- Я уже понял, - подхватил я, - ты себе не принадлежишь. У тебя есть долг перед папой и Церковью, перед народом, перед французским королем, перед испанскими властителями, перед семьей и друзьями...

  Он холодно посмотрел на меня.

  - Оттавиано, вы с братом далеко не последние в списке моих обязательств.

  - Именно поэтому ты позволишь заточить нас в замок святого Ангела?

  Жестом глубокого отчаяния он обхватил голову руками.

  - Прости меня, мой маленький полководец.

  - За что ты просишь прощения у меня? - Я посмотрел на Асторе. - Вот тот, кто твоей милостью остался без владений, без денег, без свободы, вот тот, чью детскую душу ты сжег дотла, вот перед кем тебе надлежит извиняться. Я всего лишь бастард, Чезаре, но и я понимаю, что такое честь и каково должно быть настоящее раскаяние.

  Он выпрямился, вздохнул и, встав, решительно подошел к Асторе. Тот посмотрел на него с надеждой и любовью.

  - Асторе, мой дорогой мальчик... - начал герцог и осекся.

  Мой брат улыбнулся и обнял его, прижимаясь лицом к широкой груди. Чезаре обвил рукой его тонкую талию, не в силах заговорить.

  - Наверное, мы действительно должны переселиться отсюда, - тихо сказал Асторе, пытаясь заглянуть ему в глаза. - У тебя полно дел, а ты нянчишься с нами, как с малыми детьми. Жаль только, что мы не сможем так часто видеться.

  Я заметил слезу, сорвавшуюся с ресниц герцога и упавшую на золотистые локоны Асторе.

  - Я буду навещать вас так часто, как вы того захотите.

  - У тебя дрожит голос. - Асторе с беспокойством посмотрел на него. - В чем дело?

  - Нет, все в порядке. - Взяв моего брата за подбородок, Чезаре трепетно поцеловал его в губы. - Идем в постель, уже поздно. Завтра вы должны будете перебраться туда, где мой отец уже приготовил для вас апартаменты.

  Мы занимались любовью втроем, и герцог был нежен с Асторе, даря ему все свое внимание и самые утонченные ласки, наслаждаясь его податливым юным телом, его восторженными вскриками, его самозабвенной страстью, тихими стонами и сладостной агонией последнего блаженства. Потом Чезаре потянулся ко мне, и я не отверг его. Он снова овладел мной, на этот раз с предельной осторожностью, так что боль была уже не такой сильной. Он размеренно двигался, пронзая меня; мне уже нравилось ощущать его в себе, я знал, что скоро неизбежно наступит ослепительный конец. Асторе завороженно смотрел на нас, под его взглядом я чувствовал все новые приливы удовольствия, и когда он, склонившись, начал целовать меня, сладкая судорога сотрясла мое тело, вознося на вершины упоительного восторга. Семя Чезаре ударило внутри меня горячей струей, он закричал в невыносимой муке наслаждения. Я обнял его и стал целовать, любя и прощая, с отчаянием и восхищением признавая его окончательную победу. Мы с Асторе были счастливы - может быть, в последний раз в жизни.

  На следующий день мы выехали из дворца в сопровождении герцога Валентино. Моросил унылый дождь, в воздухе пахло жасмином, влажной землей, дымом, тиной и нечистотами с реки. Асторе запахнул плащ, нахохлившись под прохладным ветром, и доверчиво прижался к ехавшему рядом с ним Чезаре.

  По мосту через Тибр, охраняемому скульптурами ангелов, мы добрались до ворот мрачной крепости с мощными стенами, напоминающей скорее неприступную цитадель, чем обычный замок. Тяжелые створки с лязгом открылись перед нами, и выбежавшие навстречу охранники почтительно кланялись, узнавая главнокомандующего войсками Церкви.

  - Его святейшество накануне распорядился приготовить комнаты для юных властителей Фаэнцы, - сказал Чезаре, сдерживая лошадь. - Надеюсь, его приказание выполнено.

  - Да, ваше сиятельство, - подошедший высокий мужчина в вышитом мундире капитана поклонился со сдержанным достоинством. - Лучшие комнаты, как и пожелал его святейшество, для двух молодых господ.

  Мы спешились, с невольным страхом оглядывая мощеный двор и стиснувшие его приземистые бастионы.

  - Пожалуйста, отдайте ваше оружие, синьоры.

