Договорить придуманную балладу о заботливом отце и любящем муже я не успел.
— И я оттуда! Моя мадам отдыхать собралась, бл… Как всегда, без меня, бл… А ты какого хрена в аэропорту не подошел, а сюда поперся ? Померзнуть захотелось, лейтенант, бл…?
Слава богу, в темноте сидящий на переднем сиденье Кольцо не видел моего лица. Думаю, что простым изгнанием из машины я бы не отделался. Да и как можно было объяснить самому простому контр-адмиралу, почему к нему не подошел в аэропорту напрашиваться в попутчики такой красавец лейтенант, как я ? Словно отвечая на мои мысли, Кольцо, хохотнул и прохрипел своим неповторимым голосом: — Что молчишь, бл…? Так и скажи, что забздел! Какой застенчивый летеха пошел… Ладно, я тут немного задавлю на массу, а не то завтра злой и непредсказуемый буду, бл… Лейтенант, можешь курить, но аккуратно и нежно, чтобы пепла в салоне не было, бл… Усек?!
Насчет того, чтобы закурить, мне сразу понравилось, но еще больше мне понравилось, что адмирал решил поспать, а значит, и я перестану потеть от напряжения и сидеть, как на раскаленной сковородке.
Адмирал нагнул голову и мгновенно уснул, продемонстрировав высокий профессионализм, отработанный годами бесконечных тревог и боевых готовностей всех уровней. Я же, мирно подымив сигаретой, тоже как-то незаметно задремал, уронив голову на плечо и не реагируя на подпрыгивания брыкливого «уазика».
Проснулся я от холода. Машина стояла на обочине с открытым капотом, и в салоне никого не было. Замерз я капитально. Северная весна — штука очень капризная, и дневное томление молодого солнца вечером сменяется пронизывающим холодным ветром с моря, заставляющим стучать зубы в ритме танцев эпохи диско, с частотой 120 ударов в минуту. А если принять во внимание оставленные нараспашку двери на передних сиденьях, то, думаю, и объяснять не надо, как мне было хреново. Распрямляя онемевшие и закоченевшие конечности, я практически вывалился из машины, продолжая стучать зубами. Было темно и, судя по огням на другой стороне залива, мы стояли где-то еще довольно далеко даже от Полярного, но уже миновали поворот у птицефабрики. Дорога была пуста, и даже на дальних сопках не было видно отблеска фар движущихся автомобилей.
— Проснулся, офицер, бл…?
Возле открытого капота, куда по пояс был погружен водитель, стоял Кольцов. Он курил, и огонек от сигареты периодически освещал его лицо, словно вырубленное из тяжелого дремучего гранита.
— Ну как там, Ястребов? Скоро полетим, бл…?
Фигура матроса показалась из-под капота.
— Минут тридцать, тащ адмирал, главное, чтоб фонарик не сдох…
— Мда-а… Целый заместитель командующего самой мощной в мире флотилии ядерных стратегов торчит посреди сопок с поломанным «козлом», бл…, и зависит от какого-то фонарика… Работай, Ястребов, бл…! Фонарик должен гореть!
Адмирал выплюнул сигарету и сразу прикурил новую.
— Что лейтенант, холодно, бл…? Ты сам кто?
— Ко-о-ома-а-андир 10-го от-т-тсека, тов-в-варищ ад-д-дмирал!
Меня просто колошматило от холода, и я ничего не мог сделать с неподвластными мне зубами, своим перестуком коверкающие и без того невнятную речь.
— Холодно? Ты, механическая поросль, на мостике не стоял часов по шесть, бл… Хотя там чай горячий приносят… Сейчас бы согреться, бл…
Насчет согреться я был с ним совершенно согласен и как-то автоматически подхватил его мысль: — Так-к-к точ-чно, тов-в-варищ ад-д-дмирал… Ту-ту-тулупчик б-б-бы не пом-м-мешал…
Кольцов повернулся ко мне лицом, которое я, к счастью, едва различал в темноте.
— Лейтенант! Ты эмбрион, бл…, зародыш офицера! Только проститутки и политработники греются посреди тундры тряпками, да и то ни тех ни других тут нет, бл… Шила бы стакан, бл…!
И в этот момент я вдруг вспомнил, что на заднем сиденье «уазика» в пакете лежат целые две бутылки водки, да еще и с закуской.
— Товарищ адмирал, а у меня есть… Правда, не шило… водка…
Адмирал вроде бы даже подрос после этих слов.
— Товарищ офицер, в кабину, бл…! Ястребов, стакан есть, бл…?
Матрос снова вынырнул из-под капота.
— В бардачке, тащ адмирал…
— Работай боец, мы тут с лейтенантом пока побеседуем, бл…, о службе…
Адмирал взял стакан и залез ко мне на заднее сиденье. Непослушными пальцами я открутил горлышко «Столичной» и наполнил стакан. Кольцов молча принял его и, так же молча опрокинув содержимое в рот, протянул обратно. Я протянул адмиралу упаковку с полуфабрикатом.
