– Дядя, милый дядя, вы, должно быть, проголодались с дороги! – схватив Алексея за обе руки, она увлекла его в столовую, где слуги давно накрыли на стол. – Скорее присаживайтесь, сейчас подадут горячее! Дядя, расскажите, а страшно было воевать? Миша у нас такой немногословный, от него ничего и не добьёшься! Ну расскажите же, дядя!

Мишель с генеральшей встали бок о бок, одинаково недовольно глядя им вслед. Княгиня мельком взглянула на внука и, заметив на его лице отражение собственного неодобрения, сказала лишь тихое: "Хм". А Мишель, качая головой, обречённо произнёс:

– Ох, и не кончится всё это добром…

Глава 30. Софья

– Что бы ты ни собирался сделать, я прошу тебя, одумайся! – произнёс Мишель, когда они с Алексеем наконец-то остались наедине. Дядюшка уютно расположился в кресле подле незажжённого камина, вытянув длинные ноги, и с задумчивым видом поглядывал на начищенные до блеска мыски своих сапог – так, словно кроме них его вообще ничего не волновало. Мишеля подобное поведение невероятно раздражало, он слишком хорошо знал дядю для того, чтобы по одному лишь этому взгляду убедиться: быть беде. Полковник Волконский наверняка задумал какую-то гадость, Мишель вполне предполагал, какую именно, и оттого ему делалось бесконечно противно.

"Господи, как я ото всего этого устал", – подумал он, демонстративно встав у открытой двери на веранду, когда Алексей позволил себе закурить – прямо в гостиной у генеральши, без малейшего стеснения.

– Миша, не делай такое лицо! – беспечно фыркнул тот, наблюдая за его недовольным профилем. – Будет весело, вот увидишь!

– Весело?! Ты действительно находишь это весёлым? Тогда ты ещё хуже, чем я думал, Алексей.

– Посмотрите-ка на него! – пробормотал полковник Волконский, неодобрительно хмыкнув. – Экий чистоплюй! Всё ещё стараешься не испачкаться, живя в этой грязи? Да ты и так в ней по уши!

– А тебе-то, я погляжу, не терпится внести свою лепту, сделать ещё хуже?

– Разумеется! Они убили мою сестру, чёрт возьми! Твою, между прочим, родную мать! И когда я ехал сюда, я пребывал в святой уверенности, что задушу ублюдка Гордеева собственными руками, а потом плюну на его труп! Но теперь я понял, что есть и другие способы отомстить, куда более… тонкие… – он улыбнулся с подобием на беспечность, но получилось всё равно жестоко и хладнокровно. Мишель покачал головой и сказал с похвальной категоричностью:

– Ты мне отвратителен.

– Что?!

– Да нет, даже не так: я не знаю, кто больше отвратителен мне – ты или отец, или эта ваша… женщина, – воспитание не позволило Мишелю сказать то, что он хотел сказать. – Одумайся, Алексей, я прошу тебя! То, что ты задумал, это… это до такой степени грязно и низко, что я и говорить об этом не хочу!

– А с каких это пор ты стал таким благородным, Мишель? – едва ли не с вызовом спросил Алексей, пристально глядя на него. Он упрямо не понимал, отчего племянник не разделяет его энтузиазма и почему хмурится вместо того, чтобы с весёлой улыбкой подначивать, призывая его немедленно ехать на Остоженку и творить правосудие. Забыл, что ли, кто свёл в могилу его любимую матушку?

А у Мишеля, признаться, в тот момент отвращение к Алексею с его грязными намерениями достигло апогея. Настолько, что он даже и не хотел рассказывать о своих продвижениях в расследовании убийства Юлии Николаевны. С огромным трудом ему пришлось пересилить себя и снизойти до разговора с этим бессовестным человеком. Мишель внушил себе, что делает это ради матери – вдруг Алексею известно чуть больше, чем Кройтору и Рихтеру? Как оказалось, он не прогадал, делая на него ставку.

Ни про похищенных детей, ни про Матея Кройтора Алексей не знал, это факт. Зато Лучию Йорге прекрасно помнил, так уж он был устроен, что не мог пропустить ни одной юбки, и с высокой безликой румынкой, подругой его сестры, познакомился ещё лет с десять назад, во время её первого визита в Москву к дорогой Юлии.

