В свое время мои начальники говорили, что я подаю большие надежды. Рано назначили управленцем, хотя, на мой взгляд, я еще не соответствовал этой должности. Знаний маловато было и опыта никакого. Потом пообтерся, «железные» зубы нажил, все было. Мой второй механик Валерьяныч очень настойчиво пихал меня в комдивы раз. Я едва не поддался его напору, но вовремя затормозил. Ответственности я никогда не боялся, но посчитал себя еще не готовым положить на плечи такое гигантское хозяйство. Шутка ли: два реактора, турбины, считай полкорабля. Не хотелось беспомощно краснеть, встань вопрос о том, чего ты не знаешь. В моих честолюбивых планах должность командира дивизиона стояла на шестом-седьмом году службы. В итоге комдивом стал мой товарищ, каплей Ушаченко, прослуживший на год меньше меня, но менее закомплексованный. Отличный, надо сказать, получился комдив! Как будто им и родился. Время шло. Меня периодически звали то в тот экипаж, то в другой. Я под разными предлогами вежливо отказывался. Хотелось остаться в родном экипаже. Потом уволился в запас Ушаченко, устав служить Родине за спасибо и не подписав навязанные нам контракты. Я остался. Подвел ненормальный оптимизм и глупая вера в здравомыслие государства. После ухода Ушаченко альтернативы мне не оказалось, и с чистым сердцем отпечатав представление на должность командира дивизиона, я уехал в отпуск. На мою беду, на этом этапе службы экипаж сменил командира. Ушел в запас наш каперанг Светляков, пришел другой и притащил за собой целую бригаду. Комдивом я не стал. Мое представление свернули в трубочку и засунули сами знаете куда. Бразды правления первым дивизионом взвалил на себя «майор» Полканов, выдвиженец нового командира и выпускник моего училища одного со мной года. Самое интересное, что немного погодя я даже обрадовался такому обороту. К тому времени на флоте уже не стало матросов с незаконченным высшим образованием, украинцев, белорусов, прибалтов. На флот с его неслабой материальной частью хлынули сельские трактористы с незаконченной восьмилеткой, наркоманы из городских подворотен и закавказцы из далеких аулов, не понимающие русский язык. Служба подводника начала становиться по-настоящему рисковой. Отдаешь приказ с пульта ГЭУ в отсек такому недоделанному турби-нисту, а потом сам бежишь через весь корабль его выполнять. Бежишь и думаешь: не дай бог, он уже успел что-нибудь сделать! Пронеси господи! Ведь обязательно не тот насос запустит или не тот щит обесточит. А так недалеко и до… В общем, как в анекдоте: нажал кнопку и вся спина мокрая. Так что особо я расстраиваться не стал. Не сложилось так не сложилось.

С нашим новым командиром кавторангом Владимиром Николаевичем Столыпиным по прозвищу Безбашенный я поладил быстро. Мне всегда удавалось ладить со своими начальниками. Главное — не лизать задницу. Никакого подобострастия и подхалимажа. Просто надо выполнять приказы начальника ответственно, в срок и с умеренным рвением. Разумные приказы в пределах разумной инициативы. От самой примитивной служебной проблемы до доставания семье командира билетов на самолет в летний сезон. Как говорил тот же Владимир Николаевич, служба военного проста: приказали — выполнил — доложил. Ко всему прочему Вова Безбашенный, несмотря на все свои военно-уставные причуды, человеком был честным и справедливо полагал, что именно он лишил меня заслуженных погон. И, судя по всему, чувствовал себя передо мной в долгу. Правда, весьма своеобразно. Все оставшиеся несколько лет под его командованием я исполнял обязанности вместо всех, кого только можно было представить. И врио командира, и вместо помощника рулил, и замполитом полгода ошивался.

Наверное, я неплохо справлялся, потому что уже через год командир предложил мне подготовить представление на присвоение воинского звания капитан 3 ранга на ступень выше занимаемой должности. Существует такое положение, при котором офицер, сидящий на одной и той же должности более семи лети имеющий хороший послужной список, может, именно может, получить воинское звание выше штатного. В целях поощрения, так сказать. Но все это не обязательно. Как командир решит. И все, кто выше. Проще говоря, как карта ляжет. Но если командир очень сильно возжелает подарить подчиненному новые погоны и сам пройдет все инстанции с бумагами, то результат будет стопроцентно положительным.

