– Серёжа! Серёжа, открой немедленно! – Софья Владимировна Авдеева вот уже которую минуту неустанно барабанила в дверь в покои сына, без малейших, однако, успехов. – Серёжа, я прошу тебя, открой сейчас же!

Вчерашним вечером он вернулся подавленный, в запачканных на коленях брюках, измученный, разбитый и какой-то… неживой! Привычная радостная улыбка, расцветающая на его лице всегда при виде матери, ныне испарилась без следа, а выражение лица оставляло желать лучшего. Боже, да какая беда с ним приключилась? Как и любая мать, графиня Авдеева испытывала острую потребность защитить и уберечь своего единственного ребёнка от любых невзгод, но вчера он не впустил её, а сегодня и вовсе отказался открывать. Она было заподозрила нехорошее, когда с той стороны тяжёлой двери послышались шаги. Потом щёлкнул замок, и любимый сынок, гордость и отрада, предстал перед нею во всей своей плачевной красе.

– Бог мой, ты что, не ложился со вчерашнего вечера? – ахнула Софья Владимировна, заприметив всё те же светлые брюки с пятнами грязи на коленях. – Серёжа, что произошло, ты можешь мне объяснить?

Но, увы, объяснить внятно Серёжа ничего не мог. Вместо этого он разрыдался, совсем как девчонка, размазывая по щекам горькие слёзы безнадёжного отчаяния. Софья Владимировна поначалу опешила от такого зрелища, никак не ожидая увидеть своего взрослого сына плачущим, но потом материнское начало взяло верх, она ахнула и бросилась утешать его, прижав к своей груди.

– Ну, ну, мальчик мой, тише, тише! Скажи, умоляю, что случилось! Мама здесь, мама рядом, мама поможет тебе! Кто, кто посмел обидеть моего сладкого мальчика? Живо признавайся, и мамочка со всеми разберётся!

Ну, Серёжа и признался. Ничуть не стесняясь собственного отчаяния, пожаловался самому близкому своему человеку, собственной матушке.

– Саша! Это всё она!

– Сашенька?! – Софья Владимировна, отдадим ей должное, понапрасну на хорошую девушку сердиться не поспешила. – Наша Сашенька? Тихонова? Но, Серёжа, что такого она сделала? Это милейшее создание никому не способно причинить вред, и…

– Она отказалась выходить за меня замуж, мама! – воскликнул Сергей, отстранившись от Софьи Владимировны. Вспомнил, наконец, что он мужчина и ему как-то не пристало рыдать у матушки на груди.

– Отказалась… что? – графиня Авдеева обомлела и в бессилии опустилась на стул, что стоял возле стены, рядом с нею. Если бы не этот стул – повалилась бы на пол, как пить дать, упала бы! Мало того, что её сынок сделал предложение Сашеньке Тихоновой, так она ещё и… не приняла его? Помилуйте, это нелепо!

Они ведь с детства любили друг друга, Софья Владимировна сама помнила, с каким восторженным умилением смотрела эта милая девочка на её сына! Да, она вовсе небогата, но авдеевских денег вполне хватило бы, чтобы обеспечить достаток этой чудесной паре, раз того хочет их единственный сын… Софья Владимировна вовсе не была против, она вообще на всё была согласна, лишь бы у любимого Серёжи было всё, что он хочет! Но чтобы Саша отказалась от него сама? На это должна была быть очень серьёзная причина!

– Милый, боюсь, я не понимаю тебя, – призналась графиня Авдеева, глядя на сына. – Я ни за что не поверю, чтобы наша Сашенька…

И вот это «наша Сашенька» до того резануло слух несчастного Сергея, что он не выдержал и разрыдался снова, спрятав лицо в ладонях.

– Мама, я не смогу жить без неё! Я люблю её, мама, понимаешь?! Мне кроме неё никто не нужен, никто! – оборвав свои эмоциональные возгласы на полуслове, Сергей вдруг не в пример самому себе твёрдо и решительно произнёс: – Я застрелюсь!

Софья Владимировна снова ахнула и, вскочив со своего места, бросилась к сыну сызнова, схватила его за плечи и хорошенько встряхнула.

– Сергей! Немедленно прекрати! Как у тебя язык-то поворачивается такое говорить?! – гневно воскликнула она, а сама, глядя в его заплаканные глаза, думала с тоской: бог мой, а ведь и впрямь любит…

– Мне не нужна эта жизнь без неё, мама! А она мне отказала, понимаешь?! Отказала!

