Наконец, Конек не выдержал.

- Что ты там возишься? - вскричал он, сбивая дыхание, а потому слова разбирались с трудом.

- Да вот, мешок этот... - таким же образом отвечал ему Владимир.

- Так он все еще у тебя?!! Чего же ты ждешь?!! Разве не видишь - догоняет!!! Бросай!!!

Владимир поднатужился, но - одно неловкое движение - и мешок вяло плюхнулся на дорогу. Конек, почувствовав некоторое облегчение, сразу выиграл с десяток саженей.

- Дорога поровней пошла, полегче вроде как стало! - прокричал Конек. - Ты в летало, в летало метай! Собьешь - удача нам, а не то, боюсь, не уйдем. Там яблок много, авось попадешь...

- Да я уже того... метнул... - упавшим голосом пробормотал Владимир, подозревая, что сделал что-то не то.

- То есть как метнул? Все сразу?

- Ага...

Конек даже приостновился на мгновение, но и этого мгновения хватило Бабе Яге чтобы отыграть проигранные ранее сажени.

- А гребень? Гребень где? Потерял?

- Нет, у меня он...

- Ну так гребень бросай. - И через некоторое время, поскольку ничего не происходило: - Бросил?

- Бросаю...

- Как бросаешь?

- Как учил: ломаю зубчики и бросаю в летало...

- Ой, горюшко! - вскричал Конек, и, видно от отчаяния, наддал ходу. - Весь метать надобно!

Владимир, понимая, что опять сотворил нечто неправильное, кинул гребень через плечо на дорогу позади себя. И стоило только гребню коснуться земли, как в мгновение ока выросли из нее могучие деревья, толщиною в несколько обхватов, вышиною в полнеба. Да вот незадача - там, где Владимир успел выломать зубчики, образовались просеки. Да какие - два обоза разминуться смогут, на зацепив телеги...

- Шерсть кидай! Шерсть! - отчаянно крикнул Конек.

Но сегодня явно был не день Владимира. Только он начал доставать шерсть из кармана, - Конька мотнуло в сторону, к зарослям чертополоха, - Владимир дернулся, стараясь удержать равновесие, и шерсть осталась висеть на чертополохе, превратившись в густую сеть...

- Ох, горе ты мое, ох, пропали наши головушки! - взвыл Конек и рванул из последних сил, которых у него, это чувствовалось, не оставалось.

И совсем было настигла их Баба Яга, но случилось совершенно непредвиденное. Мелькнуло справа от дороги широкое лицо Соловья с берестой-знаком ограничения скорости, затем откуда-то сбоку вынесло навстречу Емелю, да так вынесло, что едва уклонились, а затем позади что-то ухнуло, грохнуло и раздались невнятные крики, переходящие в потасовку...

Но Конек словно бы и не слышал. Унего открылось второе дыхание, затем третье, четвертое... Давно уже остался позади лес, вырвались они в степь раздольную, без конца-краю, а он все летел и летел вперед, не разбирая дороги, благо, она была одна, пока вдали, посреди равнины, не обозначился холм, а неподалеку от него какое-то странное возвышение, по мере приближения распавшееся на три неподвижно застывшие фигуры.

Конек, как только стали видны три фигуры, словно бы разом потерял остатки сил и разве что не шатался. Владимир неловко соскочил и склонился к своему товарищу.

- Ты как, идти можешь? - озабоченно спросил он. - Или здесь заночуем? Ты хоть и маленький, а тяжелый, не донесу я тебя...

- Ничего. - отвечал Конек, понурившись. - Теперь недолго осталось, да и не посмеет никто нас теперь обидеть. Видишь, застава впереди? Заступятся за нас богатыри русские, ежели что...

- Богатыри?.. - У Владимира аж дух захватило; не гадал - не чаял он с богатырями встретиться. Вот так, запросто, лицом к лицу. - И... Илья там?..

- Кому Илья, а кому Илья Иванович, - наставительно заметил Конек, едва переступая. - Ты, как только ближе подойдем, в пояс поклонись, приветствуй по чину.

