Валентина Ворон, задумчиво потерев переносицу, проговорила:

— Знаете, Петр Михайлович, когда я пришла в модельный бизнес, свою карьеру когда начинала, со мной и другими девочками тоже работали психологи. Сейчас они есть в штате почти у каждого уважающего себя агентства. Опыт общения имеется. И госпожа Мороз мне психолога отнюдь не напоминает. Тон, манера, лексика… «Крышует», все остальное… Оксаночка, вы, извините, срок не мотали? Ну вот совсем вы не похожи на типичного представителя такой важной профессии.

— С волками жить, Валюша, — в тон ей ответила Сана. — Итак, мы поняли друг друга? Ошиблись, извините, больше не потревожим. Занимайтесь сами своими моделями. Мы пойдем другим путем.

— Никуда вы не пойдете! — неожиданно резко гаркнул полковник Самчук.

Улыбка медленно сошла с лица пани Саны.

— То есть?

— Нашли чем пугать — немецким миллионером! Мужчина, — он повернулся к Эрику, — вы разве забыли, от чего этому вашему, как его… мистеру Твистеру, короче говоря… Ага, так вы действительно не понимаете до конца, в какую гнилую историю придется вписывать своего покровителя? Развращение несовершеннолетних — оно и в Африке… это самое. Да три заявления от мамаш, три, — он выставил перед собой руку с тремя растопыренными пальцами, покрытыми на фалангах короткими черными волосками, — три всего бумажки перебьют любые миллионы! И откупиться не выйдет! Когда выносятся подобные приговоры, обществу это нравится! Пресса, мать ее за ногу, на седьмом небе от счастья! Мамаши выкуп не возьмут, я лично им не разрешу так делать! Миллионеры приходят и уходят, им же тут жить! Любую другую ситуацию, уважаемые, большие деньги могут переломить. Вашу — никогда! Как вы только что сказали — нигде в мире. Кем будет выглядеть в своей Германии тот миллионер, тем более не родной, украинского происхождения, который заступается за растлителей малолетних? Где будут его миллионы? Кто захочет иметь с ним дело? Об этом подумайте, — тон снизился, теперь Самчук говорил вкрадчиво. — И еще о том, что формально вы, пани Сана, и ваш польский мужчина совершаете уголовно наказуемое деяние. Если мы не работаем вместе — вы сидите. Миллионер не спасет. Третьего, как говорится, не дано.

Сана прикрыла глаза, переваривая информацию. Потом снова взглянула на Валентину, перевела взгляд с нее на Самчука, опять сфокусировалась на женщине.

— Зачем вам это надо?

— Ага! Убедились, что мы правы? Поняли свою ошибку?

— Не обсуждается, — сухо ответила Сана. — Скажите, зачем вам этот разговор? У вашего «Глянца» все в шоколаде…

— Расширяем горизонты, — развела руками госпожа Ворон. — Меня и вот Петра Михайловича очень заинтересовали ваши зарубежные каналы. Выйти на международный уровень мне хотелось давно. Признаюсь честно — амбиции взыграли. Риск сведен к нулю, здесь нас никто не вычислит. Да, кстати, если вам интересно… Какое там, конечно интересно! То, что мешало, будет помогать!

— Не поняла…

— Девчонки, те самые, которым шестнадцати нет… Вы их отправили, от греха подальше, или подумать отпустили? Я так и не поняла… — Есть разница?

— По большому счету — никакой. Их всегда можно вернуть. Девчонки согласны работать. Родители только обрадуются, если их вывезти за границу. Гори она огнем та школа, хоть денег заработают. Если подключается «Глянец» и лично я, доверие полное. Девочки никому ничего не скажут. Так что, зеленый коридор по вербовке несовершеннолетних, считайте, открыт. Конечно же, в том случае, если мы договариваемся… Между прочим, не только малолеток касается: любая другая девушка подходящего возраста, хотя бы из тех, что пришли на ваш зов, случая не упустит. На все готовы, поверьте мне.

Впрочем, как психолог, вы, Сана, это наверняка без меня знаете.

— Знаю. Тут и психологом не нужно быть.

