Тот аж поперхнулся.
- Да ты что, Илья? Я ж богатырь русский. причем не из последних. А тут женщина все-таки. Как же я...
- А вот так. Видишь, тяжело старушке. Надрывается она, бедная, а помощи ждать не приходится. Вот и лютует. Да тут любой взлютовал бы - глянь, сколько бездельников окрест. Вот ты бы и помог ей по хозяйству, чай, силушкой не обижен стать, к работам хозяйским сызмальства приучен. Али мужиков каких попросил помочь...
- Мужиков? - Алеша отложил ложку и раздумчиво потеребил бороду. - Мужиков, говоришь?.. Это можно.
- Только ласково, ласково попросить, а не то знаю я тебя, - с доброй укоризной глянул на него Илья.
- Вестимо, ласково...
Алеша поднял ложку и продолжил трапезу.
- Ласково, Алеша, значит - ласково, уговорами. А ты чуть что - за розгу хватаешься. Сам, небось, ведаешь, какое тебе прозвище мужики за глаза дали?
- Так пущай сами стараются. Что я им, Святогор, что ли, хозяйство ихнее подымать?
Увидев, что Конек навострил уши, Илья по-доброму улыбнулся и принялся объяснять.
- Да, история приключилась... Прослышал как-то наш князь, что в землях его, далеко на восток от Киева, к Мурому моему родимому, мужикам туго приходится. Как ни бьются, а все, почитай, неурожай. Вот и уговорил он Святогора, - первого богатыря земли Русской, - помочь им с хозяйством справиться. Тот поначалу все отказывался: как, мол, так, богатырь я, али кто? Мне бы силу неведомую, супротивника, а тут пущай Микула помогает. Ему это сподручнее, привычнее он к труду крестьянскому. А Микула, к слову, занят шибко оказался. Он новый способ вспашки как раз осваивал - на змеях. И провел-то всего одну борозду, зато такую - на коне добром не перепрыгнешь. Шибко осерчал на него князь тогда. А как не осерчать - чуть не до моря овраг устроил. Велел, пока не закопает своей борозды - на глаза не показываться... К чему это я? Ах, да. В общем, уговорил Святогора. Согласился он на свою беду. Сам посуди: в землях тех что ни год, все не по задуманному. То зимой снег внезапно выпадет, то осенью бездорожье, то кроты репу поедят, то бабочки капусту... Бился-бился Святогор, да так ничего и не добился. Понятное дело: куда ж на кротов али бабочек с мечом-палицей богатырскими... В общем, загоревал он и подался с горя в горы Карпатские. Может, оно и к лучшему? Он и раньше супротивникам спуску не давал, - к слову сказать крут, но справедлив, - а нонче вражья рать за сто верст к горам подойти боится. Потому как насчет справедливости дюже сомневается...
- А что там слышно нового в Киеве? - спросил Алеша.
- Да я в Киев лет сто уже как не наведывался, - отвечал Конек, несколько удивленный. - А вы разве...
Богатыри переглянулись. Потом Илья сказал, полувопросительно:
- Поведать, что ли?
- А чего ж не поведать, поведай, - отвечал доселе молчавший Добрыня.
Илья потеребил бороду.
- Мы, вишь ты, давно из Киева. Как раз когда эта история приключилась... Явился, понимаешь, к нашему князю грек один, старый-престарый, звездочтец. Явился, и говорит: "Хочешь, князь-батюшка, я тебе подарочек сделаю. Очень полезный подарочек. Не за безвозмездно, конечно, но очень даже полезный". (Где ж это видано, чтобы грек - да за бесплатно...) И достает из сумки петушка золотого. А князь наш как увидел, так и закричал, ногами затопал. "Знаю вас, греков, кричит, и петушка этого знаю. Посадить его на спицу, а он, коли беда откуда грянуть собирается, повернется туда да и запоет. А тебе, старому, за это шемаханскую девицу подавай, слово за слово, а потом по лбу - в общем, одни неприятности. Думаешь, мы здесь совсем деревенщина неотесанная, думаешь, читать не обучены?.." "Да нет же князь, отвечает грек, - куда мне эту девицу девать, ты мне золота отсыпь, сколько скажу, и столкуемся". "Золота, говоришь? И столкуемся?.."
