим, и если механик и драл свое офицерство за грязь в котельном отделении, то доставалось и ему наравне со всеми. Сам Валентин уже как-то смирился со всем, жену вспоминал как что-то очень далекое и начал замечать за собой, что понемногу забывает черты ее лица. Про сына и говорить нечего, как он выглядит, Валя даже представить себе не мог.

Эскадра успешно миновала два океана, отстрелялась ракетами, отпуля-лась торпедами и, наконец, повернула к Владивостоку. Валя, уже давно ничему не веривший, смотрел на такое развитие дел философски и говорил всем, что, когда до Владивостока останется день ходу, корабли получат новое радио и их повернут еще куда-нибудь к черту на рога, но только не домой. Но на этот раз мрачные предчувствия Валентина не оправдались. Эскадра упрямо продвигалась все ближе и ближе к родным берегам. И вот, наконец, настал день, когда на горизонте показались ночные огни Владивостока. Постояв на рейде ночь, с раннего утра корабль облепился буксирами и через час уже привалился к пирсу. Обалдевший от счастья Валя Поспелкин разглядывал простиравшийся перед его глазами огромный город и никак не мог поверить в то, что он наконец на Родине и что, наверное, скоро увидит жену, сына, маму и вообще всех. В последнем он еще слегка сомневался. А на дворе стоял июль. Было не по-тропически, а по-нашему тепло и хорошо. Заканчивался двадцать пятый месяц автономного похода лейтенанта Валентина Поспелкина.

Офицеры ВПК устроили по поводу возвращения шумный банкет в одном из близлежащих ресторанчиков, на котором не раз с шумом и смехом поднимался бокал за них самих, их поход и за приблудшего «Летучего Голланд-ца» Валю. Вновь была пущена шапка по кругу, и Поспелкинну собрали на билет на самолет до Петропавловска-Камчатского, куда он и вылетел на следующий же день, закинув за спину мешок с нажитым добром. На память офицерам ставшего почти родным ВПК Валя оставил в кают-компании искусно вырезанные им шахматы, в которых пешками были лейтенанты, слонами — старлеи, конями — каплей, ладьями — капитаны третьего и второго ранга, королями — капитаны 1 ранга, а своенравными королевами — адмиралы. Причем мундиры фигурок и особенно их знаки различия были вырезаны особо тщательно, с соблюдением всех мелочей и типичных сопутствующих признаков вроде живота, бутылки в руках и прочего.

В штабе дивизии на Поспелкина посмотрели, как на призрака, вдруг материализовавшегося из ниоткуда. В отделе кадров вообще считали, что Поспелкин уже давно служит где-то на Черноморском флоте, а к ним просто никак не дойдет приказ о его переводе. Командир корабля был более информирован, и, по его сведениям, Валентин должен был находиться с каким-то надводным кораблем на ремонте в Адене. Появился Поспелкин вовремя, так как, пока он бороздил моря и океаны, его экипаж успел сделать еще одну автономку и сейчас, сдав корабль, собирался в отпуск. Финансист экипажа, получив от Вали гору бумаг и выписок из приказов, слегка офонарел. По самым скромным подсчетам Поспелкину полагалась огромная сумма в инвалютных рублях, и это не считая получки почти за два года. В финчасти претензии Вали на финансы тоже не вызвали особого восторга, особенно в части, касающейся валюты. Но, научившийся заходить во все двери, Валентин Поспелкин на поводу у них не пошел, а пробился на прием к командующему флотилией. Не желавший сначала слушать каких-либо жалоб от сопливого лейтенанта, адмирал по мере Валиного повествования развеселился, а под конец даже посоветовал Поспелкину написать мемуары и отправить их в «Морской сборник», в рубрику «Ходили мы походами…». Потом адмирал возмутился тем, что лейтенант из вверенной ему флотилии больше двух лет колобродит по всему свету, а он ничего об этом не знает.

