Изменить стиль страницы

Нет изоляции далью, незнанием — возникла новая социально-экономическая обстановка. Ныне совершенно невозможно где бы то ни было произвести крупные вложения в производство, культуру и быт без того, чтобы магнитные волны не достигли восточной степи и не сказались на миграции.

Если своим заселением Западная Сибирь обязана Великой железной дороге, то оттоку населения всячески способствуют телевизор и Аэрофлот.

«Охота к перемене мест» — наиболее доступное индивиду средство устранить неравенство, заложенное при распределении благ и выраженное в условиях труда, жизни и в воспитании детей. Отъездом человек индивидуально преодолевает стенки, какие разделяют норму потребления поселка — и райцентра, райцентра — и областного города, Сибири — и Северного Кавказа, Средней Азии, Украины. Сильней всего мигрирует население степных поселков: тут разница между наличной суммой благ и действующим жизненным стандартом особенно велика. Как тип населенного пункта Хмели, Опалимы и Лондоны столыпинской поры приказали долго жить. Темп оттока из сибирского села потому так и высок, что к дороге «деревня — город» тут добавлена вторая колея: «север — юг».

Отток дееспособных людей из плохо еще освоенных, необычайно перспективных восточных степей — явление абсолютно и безоговорочно вредное. Сейчас сибиряк-селянин работает больше и трудней, чем средний крестьянин Федерации, а жизнь тут дороже. Сельское хозяйство Западной Сибири обеспечено рабочей силой на единицу земли в 1,6 раза хуже, чем РСФСР в целом. Угодий на человека здесь в 1,7 раза, крупного скота — в 2,8 раза больше, чем в среднем по России.

Перспективы переселения из-за Урала? Если уж Волгоградский тракторный и Горьковский автозавод берут сезонников из колхозов и платят хозяйствам «натурой» (запчастями, автомашинами и т. д.), то переселять, надо понимать, просто некого.

Завоз сезонных помощников? Путь этот применяется столько же лет, сколько лет целине, кризиса не устраняет, а становится все дороже. Приглашение временного механизатора с Украины в Павлодар обходится в 480 рублей. Но нужно учитывать и иное. Писцовые книги — государственная русская статистика XVII века — пашню, обрабатываемую наездом, уравнивали с землями, лежащими «впусте». Здравомыслие такого подхода несомненно и сегодня: пшеничное производство требует накопления в коллективах культуры и опыта, при новой системе почвозащиты — особенно. Кубанский бригадир, член ЦК КПСС Михаил Иванович Клепиков потому, в частности, получает четырехсотпудовые урожаи пшеницы, что сам работает в одной бригаде двадцать два года и большинство механизаторов его по 15–20 лет пашут одни и те же поля. Белый же свет, известно, не натопишь, и уже шкала урожайности выдает, где больше и где меньше вес временного хлебороба. (Разумеется, к переброске шоферов это не относится, к сезонным строителям — тоже.)

Остается надежда на собственные силы.

«Не хватает людей» — как это вообще понимать? Очевидно, при очень напряженных планах посевных площадей и поголовья, при данном уровне технической оснащенности и культурности работника, при данной его заинтересованности в результатах труда и при том, насколько он дорожит данным местом жительства, людей Западной Сибири не хватает. Такая расшифровка раскрывает целый сноп возможных решений.

С механизацией понятней всего: сводя растраты труда к затратам, она как бы умножает наличный людской состав. Еще пяток лет назад обычный совхозный ток напоминал муравейник, самый квалифицированный в широком смысле народ (студенты и преподаватели вузов, рабочие металлических, химических, приборостроительных заводов) орудовал первобытными совками-лопатами, и все же миллионы пудов зерна гибли от согревания — ток издали угадывался по запаху силоса. Сегодня стандартом стала небольшая зерноочистительная фабричка с двумя-тремя сменными механиками. На крупнейшем в Старом Свете Омском элеваторе всей очисткой, сушкой, приемкой, отгрузкой десятков тысяч тонн хлеба командует девушка-диспетчер за пультом автоматизированного управления. Ей помогают телевизионный экран, ЭВМ, радиосвязь и жесткая дисциплина. Социологи пишут, что подобная трансформация — не один из возможных выходов, а суровая необходимость для хозяйства в целом. Сеноуборка, кормодобывание, копка картофеля в нынешнем, тоже родящем мысль о муравейнике, виде уже через несколько лет станут просто невозможны. Если нужда в молоке и картошке не исчезнет, необходима комплексная механизация. Правильнее, впрочем, будет говорить просто о механизации, потому что некомплексная на деле есть сочетание современного машинного труда (на пахоте, жатве) с рудиментами средневековой работы (ручное доение, очистка ферм вилами и т. д.). Если лет тридцать назад в этом сочетании определял движение машинный труд, пусть только на каких-то ключевых позициях, то сейчас командует погодой скорее стародавняя работа, ибо тормозит, понижает общую скорость до свойственной ей производительности.

