Идем дальше. Миновав верхнего вахтенного, протискиваемся в ограждение рубки. Поднимаемся на мостик. Гордый Андреевский флаг вопреки общепринятому мнению не реет. Он аккуратно обвернут боцманом вокруг флагштока, дабы не обтрепывался об антенны раньше установленного шкиперской службой срока. Страна у нас ныне небогатая, флагов на всех не напасешься, приходится экономить. Ну да ладно. Постояли, подергали за рынду, посмотрели и вниз. Ныряем в верхний рубочный люк. Он невысокий, метров десять. Каюсь, но точной высоты я уже не помню. Вот тут-то и начинается самое интересное…

Осмотры музеев принято начинать по порядку: первый зал, второй, третий, и так до конца. Так вот те, кто попадает на корабль традиционным путем, оказываются сразу в третьем отсеке. С него и начнем, ибо третий отсек нашего ракетоносца — это голова, мозг, мозжечок, гипофиз, да и огромная волосатая задница в конце концов, словом, все что угодно. Справа от люка скромная дверь с загадочной табличкой «ГКП». Главный командный пункт. Это тот самый центральный пост, место, где вершится судьба корабля. Тут проходят утренние и вечерние доклады командиров боевых частей, здесь командир корабля устраивает разносы подчиненным и дремлет в кресле, когда нечего делать. Если корабль стоит в базе, в центральном посту бдит дежурный по кораблю со своими вахтенными нукерами, а в море в него набивается такая пропасть народа, что и перечислять устанешь. Командир, механик, вахтенный офицер, оператор пульта общекорабельных систем, боцман, ракетчик, оператор БИП, мичман на вахтенном журнале и парочка матросов, на всякий случай. Кроме того, в самом центральном находится еще и штурманская рубка, где, естественно, пусто тоже не бывает. А если еще представить, что в поход вышла куча праздношатающихся проверяющих, которые обожают протирать штаны около начальства, то здесь просто плюнуть некуда. Ведь кроме людей на ГКП впихнут аппаратуры по максимуму. Куда только возможно. И если корабль считать городом, то центральный пост по количеству народа на квадратный метр смело может поспорить с городским базаром перед большим праздником. В принципе это можно отнести ко всему третьему отсеку. Именно в нем собрано почти все, что управляет кораблем.

Напротив центрального поста рубка акустиков. Спускаемся на среднюю палубу. Еще одна акустическая рубка с романтическим названием «Изумруд». Рубка связи, рубка СПС, еще какая-то выгородка братьев-акустиков. Вдоль левого борта сейфы с оружием, которое так редко вытаскивается наружу, что лично я, прослужив в одном экипаже десять лет, свой пистолет так и не подержал в руках ни разу.

Со средней палубы узкий и незаметный трап вниз. На нижнюю палубу. Родной подвал. Все свое. И хотя большую часть места занимает штурманский гиропост, самое основное внизу — мы. Пульт управления главной энергетической установкой. Пульт ГЭУ. Если иронически — «сердце ядерного исполина», если с точки зрения немеханических начальников — рассадник безобразий и сборище правонарушителей. Кому как. В нашем подвале мило и уютно. Можно заглянуть на ЦДП (смотрите словарь) к начхиму попить чайку или с той же целью к киповцам в их закуток. Можно, вытащив вахтенного матроса из трюма, приказать тому принести на пульт баночку огурцов или помидоров, благо овощные провизионки в нашем трюме, а ключи от них у матросов есть всегда. Можно выскочить во время вахты в свой гальюн, вместо того чтобы, стуча от нетерпения ногами по палубе, ждать подмену. Можно многое, с умом и без шума. Мы в подвале. Нас не видно сверху, что никак не гарантирует спокойную жизнь.

Пульт ГЭУ — любимый анус командования. Захотелось размять голосовые связки — покричи в «Каштан» на пульт, они там все равно безобразия безобразничают, им полезно. И еще любят командиры наши в море нагрянуть к нам с самой что ни на есть неожиданной проверкой, иногда даже похожей на налет ОМОНа на бандитскую «малину». Но мы привыкли. Это даже стало похожим на некое бесконечное спортивное состязание, в котором победитель не определяется, а вот проигравший всегда один, но не каждый день. Чего только мы не мастерили, чтобы лишний раз не подставляться перед командованием. И датчики на ступеньках, и дистанционный замедлитель открывания двери, чтобы успеть стряхнуть дремоту и сотворить деловые одухотворенные лица. Всего и не упомнишь. Любопытно, что все люксовские выгородки в приказном порядке всегда на замке. А вот у нас в том же приказном порядке замок из двери наоборот неоднократно выламывали. Странно как-то получается. Пульт управления целыми двумя реакторами должен быть проходным двором, а вот выгородка с дремлющим перед тремя лампочками мичманом — страшно секретный объект. Но пойдем дальше…

