Изменить стиль страницы

Из гимна СССР

Случилось это в предпоследний год советской власти. В стране что-то уже трещало, Прибалтика периодически объявляла независимость по поводу и без оного. На Украине уже появились «гарные хлопцы» с чубами и трезубцами на кепках, а весь Кавказ потряхивало довольно нешуточно, уже с пальбой и погромами иноверцев. А на окраинах страны, в частности на Кольском полуострове, в базах подводников жизнь текла размеренно и планово, лишь только как-то начали обесцениваться деньги из-за роста цен, да и, как черти из табакерки, в дальних закрытых гарнизонах стали появляться беженцы, которые сразу по-хозяйски открывали магазины, лавочки и лавчонки. Бежали они из Армении, Азербайджана и прочих республик, да так здорово бежали, что останавливались за много тысяч километров от родных мест, в Заполярье. А потом к ним прибегали их родственники и знакомые, каким-то невероятным образом достававшие разрешение на проживание в жутко секретных и закрытых гарнизонах. Союзные республики, еще не бывшие, но уже самостоятельные, начинали потихоньку требовать своих призывников обратно, и матросы начали массированно убегать по домам. Обстановка становилась все более непонятной, но никто даже представить себе не мог, что страна уже через год развалится окончательно и бесповоротно.

Весной того года мы сходили в автономку, после которой командира, старпома и еще кого-то наградили «звездами шерифа», а уже ближе к осени командира начали подводить к увольнению за «дискредитацию воинского звания». Что самое удивительное, увольняли его за острое и искреннее желание служить, а не копать ямы и строить заборы. Поэтому-то экипаж после отпуска и занимался всем, чем возможно, начиная от ремонта камбуза и заканчивая строительством роддома, а командир сидел под домашним арестом. Судьба же всего нашего экипажа была какой-то расплывчатой. Как само собой разумеющееся, народ начали растаскивать по другим экипажам, менять матросов и мичманов, откомандировывать офицеров к другим кораблям, а к нам взамен засовывать всевозможный списанный и больной человеческий материал, годный только на шатанье по береговым нарядам.

В то утро меня после построения в казарме старпом и помощник подозвали к себе. Беседу начал помощник.

— Борисыч, тут такая проблема выскочила…

Я стоял молча и ждал. Проблема могла оказаться какой угодно, начиная от срочного заступления в патруль и заканчивая не менее неожиданным выходом в море.

— Нам месяц назад прикомандировали из экипажа Кончина матроса. Заочно. Он в госпитале в Североморске лежал, а кончинцы корабль на завод погнали в Двинск. Ну так его выписали.

Мне показалось, что я понял суть вопроса.

— Мне за ним в Североморск ехать?

Тут в разговор вступил старпом.

— Вечно ты, помоха, не можешь конкретно говорить. Значит, так, Белов. Ехать за ним не надо. Его уже привезли. Он у нас в казарме. А вот с ним ехать придется.

У меня появилось чувство какой-то заковыристой засады.

— Куда?

— В Баку, Белов. Дело в том, что матроса Брыля списали с флота подчистую. С «желтым билетом». То есть, простым языком говоря, он психически нездоров.

Я превратился в соляной столб. Я ожидал чего угодно, но только не такого поворота.

— И я что, его туда повезу?

Старпом утвердительно кивнул головой.

— Именно ты. Мы прикидывали, но лучше кандидатуры, чем ты, не нашли.

— Спасибо большое, — только и смог выговорить я. — А я могу отказаться?

Старпом усмехнулся.

— Конечно, можешь. Но тогда поедешь нести службу к Кончину в Северодвинск на пару лет. Выбирай.

Крыть было нечем. Надо было соглашаться.

— Ясно. Еду. Когда?

Старпом повернулся к помощнику.