И начали они тут торг великий. Казна, вишь, княжеская совсем оскудела. Только хотел князь взаймы взять, а тут еще грек этот со своим подарком. Причем в долг - ни в какую. Сходились - расходились, били по рукам и опять спорили, а кончилось дело тем, что князь всю свою казну как есть до последней монетки выгреб да греку и отдал. Тот его чем прельстил? "Ты, говорит, коли в ком из бояр не уверен, - ну, в том смысле, может, он зло на тебя какое замыслил, вызови того боярина к себе пред светлы очи да за хвост петушка и дерни - коли правда, что злое замыслил, запоет-закричит петушок. А дальше уж сам решай, что делать".
Князюшка и смекнул, какова ему прибыль будет с петушка того. Только грек с казной за ворота, а в светлицу княжескую гурьбой бояре потянулись. Вестимо, казну пополнять. Да вот незадача приключилась: то ли бояре верными оказались, то ли механика заморская подвела, а только князь петуху тому весь хвост оборвал, а толку никакого.
Плюнул с досады, разбил в гневе вконец чудо заморское, да велит гонца посылать. "Ты, гонцу наказывает, грека того догони, да объяви, что князь, мол, передумал, что жалует он тебя девицей шемаханскою, буде объявится, а казна - что казна? - деньги, они промеж людьми только вражу порождают. И казну у него забери... Да, и в лоб не забудь, чтоб уж заранее..."
Умчался гонец, а князь в нетерпении по горнице ходит. Видит, задержка происходит, делать нечего - призвал к себе какого-то купца заморского, взял у него денег в долг, расписку выдал, а тут и посланный вернулся. "Ну что, князь спрашивает, исполнил поручение?" "Исполнил, отвечает, да только наполовину". Как так? А вот так. Не оказалось, говорит, денег при греке, сбыть успел куда-то; трясется на своей лошаденке, и ничего при нем не найдено. Ну а вторую половину исполнил как наказано было.
Погоревал-погревал князь, а делать нечего. Может, оно ничего и не вышло бы, да только выяснилось, что те самые деньги, что в долг под расписку взяты, как раз тому купцу греком оставлены были в рост. И получилось, что князь сам у себя занял, да еще и должен остался... Ох, что тогда началось! А мы потихоньку в седло, и сюда. Здесь тихо...
- Тихо, тихо: - подтвердил как-то многозначительно Алеша.
Илья вздохнул.
- Чего уж там, рассказывай, коли начал, - заметил Добрыня.
- А чего рассказывать-то? - смущенно начал Илья. - И не такое случается: Случилось как-то, вишь ты, что князюшка наш перевооружение затеял: половину дружины в отпуск отпустил, а остальные старое оружие сдали, а новое не получили. И дружина богатырская о ту пору вся в разъездах была. Время-то мирное: Прознали то бусурмане, и подступили к самому Киеву. Окружили, дань требуют. Они, понимаешь, поиздержались, а в долг никто не дает - веры им потому что нету. Вот и нагрянули. Давайте, говорят, нам дани, а мы вас за это от других бусурман защищать будем. На постоянной основе. Или даже целый год. А коли не будет дани, сами понимаете, было ваше - станет наше. На войне как на войне. И каким-то еще алягером обзываются: Зовет меня князюшка, - я тогда один в Киеве остался, - и говорит: выручай, Илья, заступись за казну княжескую, и, заодно, за землю Русскую, как получится. Ладно, говорю, выручу. Ты, - это он мне, - об вознаграждении за службу не беспокойся, как сослужишь службу - сразу в отпуск, в Тавриду там, или в Новгород - куда сам выберешь. На полном княжеском довольствии.
Потом об том потолкуем, отвечаю, а ты вели-ка пока, княже, насыпать золота-серебра-меди в мешки дырявые да положить на подводы, сам дань хану бусурманскому повезу. Нам главное время выиграть, пока дружина возвернется. А она через пару-тройку дней непременно возвернуться должна.
Сделал он по моему прошению, я тот обоз хану и доставил. Да только сам понимаешь, из мешков дырявых все на дороги просыпалось: Начал хан дань принимать по описи, а там и смотреть нечего. Разволновался он шибко, руками машет, ногами топает. "Да что ж это, кричит, такое делается! Второй раз войной прихожу, и второй раз одно и то же:" А я ему: "Не извольте беспокоиться, ваше величество, дороги у нас такие, просто жуть. Пошли-ка ты своих подданных, они тебе враз все отыщут и как есть в целости доставят". Как же, доставят! На то и расчет был, что там, где одну монету в мешок клали, в описи три писали: Думали, недосчитаются бусурманы дани, поищут-поищут, ссориться станут, подозревать друг друга, смута затеется, а там уж и наши на помощь подойдут.