Механизация — полная, круговая — предполагает и особую подготовленность, она нуждается в типе сельского рабочего, столь же универсального в выучке, каким был (на неизмеримо низшем уровне производства) его дед мужик. Это не тракторист, не шофер и не комбайнер, так как он не привязан к какой-то машине, а владеет широким их комплексом и с почти равной интенсивностью работает одиннадцать месяцев в году (отпуск ему нужен месячный). Весной он сеет на тракторе К-700 агрегатом из шести сеялок, лето проводит на парах и сенокосе, страду начинает на десятиметровой жатке, продолжает на двухбарабанном комбайне, а затем до весны, используя трактор, транспортеры, откармливает скот.

Он «безотказный» (эта добродетель обычно называется первой), в два-три дня освоит любую новую машину, старателен и уважает себя. В силу хозрасчета и того, что в его рабочем дне простои — аномалия, а не норма, годовой заработок такого мастера лежит в пределах 6–6,5 тысячи рублей, то есть получает он намного больше любого районного руководителя. Людей этого типа теперь встретишь почти в каждом целинном хозяйстве.

С Семеном Ивановичем Вдовиным из алтайского совхоза «Степной» мы знакомы с поры, когда он был просто «двужильным Семеном», не больше. Лет пятнадцать назад понадобились примеры высокой выработки на раздельной уборке, и в Родинском районе докопались, высчитали: больше всех рекордсменов дает тишайший трудяга с первой фермы овцесовхоза. На старой, шитой-латаной жатке он косил по семьдесят гектаров в день — не много для рекорда, но день плюсовался к дню, и к концу жатвы у него собиралась фантастическая выработка — 1700, в иной сезон и больше, гектаров «на свал».

Сперва про его опыт писать было сложновато. Вдовин работал так, как в молодости дед Тримайло: спал по три-четыре часа в сутки, неделями не уходил с полосы. Его талантом была феноменальная выносливость — что ж тут «обобщать»? Но с известностью, какую обеспечили ему степные собкоры, Семен Иванович стал требовать порядка и от других. Раз передали по рации, что у Вдовина сломалось колесо, жатка стоит. Парторг понесся к нему на летучке с новым, а Семен, оказалось, косит как ни в чем не бывало. На понятную реакцию парторга Вдовин ответил, что старое треснуло, завтра точно сломается, надо день стоять. «Скажи я, что еще крутится, вы б не привезли…» Некий московский литератор в горячую пору томил расспросами, может ли он, Вдовин, скашивать еще больше. «Да, можно!» — «А что же мешает?!» — «Приезжие. Работать не дают!» О таком уже весело было и рассказать, в свою пору это и было сделано.

«Семена двужильного» больше нет, потому что определяющим признаком нынешнего Вдовина стала грамотность, универсальность того толка, о какой речь. Новая техника помогла развиться крестьянскому дару трудолюбия. Осенью 1971 года Алтай чествовал Семена Ивановича Вдовина среди тех, кто намолотил за страду 20 тысяч центнеров зерна. Он не был первым в совхозе «Степной»: Григорий Петкау (комбайнер, монтажник, слесарь, кузнец, электрик, сварщик и т. д.), Петр Кошкин (не меньшая череда профессий) и Николай Суслин (того же поля ягода) на своих счетах имеют больше, так как убирали лучший хлеб. Конечно, такая выработка, кроме мастерства, говорит и о большой нагрузке на технику (в бригаде устьлабинца М. И. Клепикова при урожайности в 66 центнеров один комбайнер не мог намолотить больше семи тысяч центнеров, ведь там самоходу достается меньше сотни гектаров). Но речь о человеческой стороне, о концентрации производственной культуры, какая достигнута хлеборобской элитой и дает контуры будущего типа земледельцев.