– У меня есть основания полагать, что она сейчас здесь, в городе, – сказал Мишель на это. – Познакомь меня с ней.

– Что, Миша, привлекают женщины постарше? – с ехидцей поддел его Алексей.

– Очень смешно, чёрт возьми!

Вздохнув, Мишель отвернулся к окну и стал думать, как быть дальше. Всё меньше и меньше времени оставалось до отъезда, а возвращение Алексея, на которого он так надеялся, обернулось или вот-вот обернётся катастрофой. Рассчитывать на него было нельзя – похоже, дорогой дядюшка преследовал исключительно свои собственные интересы! И даже то, что к смерти Юлии Николаевны Гордеев оказался непричастен, Алексея ни в коей мере не останавливало. "Они свели её в могилу", – твердил он, будто и не слыша про Матея Кройтора. Что ж, пускай думает, что хочет, делает, что хочет, лишь бы… вот тут мысли Мишеля всякий раз спотыкались о его гордость, но, минуя это препятствие, упрямо шли дальше – лишь бы всё это не отразилось на Александре. Лишь бы она, невинная душа, не пострадала во время этого буйства стихий! Если сцепятся трое: Гордеев, Алёна и Алексей, то разразится настоящая буря. А хуже всего придётся тем, кто и не виноват-то ни в чём, по сути: Александре и этому мальчику… Арсению.

"Он такой же родной мне, как и Катерина. Господи, ну надо же так!" – думал Мишель с тоской, но впрочем, тут же находил и положительные стороны в данной ситуации. Хорошо, что Арсений. Хорошо, что не сама Александра! А это вполне могла оказаться она, ведь она имела все шансы родиться дочерью этого распутника, Алексея Волконского!

"Впрочем, то, что она не дочь Алексея, ещё не означает, что она не моя сестра!"- подумал Мишель мрачно. С детьми Санды и Матея Кройтора по-прежнему ничего не было ясно, и это тоже удручало, наводило на печальные мысли и заставляло Мишеля время от времени вздыхать. Он ни на секунду не верил, что может быть сыном Матея Кройтора, но его вера, к сожалению, ничего не решала. Нужны были доказательства, а как раз их и не было.

До тех пор, пока Алексей, про чьё присутствие напоминал лишь едкий сигаретный дым, не произнёс вдруг:

– Ты сказал, из дома пропал её дневник и фотография?

Мишель поднял голову, поглядев на дядюшку с некоторым недоумением. Погружённый в свои мысли, он и забыл, что не один в гостиной. И не сразу поняв адресованный ему вопрос, неуверенно кивнул. Тогда Алексей усмехнулся и сказал загадочно:

– Насчёт фотографии не уверен, но я знаю наверняка, где искать дневник. Может, в нём найдутся те ответы, что ты ищешь?

"Вот именно, я ищу, – думал Мишель, покидая квартиру генеральши Волконской. На душе у него было прескверно. – Потому что тебя-то, Алексей, по-видимому, устраивает твоя собственная версия случившегося… Господи, образумь его!"

По дороге к больнице Мишель только об этом и размышлял. Его безумный дядюшка ещё задержится в городе на недельку-другую, после его отъезда, и что тогда?! Как, на кого оставить Александру? С Алексея станется и её совратить, можно подумать, Мишель не видел, какие взгляды распутный полковник бросал на неё, не стесняясь ни Алёны, ни Арсения, ни собственного племянника… И как его вразумить?! Помнится, генеральше Волконской и тридцати лет не хватило, чтобы вернуть сына на путь праведника, а у Мишеля оставалось всего каких-то пара дней! И он очень боялся не успеть.

«Пора взять себя в руки», – подумал он мрачно, подходя к двери в палату Владимирцева. У друга, в конце концов, день рождения! – ни к чему заходить к нему с кислой миной и портить ему настроение и без того не радужное. Вряд ли вечный оптимист Володя представлял собственное двадцатипятилетие в четырёх стенах больничной палаты, сидя в инвалидном кресле с клетчатым пледом на перебитых ногах, и вряд ли он…

Додумать мысль до конца у Мишеля не получилось, потому что он никак не ожидал увидеть смеющегося от всей души Владимирцева, вместе с Александрой задувающего свечи на торте. Это зрелище заставило его на пару секунд замереть на пороге, с невольной улыбкой качая головой.