Мой брат молча повиновался, и герцог принялся торопливо ласкать меня. Я извивался, все еще надеясь вырваться, но Чезаре крепко меня удерживал. Наконец он с силой схватил меня одной рукой за талию и потянул на себя. Боль была ужасной. Закричав, я до крови прокусил губу.

  - Расслабься, мой ангел, - тихо сказал герцог, продолжая разрывать мое несчастное тело. - Чем больше ты сопротивляешься, тем хуже для тебя.

  Кажется, я плакал, постыдно умоляя его о милосердии, но он не останавливался. Когда он кончил, я почти без чувств упал к его ногам и закрыл глаза, мечтая лишь об одном - о немедленной и безболезненной смерти. Асторе склонился ко мне, обнимая за плечи.

  - Оттавиано, боже...

  Меня кто-то целовал, чьи-то руки гладили меня по голове и плечам, и я не знал, кто это был. Фактически, мне было все равно.

  - Ты чудо, - прошептал герцог, покрывая поцелуями мое пылающее лицо. - Мой маленький ангел, мое сокровище... Я позабочусь о тебе.

  Убей меня, подумал я, это было бы лучшей заботой. Меня, а потом и Асторе. Если его ждет та же участь, лучше ему умереть сразу... Он пытался ласкать меня, но я оставался безучастным.

  - Это пройдет, - сказал Чезаре на невысказанный вопрос моего брата. - Так всегда бывает в первый раз. Ему нужно отдохнуть.

  Я приходил в себя еще несколько дней. Чезаре был неизменно ласков и предупредителен; он присылал мне лучшие кушанья и вина, развлекал меня рассказами и чтением. Что же до Асторе, то он не покидал меня ни днем, ни ночью. Герцог не пытался больше заниматься со мной любовью, за что я в душе был ему благодарен; осторожные ласки, которые ночами дарил мне мой брат, были куда приятнее и доставляли мне истинное удовольствие.

  Спустя неделю мы снова были приглашены к его святейшеству папе Александру. Я уже вполне оправился от потрясения и готов был встретиться не только с папой, но и с самим сатаной. Чезаре пошел вместе с нами, и я подозревал, что разговор будет больше для него, чем для нас. Так и оказалось.

  Папа встретил нас как родных, поинтересовавшись, не скучно ли нам в Риме, хорошо ли с нами обращаются и не слишком ли мы страдаем от грубости его сына. У меня на языке вертелся достойный ответ, но Асторе опередил меня, сказав, что никаких особых неудобств мы не испытываем, разве что стесняем самого Чезаре своим присутствием.

  - Несомненно, ради нас он был вынужден изменить привычный образ жизни, - вставил я.

  - Сезар, я знаю, как ты заботишься об этих бедных мальчиках, но ты должен понимать, что есть дела, которыми нельзя пренебрегать. - Папа развел пухлыми руками. - Не могу же я принять на себя бремя ответственности за твои поступки. Послы, епископы, сановники, офицеры - все они жаждут видеть тебя, но ты никого не принимаешь. Мне кажется, было бы правильно предоставить бывшим правителям Фаэнцы другое место жительства.

  - Я не могу представить себе, где им будет так же спокойно, как в Ватикане.

  - Ну, я мог бы на время поселить их в своей части дворца... Уверен, я мог бы оказать им гостеприимство не хуже, чем ты.

  Чезаре тонко улыбнулся.

  - Не сомневаюсь в этом, дорогой отец. - Он быстро заговорил по-испански, и папа слегка нахмурился. Александр что-то ответил ему, и Чезаре сделал примирительный жест.

  - Я хотел попросить ваше святейшество отпустить нас, - твердо сказал Асторе.

  - Вот как? Я начинаю думать, что Сезар обидел вас сильнее, чем я мог предполагать.

  - Ваше святейшество, вы не так поняли...

  - Сын мой, я понял вас правильно. - Папа внимательно посмотрел на него. - Вы разочарованы гостеприимством Борджиа. Но посудите сами, разве я могу сейчас отпустить вас? Куда вы пойдете? В Фаэнцу? В Романье до сих пор неспокойно, порядок поддерживается войсками, и ваше возвращение может вызвать бунт. К тому же я не могу поручиться за лояльность герцога Бентиволио, если его внук снова появится в Фаэнце... Впрочем, Чезаре виднее. Если он позволит вам уйти, я не стану возражать. Ведь это он теперь правитель Романьи.