  Я опешил от неожиданности. Об этом Чезаре не предупреждал нас, и меня пробрала дрожь. Неохотно отцепив от пояса шпагу, я отдал ее капитану, но он продолжал смотреть на меня, так что мне пришлось расстаться и с кинжалами. Асторе, пожав плечами, последовал моему примеру, и мы прошли следом за капитаном в темный зев донжона. Чезаре шел следом за нами, я спиной чувствовал его взгляд, прожигающий меня насквозь. Как же о многом я хотел спросить его, и как же мало времени оставалось мне для вопросов!

  В замке царил полумрак, разгоняемый редкими факелами, пахло сыростью и чем-то затхлым, это был запах страданий и тлена, тяжкий смрад неизбежности и забвения.

  - Пожалуйте сюда, - проговорил капитан, поднявшись на второй этаж и распахнув одну из дверей в конце узкого коридора.

  Мы очутились в небольшой просто обставленной комнате, служившей, судя по всему, приемной (а может быть, караулкой, подумал я холодея). Из нее три массивные двери вели в комнаты побольше, обстановка которых свидетельствовала об их предназначении для жилья. Здесь не было особой роскоши, но имелось все необходимое: простая удобная мебель, полог над ложем из простой выцветшей ткани, на полу истертые ковры. Никаких излишеств. И узкие окна, напоминающие зарешеченные бойницы, пропускавшие тусклый свет хмурого дня. Асторе с мольбой оглянулся на герцога Валентино.

  - Мы должны жить здесь?

  Чезаре не ответил.

  - Оставьте нас, синьор комендант, - сказал он. Капитан вышел, метнув на нас быстрый заинтересованный взгляд.

  - Чезаре, но почему?!

  - Того требуют обстоятельства, - тихо, но непреклонно проговорил герцог. - Я буду навещать вас так часто, как только будут позволять дела.

  Он легко коснулся пальцами щеки Асторе и поцеловал его с печальной нежностью.

  - Я непременно приду, мой ангел.

  Асторе отвернулся, в отчаянии стиснув руки, и я знал, что только гордость не позволяет ему заплакать. Сам я не намерен был рыдать; мне хотелось ударить Чезаре, избить его до полусмерти за то, что он сделал с нами. Я видел ложь в его глазах, я чувствовал его вероломство и равнодушие. Что ему за дело было до нас, двух поверивших ему мальчишек! Ему, предававшему королей! О да, замок святого Ангела действительно оказался самой настоящей тюрьмой, уж в этом-то он не соврал. Все мои крепости пали, одна за другой, и я сам приветствовал завоевателя...

  - Чезаре, я хочу попрощаться с тобой. - Я старался, чтобы мой голос звучал ровно. - Асторе, прошу тебя, оставь нас наедине.

  Мой брат в последний раз посмотрел на герцога и вышел, чтобы осмотреть свое новое жилище. Я метнул быстрый взгляд на дверь в коридор, а затем указал на соседнюю комнату.

  - Мне не хотелось бы, чтобы нас слышали, - сказал я.

  Он вошел в комнату следом за мной и затворил дверь.

  - Оттавиано, пойми...

  Я размахнулся и ударил его, вложив в удар всю свою силу и моля бога, чтобы мерзавцу не удалось уклониться. Он пошатнулся и схватился за лицо, с недоумением и болью глядя на меня.

  - Я уже все понял, - прошипел я, замахиваясь для новой оплеухи. - И тебе мало любого воздаяния.

  На этот раз он увернулся, и мой кулак яростно врезался в его плечо.

  - Постой...

  Но остановиться я был уже не в состоянии. Я снова бросился на него, и тогда он схватил меня за запястья, сжав их с нечеловеческой силой. Эти руки, столько раз заставлявшие меня стонать от наслаждения, спокойно могли бы согнуть подкову. Я закричал, услышав, как затрещали мои несчастные кости, и поник в беспомощной ярости.

  Швырнув меня на колени перед собой, Чезаре склонился к моему уху.

  - Успокойся, Оттавиано. Я мог бы шутя сломать тебе обе руки, и боюсь не рассчитать силу. Тише, мой мальчик. Я... постараюсь все объяснить тебе.

  - Объяснить? - я задыхался от боли, но злость была еще сильнее. - Я не нуждаюсь в твоих объяснениях. Вторая герцогская корона скоро увенчает твою недостойную голову, а ведь ты хотел именно этого. Что стоит Романья без Фаэнцы? Ничего, верно? Поэтому ты не пощадил Асторе, пока он не положил измученный город к твоим преступным ногам! Но тебе было мало... Для чего тебе понадобились мы? Неужели мало продажных юношей в римских борделях?