Был незамедлительно вызван командир Валиной дивизии и корабля, устроен разнос по поводу махрового сокрытия сего возмутительного случая и строго указано на недопустимость таких фактов в будущем. Затем настала очередь начфина флотилии, которому разгоряченный адмирал дал команду выплатить Валентину все до копеечки, под его личную адмиральскую ответственность. Затем взгляд адмирала снова упал на командира Валиного корабля. Адмирал сообразил, что лейтенанту подошел срок получать очередное воинское звание, а о такой мелочи, конечно, забыли, и грех было бы не воспользоваться случаем взнуздать подчиненных еще разок для профилактики.

Гнев военного начальника возрастал по восходящей, и следующим пунктом должен был стать погром организации службы на Валином корабле.

Но оказалось, что командир Валиного экипажа был тоже орел не промах, и прямо в кабинете адмирала вручил Поспелкину погоны старлея. После чего выяснилось, что конфликт исчерпан, все наказаны и вообще все в порядке. Напоследок адмирал посоветовал, а это то же самое, что и приказал, отпустить Поспелкина в отпуск за два года, чего Валя втайне желал, но на что совершенно не рассчитывал.

В общежитии Вале сказали, что жена его уехала при первых признаках беременности, а комнату его, естественно, кому-то отдали, сдав вещи коменданту. Они сохранились в целости и сохранности, и, получив ключ от нового номера, Валя, наконец, впервые за два года облачился в гражданскую одежду. С отпуском и деньгами его на удивление не обманули, и через неделю торжественно отправили отдыхать. Билетов на самолет, естественно, было не достать, и Валя, наотрез отказавшись ждать неделю-другую в аэропорту допосадки, взял билет на пароход и отчалил во Владивосток. Там он заглянул на свой ВПК, вставший на завод ремонтироваться, раздал долги, попьянствовал с друзьями и, дав чудовищную по своим размерам взятку администратору аэропорта, купил билет на самолет в день вылета.

Дома его встретила жена, со скуки за два года превратившаяся из жгучей брюнетки в роскошную блондинку, упитанный годовалый сын, привыкший только к неподвижному папе на фотографии и агрессивно воспринявший его живьем, радостные родители и теща, абсолютно уверовавшая в то, что ее зять — непутевый гуляка, а не примерный семьянин и опора супруги. Так закончился первый автономный поход лейтенанта Валентина Поспелкина. Первый, но далеко не последний… Зато какой!

Товарищи офицеры! На всякую непредвиденную случайность своя нежданная неожиданность всегда найдется, догонит и грязно изнасилует заодно…

Комендант гарнизона пос. Оленья губа майор Кожакарь

С министром обороны мне пришлось встретиться еще один раз. Правда, с другим министром, в другой обстановке и уже в офицерском звании, но что-то неуловимо общее в этих встречах проскальзывает.

В том году, в апреле, мой экипаж вернулся из Северодвинска и ждал команды выехать в славный город Палдиски, в учебный центр. У нас поменялся командир, экипаж был в процессе перехода из одной дивизии в другую, так что с нами особенно не церемонились и запрягли во все возможные и невозможные береговые вахты. Пока не уедем. Ежедневно на разводе дивизионной вахты в Оленьей губе выстраивалась половина моего экипажа. Мне по лейтенантской молодости дежурство по части, камбуз и прочее не доверяли, оставив на меня патрули и дежурство по казармам. Потом лишили, слава богу, и патрулей, оставив только дежурство по казармам через день. Дежурный по казармам — типичный пример очень важного, ответственного и совершенно бесполезного берегового наряда, придуманного неизвестно когда и, наверное, с похмелья. Так же, как в свое время для борьбы с неуставными отношениями не нашли ничего лучшего, как ввести штатную вахту «дежурного по храпу». В кубрике у матросов ставился стол, лампа, стул, и офицер должен был сидеть с отбоя до подъема, и следить за тем, чтобы славные матросы не долбили друг другу морды. Слава богу, хватило ума позже отменить это нововведение. Дежурного по казармам потом тоже отменили, но тогда у него было два листа обязанностей и длинные ноги, чтобы носиться по казарменному городку, поскольку дежурный по дивизии использовал его в качестве запасного рассыльного.