  Я готов был упасть на колени, умоляя о свободе, но сознавал, что это бесполезно. Папа был хитер и расчетлив, и - недаром говорится, что на кипарисе персики не родятся, - Чезаре был его достойным сыном.

  - Я могу предложить неплохой выход. - Папа потер руки, и лицо его просветлело. Герцог настороженно посмотрел на него, но святейший отец обезоруживающе улыбнулся. - В замке Ангела им будет так же удобно, как здесь, но их присутствие не будет отвлекать тебя от дел, мой милый Сезар. Тебе следует поскорее решить все вопросы с послами захваченных тобой городов, а потом заняться исполнением соглашения с французами насчет Неаполя. Не следует властителям и сановникам подвизаться в терпении, ожидая твоей аудиенции, ибо добродетель сия не подобает светским синьорам.

  Чезаре побледнел, на его лице отразилась жестокая внутренняя борьба, и я вдруг испугался, сам не зная чего. Асторе смотрел на него с интересом, видимо, рассчитывая услышать подробности о нашей предполагаемой новой резиденции.

  Отец и сын снова заговорили по-испански. Я счел это плохим знаком. Наконец, Чезаре провел рукой по лицу и сказал:

  - Хорошо, я вынужден согласиться.

  Вероятно, стоило бы спросить и нас самих, с раздражением подумал я. А впрочем, какая разница - наша судьба уже решена; тюрьма остается тюрьмой, как бы она ни называлась.

  - Замок святого Ангела совсем недалеко от Ватикана, - елейным голосом проговорил его святейшество. - Вы проведете там немного времени, пока страсти в Романье не улягутся окончательно, а там сможете сами решить, куда хотите отправиться.

  Асторе с достоинством поклонился. Лицо его не изменилось, но я знал, что он чувствует себя таким же беспомощным пленником. Поспешно попрощавшись с папой, мы вернулись в покои герцога Валентино.

  - Меня печалит решение отца, - тихо сказал мне Чезаре вечером, пока Асторе разглядывал его коллекцию оружия.

  - Замок Ангела - не лучшее место на свете, не так ли? - поинтересовался я как можно спокойнее, и он кивнул.

  - Это тюрьма для знатных узников. У вас будет все, что вы пожелаете, мой мальчик... все, кроме свободы.

  - Чем это отличается от того, что мы имеем сейчас?

  - Жаль, что ты так думаешь, Оттавиано. Ты поймешь разницу, оказавшись там. Пока я могу гарантировать вам свое покровительство, но я не всегда смогу оставаться в Риме, чтобы оберегать вас. Я не принадлежу только себе, мой дорогой мальчик.

  Я усмехнулся.

  - О, разумеется. Ты принадлежишь всем и сразу, и при этом никто не мог бы сказать, что завладел не то что твоим сердцем, но даже твоим вниманием дольше, чем на несколько дней.

  Он положил ладонь мне на плечо.

  - Должно быть, ты видишь дело именно так. Но разве я не доказал тебе свою любовь?

  - Каким образом? Отдавшись мне или овладев мной? Это еще не все, Чезаре. Ведомо ли тебе вообще, что такое любовь? Ты способен чувствовать лишь желание тела, а принимаешь его за привязанность души... Посмотри на него, - я кивнул на склонившегося над столом Асторе, - ведь он любит тебя так сильно, что мучается, когда не видит тебя. Если бы ты подарил ему хоть немного ласки, он был бы счастлив, несмотря на все свои потери...

  - Он очаровательный мальчик, - прошептал герцог. Глаза его расширились, вспыхнув теплыми искорками свечей. - Его тело способно вселить страсть в мраморное изваяние... Когда я смотрю на него, то едва сдерживаю себя. Он напоминает мне божественного юного флорентинца, продававшего мне свои ласки за пару дукатов, но Асторе гораздо красивее. Эта потрясающая невинность, благородство и чистота души заставляют меня трепетать. Он нежен, как нераспустившийся бутон, и так потрясающе прекрасен... Я делаю все, чтобы загладить свою вину перед ним. Вчера я выслал в Фаэнцу пять тысяч дукатов на восстановление города, и если бы мог, сам немедленно отправился бы туда вместе с вами, но...