Первое представление я отправлял с воодушевлением. Сам печатал на машинке, высунув язык. Старался. Нормальное честолюбие. Командир подписал, проставил печати. Секретчик засекретил и сдал в отдел кадров. Оставалось только ждать. Как правило, ответ приходит месяца через три-четыре. Пока суд да дело, время шло. Мы ходили в море, сдавали задачи и, наконец, ушли в отпуск. После отпуска я первым делом заглянул в отдел кадров. Ни ответа ни привета. Я не расстроился. По опыту старшего поколения я знал, что с первого раза такие вещи проходят редко. Зарядили второе представление. Через полгода я понял, что и на него ответа не будет. Теперь взвился командир. Его такое положение не устраивало. Он свое слово держать привык. На то его и прозвали Безбашенным. Третье представление готовилось под его личным присмотром. Дело было за месяц до автономки, и во время одного из инструктажей в штабе Северного флота командир «пролоббировал» мои бумаги.

После похода из отдела кадров опять не было ни ответа ни привета. Меня успокоили тем, что прошло слишком мало времени и чтобы я с чистым сердцем ехал в санаторий на заслуженный отдых. Надо ли говорить, что и после санатория меня не обрадовали. К тому времени я уже потерял надежду обзавестись майорскими звездочками на погонах. Да и бомбить вышестоящие организации представлениями каждые полгода не хотелось. Попрошайничество какое-то! Да и чувство собственного достоинства имеется в конце концов. Не даете, больше просить не буду! Я смирился и потерял интерес к этому вопросу. Авот командир, напротив, от такой неудачи просто завелся. И прямо перед летним отпуском потребовал от меня новое, четвертое, представление. Заниматься этим мне очень не хотелось. Без толку. Но командир настаивал, а затем банальным образом приказал. Ладно. Я прикупил бутылку коньяка и вручил ее секретчику. Тот отщелкал бумагу, и больше я ее не видел и ее судьбой не интересовался.

Три месяца отпуска пролетели как один день. Мы с семьей вернулся в родимый гарнизон. На следующее утро, как и положено дисциплинированному и ответственному военнослужащему, я облачился в мундир и отбыл на службу. Дорога к пирсам и казармам между семью и восемью часами утра напоминает разлив бурлящей черной реки. Мундиры, мундиры, мундиры… Колыханье фуражек и дым сигарет. Правую руку можно нести наперевес, здороваешься каждые двадцать секунд. Уже через несколько минут около соседнего дома, выскочивший из подъезда мой старый товарищ «майор» Беляш энергично потряся руку, пристроился рядом и поинтересовался:

— Когда приехал?

— Вчера утром.

Беляш попыхтел сигаретой и спросил:

— Так ты ничего не знаешь?

Стало интересно. Что такое я должен был знать?

— Нет. А в чем дело?

— Знаешь, Паша, я и сам толком не в курсе. Знаю только, что с твоей фамилией связан очень грандиозный скандал в отделе кадров флотилии. Обязан предупредить. Прикинь, пока не дошли, откуда ноги растут. Ты там ничего не натворил?

Я крепко призадумался. Грехов за собой я не знал. Все бумажки для личного дела сдавал вовремя. Да и не светился я в штабах. О том, что это может иметь отношение к моим представлениям на звание, у меня и мысли не возникло. Дорога пролетела незаметно, знакомых масса, и меня еще пару раз предупредили о чем-то странном, связанном с моим именем.

В казарме народу было немного. Экипаж возвращался из отпуска не в один день, и многие должны были подъехать через пару дней. Командир тоже. Из начальников присутствовал один старпом по боевому управлению капитан 3 ранга Харакоткин, невысокий пузатенький весельчак.

— Кого я вижу?! Павел Батькович!

Мы обнялись.

— Паша! Первым делом передаю приказ командира: ты снова на неопределенное время замещаешь замполита. Он сидел с матросами и уехал отдыхать позавчера. Три месяца безделья тебе обеспечено. Второе: из дивизии приказали, только появишься — сразу в отдел кадров флотилии. Бегом. Там по поводу тебя какая-то безумная бумага пришла. Иди разбирайся. Я не в курсе.