— По готовности. Выписывай документы на двоих. Ну все как положено. А я в штаб…

Полдня мы с помощником творили документы, и к обеду выяснилось следующее. Военно-проездные документы на меня и Брыля нам дали. На поезд. А вот официальные командировочные деньги, а значит, и официальную оплачиваемую командировку, ни дивизия, ни флотилия нам не дает. Отвезти требует, а платить не хочет. А отсюда следует, что и питаться, и, если что, ночевать где-то на перепутьях мне придется на свои, и на них же и Брыля поить и кормить. Когда мы обрисовали ситуацию старпому, тот рассвирепел и куда-то убежал. Потом, правда, так же быстро вернулся обескураженным и подтвердил еще раз то, что мы и так уже знали. Везти самим. Но инструктаж получить в штабе флотилии. У целого оперативного дежурного.

Перспективка везти полубезумного матроса на свое денежное довольствие меня мало радовала, и я бы мог со спокойной совестью и вполне обоснованно послать старпома и помощника подальше, ибо в этом случае ничего они мне не сделали бы. Оба были уверены в том, что мне заплатят за все, и теперь тоже пребывали в некой прострации, не зная, куда наступать. В корабельной кассе, куда мы все периодически сдавали деньги на всякие насущно-мифические вещи, типа карасей для матросов или кетчупов в кают-компанию, оказалась столь незначительная сумма, что ее едва хватило бы на два билета до Мурманска на автобусе. Начальники приуныли и взяли тайм-аут до завтра. Но я, трезво поразмыслив, пришел к выводу, что смогу предложить им альтернативный вариант, что и сделал, не дожидаясь завтрашнего дня.

Дело в том, что после смерти отца моя мама с братом этим летом обменяли квартиру в Феодосии на родное Подмосковье. Я по причине автоном-ки, не смог оказать им хоть какую-нибудь помощь в переезде, и хотел бы сейчас воспользоваться моментом, чтобы заехать к ним и повидаться. Поэтому я предложил старпому следующий вариант: я везу Брыля, как есть, но после того, как доставлю его по месту назначения и сдам в военкомат, получаю десять суток отпуска как компенсацию за все неудобства. Старпом с видимым облегчением сразу же согласился, а я отправился, наконец, знакомиться с самим виновником переполоха, матросом Брылем.

До этого я еще никогда не общался близко с психически ненормальными людьми и внутренне был готов к чему угодно, но Брыль меня разочаровал. Это был невысокий худощавый юноша, с неестественно загорелым и вполне привлекательным лицом. И самое главное, совсем не азербайджанец, а чистой воды украинец, только чрезмерно смугловатый… Я с самого начала подозревал, что такая фамилия несвойственна уроженцу солнечного Азербайджана, и убедившись, что так оно и есть, испытал немалое чувство облегчения.

Пользуясь статусом списано-больного, матрос посреди рабочего дня валялся на шконке и лениво листал какой-то журнал.

— Ты Брыль? — на всякий случай поинтересовался я.

— Да, тащ капитан-лейтенант… А это вы меня домой повезете? — Матрос отложил журнал и вскочил со шконки. А вот говорил он, как истинный бакинец, с теми же интонациями и акцентом.

— Я, я… Ну давай знакомиться. Капитан-лейтенант Белов. Садись. Сейчас прикинем, что делать будем. Как себя чувствуешь-то?

Брыль сел. Если бы я не читал его документы из госпиталя, то никогда бы не поверил, что этот мальчик ненормален и «способен на неадекватные и немотивированные поступки».

— Значит, так, юноша. ВПД нам дали только на поезд. Командировочные не дали совсем, так что доплачивать, чтобы лететь на самолете, нечем. Свои я платить не буду. А посему я сейчас иду в поселок и буду брать билеты на ближайший поезд на Баку. Прямых рейсов из Мурманска нет, поедем с пересадкой. Скорее всего, в Москве. Так что, если повезет, суток через четверо будем на месте. У тебя самого хоть какие-то карманные деньги есть?

Брыль посмотрел на меня, и я снова внутренне усомнился в его госпитальном эпикризе.

— Тащ… А давайте я вам добавлю денег на авиабилеты на нас обоих? Домой хочется побыстрее…

Его слова снова заставили меня подумать, что все-таки он и правда несколько ненормален. Зарплату нам платили вовремя, но деньги уже здорово обесценились, и некогда высокое денежное содержание подводника уже вызывало улыбку у жителей столичных городов.

— Брыль, откуда у тебя деньги?