Сначала повернем налево. За переборочным люком находится 2-й отсек. Как говорят ныне, VIP-зона. Тут живет командир, в своем, как говорится, салоне. Салон — это, конечно, громко сказано, это всего лишь две совмещенные каюты, правда, с отдельным командирским гальюном. По некоторым слухам, некоторые командиры умудряются делать в герметично закрываемом гальюне замкнутую систему очистки воздуха, и после этого даже курить там. Но это только слухи. (Правда, когда я был командиром 10-го отсека, такой эксперимент в отсеке я произвел. И никто не унюхал.) В одной комнатке командирской каюты спальня, в другой — кабинет с диваном, письменным столом и холодильником. Как правило, в последние годы командиры пошли такие, что в одиночку в море их не отпускают, а если и отпускают, то все равно с «наседкой». Поэтому командир обречен в море почти всегда жить с кем-нибудь из начальников.

А напротив его двери вход в обиталище механика, командира БЧ-5. Там попроще. Просто каюта, но и с умывальником, и с холодильником. На верхней палубе есть еще пара кают, где живут акустики и командир отсека. Второй отсек — единственный, из которого в третий можно попасть двумя путями. Через стационарный люк на средней палубе и через такой же, который ведет прямо от кают верхней палубы в рубку акустиков, находящуюся уже в третьем отсеке. Сам второй отсек аккумуляторный и под палубой все место занимает аккумуляторная яма, с огромным количеством батарей, сколько их — сказать убоюсь, ибо это все еще военная тайна. На носовой переборке отсека висит красный ящик со страшной надписью «Перед входом в торпедный отсек выложить зажигательные принадлежности». Проникаешься осознанием момента. Глубоко вдыхаешь воздух и дергаешь кремальеру. Нагибаешься, и ты уже в первом отсеке.

Первый отсек — это просто до зубов вооруженный корабельный холодильник. Это верхняя палуба с шестью торпедными аппаратами, набитая простым, да и, чего греха таить, ядерным боезапасом, ну и нижняя палуба с единственным заслуживающим простого человеческого уважения объектом — гальюном. И хотя на многих кораблях гальюн есть и в каюте командира, этот носит гордое название «командирский гальюн», наверное, еще с первых кораблей проекта 667. А потому он почти всегда отдраен, чист и даже благоухает чем-нибудь, что вообще-то напрямую зависит от степени требовательности командира. Первый отсек — это традиционно самый холодный отсек на корабле. И то, что там практически нет постоянно работающих механизмов, и то, что именно он своими обводами рассекает толщу воды, сильно сказывается на климатических особенностях отсека. И хотя там часто несут вахту в ватниках, когда весь 5-бис отсек обливается потом, там все равно в нарушение всех инструкций живут во время похода. Это вообще присуще подводному крейсеру — жить на боевых постах. Живут в первом отсеке, кое-кто в третьем, все выгородки 4-го и 5-го отсеков облюбовываются офицерами и мичманами, стаскивающими туда матрасы и подушки и несущими вахту, практически не вставая с постели. И сколько ни ругается командование по этому поводу, все всегда остается по-прежнему. Так удобнее, и точка.

Отсеки 4-й и 5-й — царство БЧ-2. Ракетные шахты, выгородки, в которых спят мичманы, и жилые каюты, где спят все оставшиеся. Это отсеки вечной комфортной прохлады и стабильного климата. Баллистические ракеты — штуки серьезные, требуют нежного отношения и повседневного ухода, чем-то напоминая ученого-ботаника, который всегда боится простуды, а потому постоянно меряет температуру, давление и очень любит равномерную влажность. У ракетчиков свои холодильные машины, и поэтому, когда на корабле неожиданно срывает холодилки, у них в отсеках все равно приятно и прохладно. Вообще, ракетчики по большей части ребята хорошие, но немного напыщенные и переполненные осознанием собственной значимости и неимоверной секретности, что отчасти верно, но не совсем применимо на корабле, ибо даже последний матрос знает, что и где можно спрятать у них в отсеках. Тем не менее, следуя традиции, ракетчики очень стараются не пускать никого даже на свою нижнюю палубу, что по букве инструкции верно, а фактически глуповато. Еще у ракетчиков умиляет наличие мичманов, служебные обязанности которых порой заключаются только в приборке верхней палубы отсека и несении вахты самым простым вахтенным отсека. Но все это удивительно лишь на мой легкомысленный «механический» взгляд дилетанта-механика. А еще в 5-м отсеке каюта старпома. Место, где не только могут морально изнасиловать по самое «не хочу», но и выдать энное количество спирта-ректификата, а проще — шила. На этом все достопримечательности ракетных отсеков заканчиваются, если не задумываться о том, что их содержимое может разнести на молекулы весьма значительную часть территории потенциального противника.