– Ничего,- тихо-тихо произнесла Софья Владимировна и, снова обняв сына, принялась гладить его по кучерявым пепельно-русым волосам. – Ничего, ничего, сынок, мы что-нибудь придумаем… Мы заставим её передумать, вот увидишь! Я уверена, вам нужно просто ещё раз поговорить, и всё решится!

Серёже до смерти не хотелось признаваться матери в том, что Сашеньку он потерял исключительно по своей собственной глупости, но и промолчать он не смог.

– Мама, я виноват перед ней, очень виноват! Я обидел её, но я же не хотел! Я извинился, а она меня не простила! А когда я предложил ей стать моей женой, она велела мне идти прочь! Она прогнала меня, мама! Ах, нет, я не могу так больше, я лучше умру!

– Ну-ну, сынок, тихо-тихо… не нужно поспешных решений. Мы убедим её простить тебя.

– Как?! – в отчаянии вскричал Сергей. – Как, мама?! Она и видеть меня не хочет после вчерашнего! Но я же не хотел, господь свидетель, я не хотел…

Софья Владимировна ещё некоторое время успокаивала сына, гладя его по волосам и тихим голосом убеждая, что всё образуется. А потом, взяв с Сергея обещание не делать никаких глупостей, а прежде дать ей возможность решить проблему, вышла из его комнаты, тихонько притворив за собою дверь. Она не сомневалась, что всё получится. Графиня Авдеева была любящей матерью и души не чаяла в сыне, а раз сын хотел эту девушку, то Софья Владимировна из кожи вон вылезет, но раздобудет её для него! И если нужно, она даже заставит Сашеньку не только простить, но и полюбить Серёжу всем сердцем. Лишь бы только её мальчик был счастлив!

Руководствуясь своим священным материнским долгом, Софья Владимировна направилась в кабинет к супругу, где стоял телефонный аппарат. Продиктовав телефонистке нужный номер, графиня Авдеева стала ждать, прислушиваясь к гудкам. И когда на том конце провода ответили короткое «у аппарата», она улыбнулась, уверенная в своей победе.

– Викентий Иннокентьевич? Добрый день! Это Софья Авдеева, я бы хотела с вами поговорить…

Это было безумие, безумие! Сашенька полночи не спала в предвкушении, ворочаясь в постели, кусая губы и широко раскрытыми глазами глядя в потолок. Зачем, зачем она только согласилась?! Как могла быть такой бесконечно глупой, неужели верила до сих пор, что он может обратить на неё внимание? Неужели надеялась, что сможет преодолеть ту пропасть, что разделяла их и всегда будет разделять?

Или и впрямь преодолела? Потому что когда он приехал за ней в Марьину Рощу, то вёл себя как ни в чём не бывало, и был дружелюбен, как никогда! То есть, это ни в коем случае не означало, что он всю дорогу шутил и веселился – о нет, но Саша считала своей маленькой победой уже то, что он улыбнулся ей целых два раза, при этом ни единого раза не стремясь с ней поссориться, а на вопросы её отвечал развёрнуто и подробно. И даже рассказал о том, как продвигается расследование, а оно продвигалось, к Сашиной величайшей радости! Но кое-что упрямо не давало ей покоя ещё с того дня, как она узнала о смерти дядюшки Адриана, знаменитого на всю Румынию.

– Максим Стефанович сказал, что Кройтор вернулся за Юлией Николаевной спустя двадцать пять лет, – задумчиво говорила Саша, качая головой. – Как бы он вернулся, если бы погиб, ваше величество?! Думаю, ваш Адриан чего-то не знает.

«Или чего-то недоговаривает», – подумала она, но озвучивать свои мысли не стала, чтобы не клеветать на человека почём зря. Что ж, Мишель был склонен с ней согласиться. Дружинина он до сих пор не нашёл, а вот у Володи Владимирцева – точнее, у его покойного отца – связи в полиции имелись отменные, с их помощью Мишель намеревался разузнать больше о кончине Матея Кройтора двадцать лет назад. Он поговорил с нужными людьми, те сиюминутно сделали запрос, так что теперь оставалось лишь дожидаться ответа и размышлять. А пока – найти дневник Юлии Николаевны, который, если верить Алексею, хранился в тайнике за каминной полкой. Кто знает, возможно, этот дневник скажет гораздо больше, чем все Лучии и Кройторы вместе взятые?