Уже третье июля, а ни росы на траве, ни облачка в небе. Барометр в управлении окаменел на «ясно».
— За что же такая казнь? — вдруг говорит Богачев, и нечего ответить ему, но можно понять, как он разучился петь.
Рассчитываем: если б влило сегодня, еще возможен урожай 1962-го — пять и две десятых центнера по району. Протянет три дня — шестьдесят пятый, то есть 2,6, только семена.
Кулунда в то лето — странное дело! — жила без лозунга. Вроде как вакуум починов, никак на Алтай не похоже.
Одно решение, впрочем, ходило, но звонкости лозунга в нем не было. «Скроить весь костюм» — это предлагал Алтайский НИИ сельского хозяйства.
Новый директор его, совершенно чуждый витийства, сдержанный и тактичный Александр Николаевич Каштанов, приехал в Барнаул с ответственной работы в аппарате ЦК. До того омич, на себе испытавший все прелести хозяйственной круговерти, он начал на погорелом. У института не было авторитета, но была земля, и очень удобная: раздуваемые верхи, смываемые склоны, овраги, колки, высокие откосы Оби, — Алтай в миниатюре. За несколько лет опытное хозяйство было превращено как бы в действующую агротехническую модель края: агроном из любой зоны мог увидеть наглядный совет — в своих условиях поступай так-то. Впервые в Сибири институт начал борьбу с оврагами, с водной эрозией, среди первых устроил культурные пастбища, залужил косогоры, насадил лесополосы, наполнил новые пруды.
Сколько на Алтае земли? 7,3 миллиона гектаров? Нет, это лишь пашня, а земли — 16,3 миллиона, и все, что на этой территории (леса, луга, водные источники), имеет прямое отношение к урожаю, защите почв, к борьбе с засухой. В природе все диалектически связано, и воздействие на какую-то часть (будь то лес, пашня или водоемы) вызывает цепную реакцию дальнейших изменений. Противоборствует засухе не пашня только, а все пространство зоны.
Земледелие может отличаться способами, но всюду должно быть почвозащитным. У Алтая 54 процента пашни лежит в открытых ветрам Кулундинской и Алейской степях, но остальные 46 процентов — это поля лесостепи и предгорий, где уклоны помогают смыву. Безопасных в эрозионном смысле земель нет! Научно обоснованная система земледелия начинается с рациональной организации всего «рабочего места» хлеборобов. Погашение ветровой эрозии в Кулунде — отрадный, но только первый этап. Почвозащитные севообороты и охрана от эрозии лугов, выпасов, организация лесного комплекса (посадка полос, сбережение колков, боров, лесов водоохранной зоны), строительство прудов, регулярное и лиманное орошение — вот составные комплекса.
Еще идут споры: верна ли ставка на одну безотвальную обработку в степи, не будет ли плоскорез новым шаблоном? Отвечает закон минимума. Что в первом минимуме у Кулунды? Влага. Значит, приемлема лишь та обработка, какая позволяет напоить поле. Отвальная зябь сохраняет к лету лишь одну шестую выпавших осадков, безотвальная — 38 процентов, это и решает. Тот же закон объясняет место пара. Накапливая под урожай 1000–1500 тонн влаги на гектаре, паровой клин стабилизирует урожаи. Зерновые не должны высеваться после пара больше двух-трех раз. На пути паровых севооборотов стоит нехватка кормов, «пар бодает корова» — большие площади приходится отводить под силос.
— Александр Николаевич, ну когда же дождь?
— Уже и дедов расспрашивал. Обещают к седьмому. Тяжко…
Громыхать начало в ночь на пятое июля. Смотреть на зарницу наверняка выходили по всему яровому клину.
Я был уже в Целинограде. Шортандинский институт принимал ростовчан. Эрвин Францевич Госсен, энергичный заместитель А. И. Бараева, изъездивший в памятные бури весь Северный Кавказ, убеждал донцов, что нет ничего глупее, чем держать в зональных институтах какие-то отделы защиты почв. Все должны охранять землю! «Когда у корабля пробоина, в команде не может быть безразличных». Гости качали головами: «Если б наше начальство увидело такую пахоту — стерня торчит, солома наверху, — нагоняй был бы страшенный».