— Закусите, товарищ адмирал, там котлета…
Адмирал отогнул фольгу.
— Аты запасливый, бл… Как зовут?
— Лейт-т-тенант Бел-л-лов.
— А имя у тебя есть, лейтенант, бл…?
— П-п-паша… Пав-в-вел, товарищ ад-д-дмирал…
Кольцов смачно отдегустировал холодный продукт Кольской кулинарии.
— А меня Володя… Хотя лучше называй Владимиром Ивановичем, бл… Ты пей, а то всю эмаль с зубов поотбиваешь, бл…, барабанщик, бл…
Я маханул стакан, и от водки, вонзившейся в перекуренное горло, сначала перехватило дыхание, а потом как-то сразу зубы перестали выстукивать танцевальные па.
— На, заешь отраву, бл…
Кольцов протянул мне закуску.
— Ну, Пашок, бл… Интересный у нас дуэт тут образовался… Зам командующего и новорожденный летеха посреди тундры водку хлещут… Из одного стакана… Романтика, бл… Согрелся хоть, юноша?
Я кивнул и снова налил…
Через полчаса водитель и вправду починил злополучный «УАЗ», ноадмирал приказал прогревать машину, пока мы не закончим. К этому времени я обнародовал и вторую бутылку, которую мы добивали уже под пофыркивание двигателя. Закуска была уничтожена подчистую, и даже холод ную гречку мы с Кольцовым, как заправские узбеки, отправляли в рот пальцами, словно плов.
Адмирал в обиходе оказался абсолютно простым и незамысловатым человеком, больше напоминавшим шахтера или докера предпенсионного возраста, немного усталого от жизни и тяжелой многолетней работы. Мы говорили много и о многом, и разговор наш шел на равных до такой степени, до какой может себе позволить молодой подвыпивший лейтенант и целый контр-адмирал, пусть даже при таком оригинальном стечении обстоятельств. Кольцов ничем не обозначал ту огромную пропасть, которая лежала между нами; лишь когда разговор касался чего-то хорошо знакомого ему, становился четок, конкретен и подробен, но никак не многословен. Речь его была даже немного грубовата, с матерком, органично вплетающимся в разговор и совершенно не оскорбляющим слух.
Потом мы ехали через все наши КПП, на которых документы у нас, естественно, не проверяли, едва завидев адмиральские погоны пассажира. Я был уже основательно пьяненький и потихоньку дремал на заднем сиденье, чего нельзя было сказать об адмирале, который выглядел трезво и бодро и продолжал рассказывать мне о чем-то… Перед нашим гаджиевским КПП Кольцов тормознул машину и повернулся ко мне.
— Так, Паша, ты где живешь, бл…?
Я с трудом разлепил глаза.
— 62-й дом…
— Этаж какой, бл…?
— Первый товарищ… Владимир Иванович… 46-я квартира…
Адмирал хмыкнул.
— Тогда сам дойдешь, бл… Так. Слушай мою команду. Сейчас я тебя до дома доставлю. Дома сразу спать. Не куролесить, бл… Утром на корабль приказываю не пребывать. Командиру твоему позвоню сам. Увижу завтра утром на проверке — накажу, бл…, по всей строгости военного времени… Вопросы есть лейтенант, бл…?
У меня уже не было сил говорить, и я только отрицательно покачал головой.
— Тогда поехали, бл…
И «уазик» направился к КПП.
Адмирал высадил меня у моего подъезда и не уезжал, пока я не зажег свет на кухне. Я даже пытался попить чая, но осознав, что могу уснуть прямо на кухне, бросил это дело, и завалившись на диван, уже через минуту храпел без задних ног.
Утром, проснувшись, я уже чуть по-другому, трезво оценил происшедшее, и идя на построение экипажа в обед, пытался представить, какая кара меня там ждет. Адмирал-то он, конечно, адмирал, но есть командир, есть механик, да и по большому счету, это был не повод, чтобы не явиться на проверку корабля флотилией. Но, к моему искреннему удивлению, механик не обмолвился ни словом, старпом загадочно улыбался, а командир, подозвав меня после роспуска строя, лишь поинтересовался, где я вчера пересекся с заместителем командующего. Я ответил, что в аэропорту, и командир, удовлетворившись ответом, отпустил меня без всяких дисциплинарно-организационных выводов. Потомя узнал причину улыбочек старпома. Во время этой проверки мой отсек впервые получил отличную оценку, причем в отсутствие командира отсека и даже без элементарного осмотра. Свою ночную эпопею я сильно не афишировал, рассказав о ней только паре самых близких друзей, и в дальнейшем никогда близко не пересекался с Кольцовым, которого года через полтора перевели куда-то в Североморск, на береговую должность.