...Богатырей, впрочем оказалось всего двое. То, что издали восприималось как третий богатырь, оказалось большим замшелым указательным камнем, при наличии богатой фантазии могущим напоминать фигуру всадника. Дорога около камня растраивалась, причем та, которой чаще всего пользовались, вела к вершине холма, две остальные же, выражаясь словами былин, "заколдобили-замуравили". Илья и Добрыня (мы не будем их описывать, куда нам до Васнецова) безучастными взорами смотрели каждый в свою сторону, скорее для порядку, чем из желания высмотреть приближающегося неприятеля и, казалось, совершенно не обращали внимания на наших путешественников.

Несмело подойдя, Владимир, вместо того, чтобы исполнить изящный поклон как в фильмах о мушкетерах, неловко согнулся в три погибели (прежде чем осуждать человека, попробуйте представить себя самих, оказавшихся в подобной ситуации) и робко брякнул: "Здрасьте..." После чего замер в согнутой позе, придя в ужас от содеянного. Он почти физически ощущал, как рядом краснеет за него Конек.

Потом слегка сотряслась земля - у Ильи, не смотря на всю его кажущуюся безучастность, от удивления выпала богатырская палица.

Затем раздался густой шаляпинский бас.

- Это еще что за диво дивное, чудо чудное? Ну, вот этот, который ошую, мне ведом. А это кто такой будет? Одет вроде по-нашему, а баит - в толк не возьму. Ты кого ж это нам привез, а? Свово, али басурмана какого?

- Свои мы, свои. Да только не серчайте, сильномогучие богатыри, с переполоху мы, погоня за нами, от полону злого спасаемся. Гонится за нами Баба Яга, служить себе приневолить хочет...

- Чтой-то не видать за вами никакой погони, а, Добрыня? Может, помстилось? Сколь глаз видит - чисто в степи...

- В степи? - Конек, судя по всему, был страшно удивлен (Владимир мог судить только по его голосу, поскольку оставался в прежнем положении - словно бумеранг проглотил). - Как так в степи? А где же лес?

- Какой такой лес? Тут до леса ого-го сколько! Днем не доедешь... Сдается мне, помстилось вам что-то. С утра, небось, не емши, вот как мы с Добрыней. Ну, мы на службе, нам положено, а вот вам не пристало.

- Вестимо, с голоду и не такое примерещиться, - встрял в разговор Добрыня. - Вот, помнится... - И он уже было собирался поведать какую-то поучительную историю, но оборвал сам себя. - Потом, потом... Вон, Алешка знак подает, ужин готов. Как мыслишь, Илья Иванович, не можно ли нам на сегодня пост наш оставить да гостей дорогих приветить?

- А то что ж? - откликнулся Илья. - Супостаты, они, чай, не без ума. Они обычно по утру, после завтрака, наезжают. Да только побили всех, поразогнали. Давненько никто на рать не наезживал... А ты, молодец, коли согнулся в три погибели, так хоть палицу подай, что ли, вишь, выпала как-то невзначай.

- А может, он выронил чего? - заступился за Владимира Добрыня.

- Что с воза упало... Не век же нам здесь вековать. Алешка, поди, уже заждался. Осерчает - разогревать не будет. Так давай, палицу-то.

Легко сказать - подай палицу богатырскую! Тут бы и случиться для Владимира конфузу великому, но пришла помощь, причем с совершенно неожиданной стороны.

- Да ты погодь, Илья Иванович, - степенно произнес Добрыня и неожиданно легко спешился. - Нешто ему совладать? Он, вишь, телом как-то не удался, хлипок. Должно быть, летописцем при князе или боярине каком служит. Сразу же видать - не приучен.

Он легко поднял солидно ушедшую в землю палицу, подал Илье, поправил подпругу, закинул, без лишних слов, Конька позади Ильи, а Владимира - на круп своего коня, сел в седло, принял поводья и сказал:

- Ну, вот, теперь можно и подаваться...

За то время, пока они добрались до вершины холма, на котором располагалось богатырское становище, Владимир не увидел ничего примечательного. Да и трудно было это сделать - сидя за широкой спиной Добрыни, он, повернув голову в одну сторону, мог наблюдать Конька позади Ильи, а в другую - широкую, но однообразную степь. Впрочем, расстояние оказалось невелико, с полверсты.

- Ну, вот мы и дома, - пробасил Илья, спешился и снял Конька, ровно пушинку. То же самое сделал и Добрыня, только снял он не Конька, а Владимира. - Принимай-привечай гостей, Алешка!