Едва успели домчаться до Целинограда, как небеса раскололись — и началось… Тряслась стратосфера! Над океаном иссохшей земли во тьме и синем свете содрогался и мучился воздушный океан, сбрасывая пласты тяжелой воды. В городе выключили ток, улицы запрудило. Я ждал, что струи выдавят оконное стекло.
Ливень был соразмерным засухе. Солнечный, суровый, знойный край оживал.
В ту осень Кулундинская зона собрала 7,6 центнера на круг — минимум два из них надо отнести на счет плоскореза и лесополос. Павлодар выгорел — три и семь десятых. Кустанай, Кокчетав, Целиноград собрали с гектара больше тонны. Как ни драматично было лето, один Северный Казахстан произвел 21 миллион тонн зерна, не успев притом обмолотить десятую часть площадей.
Через год Алтай уже жил с лозунгом.
III
«Эстафету у плоскореза должен принять «Кулундаводстрой». Так формулировалась новая идея.
Приличное лето семидесятого года (в Благовещенке собрали по десять центнеров, Волчиха взяла все двенадцать) словно дало продых для анализа и для выработки курса «после эрозии». Край, сказать к чести, сделал анализ тщательный и прямой.
Миграция проистекает из-за малого хлеба в сухой год и нехватки воды в год любой. Запасы пресной воды в степи малы, в Завьялове, Романове, Благовещенке, Панкрушихе, Славгороде, Бурле, Ключах пользуются солоноватой или даже горько-соленой водой.
Лестница доказательств вела к выводу об орошении Кулунды. Безотвальная обработка свою роль сыграла, зона собирает по семь с лишним центнеров, но вода остается в первом минимуме. На опытных орошаемых полях пшеница дает по 32–34 центнера, люцерна — до 80 центнеров сена. Отсюда формула докладов, записок и справок: «Получение высоких и устойчивых урожаев может быть обеспечено только широким развитием орошения».
Была предложена отправная схема полива Кулунды. Как первый этап — 20 тысяч гектаров орошения обской водой в самом центре степи и участки артезианского полива (500–600 гектаров) в каждом районе. Затем — Кулундинская оросительная система с первой очередью в 335 тысяч гектаров. Как и в степи Таврической: освоение, распашка всего и вся, затем строительство гигантской Каховской системы. Краевые органы обратились в Госплан, в министерства. В степь прибыли комиссии экспертов. Лозунг обретал действие.
Мне пришлось ездить по следам специалистов Госплана Федерации, цифровой материал был уже поднят. Для газетной статьи я искал ответа на вопрос диковатый, при кулундинце не произносимый, но для здравых оценок нужный: а не закрыть ли Кулунду, как поступают с выработанной шахтой? Есть ли у степи та незаменимость, обязательность, что без нее «и Россия неполная»?
Лет пять еще назад этой исключительности у степи не было. Но — появилась, и среди первых ее выявил «Экспортхлеб». Под общим названием «пшеница» из Краснодарского края поступает одно, с Алтая — совсем иное. Чем уверенней рост урожаев в зонах слабых хлебов, тем острей необходимость в заповедниках зерна сильного. После исцеления от эрозии и «реабилитации» паров Кулунда поставляет такие пшеницы, о каких и Кубань забыла: от 15,6 до 17,5 процента белка (для «Экспортхлеба» довольно четырнадцати), от 35 до 42 процентов клейковины в муке, до 410 джоулей, выражающих силу муки. Такое сырье пекарь видит в сладком сне, оно дает караваи золотые и легкие, как закатные облака. Александр Иванович Слащев, секретарь Волчихинского райкома, возил по полям, у озер, вдоль ароматного бора, но под вечер свернул к колхозной пекарне, где как раз вынимали из печи:
— Вот самый красивый пейзаж Кулунды!
Пока такого зерна производится около миллиона тонн. Золотник мал — но золотник ведь. По сто тысяч тонн такой пшеницы скармливается на месте коровам и свиньям, так как на всю степь (территория ее равна Московской, Смоленской и Пензенской областям вместе!) нет ни одного комбикормового завода, а обмен не налажен. Но это уже дело не кулундинское — министерское.
Словно защищая свое будущее, степь качественно улучшила животноводство. Бычков сдают не меньше 400 килограммов весом, выросли тонкорунные отары, и по настригу эта зона сухой Сибири приближается к «всесоюзному племзаводу» — Ставрополью.