— Так я о том же! За возможность выехать на некоторое время в Польшу, пожить там и не платить за это будут осанну петь! Вам, мне, Эрику вашему, миллионеру даже… Вряд ли он, конечно, станет знакомиться с девчонками, я так, вообще… Наконец, учтите такой еще момент. Здесь за то, чем вы предлагаете заниматься нашим девушкам, платят меньше. И повторюсь, получать деньги приходится с большим риском, гарантий не так много, партнеры могут кинуть… Польша в этом плане надежнее, а уж Германия…

— Не облизывайтесь, — проворчала Сана. — Мы вообще пока что делим шкуру неубитого медведя.

— Зверь давно убит, иначе вы бы здесь не сидели, — отмахнулась Валентина. — Не надо этих сказок! Мы ведь партнеры, между нами не должно быть ничего недосказанного.

— Разве мы партеры?

— А разве нет? Или вам с господином Эриком так охота быть обвиняемыми, в суде отвечать, в тюрьме сидеть?

— Партнеры, партнеры, — снова вздохнула Сана. — Только сразу хочу сказать: ловко вы, Валюша, на своей территории провернулись. Отдаю вам должное. Не учла. Мы вообще такой город впервые осваиваем. До этого прочесывали совсем маленькие, где у молодежи, особенно девушек, перспектив на будущее и того меньше, а красавиц по-прежнему много. Надо было сделать на это поправку.

— Сана, а вот скажите, просто интересно: если бы вы сделали вашу эту самую поправку, вы бы что, таки пришли за советом, помощью и партнерством ко мне в «Глянец»?

Какое-то время после этого вопроса женщины смотрели друг на друга молча.

— Кто знает, — ответила наконец Сана. — Возможно, дальше продолжали бы чесать по районным центрам.

— Не хочется делиться, а? — начальник милиции подмигнул и грубо хохотнул.

— Эрик в Польше контролирует весь процесс. Занимается обеспечением и безопасностью. С нами работает небольшая группа, и вряд ли там, на месте, они будут в большом восторге от необходимости делить бизнес.

— Мы не делим ваш бизнес, — отчеканила Валентина. — Мы в нем просто участвуем. Хотите хороший совет? Скиньте девушкам их зарплаты. Платите половину от того, что собирались. Никто не запищит! Можете мне поверить. Знаете почему? Их взяли за границу. Для наших провинциалок это важно: поехать за кордон и ничего не заплатить за это. Особенно для нас выгодны наши дорогие несовершеннолетние: будут считать, что поймали птицу удачи, не меньше. Этим вообще треть от обычной суммы — за красивые глазки хватит.

— У меня и так не пищат, — ответила Сана. — А про малолетних… Меня, вообще-то, такое предложение не слишком коробит. Насилия нет, все добровольно. На этом этапе. Дальше могут быть проблемы, Валюша.

— Мы чего-то не знаем, Оксанка? — насторожилась госпожа Ворон.

— Ага. Не все знаете, не так все поняли… Точнее, не вы. Те, кто вам рассказал, модели ваши… наши… Словом, девочки также не до конца в курсе дела.

— Так излагайте. Мы же партнеры, пани Сана.

— Ну раз уже совсем на то пошло, предлагаю перейти на «ты». Нам ведь работать вместе.

— Не возражаю, — госпожа Ворон с улыбкой протянула собеседнице руку ладонью вверх. — Чего мы не знаем, Оксанка, какие там у вас тайны?

И Оксана Мороз, поняв, что перед ней только один выход, выложила невольным партнерам все до конца.

Ничего из услышанного Валентину Ворон не удивило.

Развиваться так развиваться.

Луцк — Щецин. Осень 2009 года

Того, что их мама Валя услышала от пани Саны, никто из рекрутированных моделей, не исключая Алису, не ведал. Разумеется, им предстояло понять все это очень скоро. Но пока думать о плохом никто не собирался. Какое там — ближайшее будущее даже не располагало к подобным помыслам, рисуя впереди исключительно радужные перспективы.

Алиса не случайно подумала тогда о радуге. В тот день, когда их автобус тронулся в сторону украино-польской границы, утро было нехолодным. Очень часто начало октября, самые первые дни прихода золотой осени, дарят людям последнее в нынешнем году тепло. Только собрались в дорогу, как брызнул вдруг солнечный дождик, шурша крупными каплями по ковру опадающих листьев. Девчонки с радостным криком рванули в салон, резко сократив время прощания с родителями, не менее довольными, чем сами модели. Стоило выехать за черту города, на трассу, как дождь закончился, и, словно на заказ, по законам жанра, впереди над дорогой образовалось семицветное коромысло радуги.