— Не запугивал меня никто, — произнесла негромко, но отчетливо. — В моем положении все иначе воспринимается. Острее.

— Хорошо, что вы это понимаете, — с довольным видом кивнул Самчук. — Поймете, значит, и наручники. У сотрудников милиции работа такая. Если кого-то задерживают, на него надевают наручники. Вы же не обижаетесь на медсестру, которая делает вам уколы? А она ведь вас колет иглой, Валентина Павловна. Это если не больно, то неприятно — да. Или вот хирург: надо сделать операцию, вырезать дрянь из кишечника — он разрезает людям животы, оставляя шрамы на всю жизнь. Они не всегда украшают мужчину, тем более — женщину. Так что , оставляем претензию по поводу наручников?

— Нет, — отрезала Валентина.

— Выходит, во всех ваших неприятностях, пережитых за последнюю неделю, виноваты жулики! — полковник говорил так, словно вывод был очевиден и не поймет этого только дремучий дурак. — У вас появляется шанс их наказать. Пострадавшие родители напишут заявления. Правоохранительные органы возбудят дело. Следователь возьмет у вас объяснения. А потом вы поедете в Киев вместе с адвокатом, составите и подадите исковое заявление, будете представлять потерпевших. Как из этого всего можно со временем получить назад хотя бы часть денег — пускай вас не заботит. Такими темами озадачиваться будут юристы, я тоже подключусь. Там, где гро́ши, всегда необходимо личное вмешательство… Ты уже созрел что-то спросить, Кучеренко?

— Да, есть неясный момент, — сказал лысоватый. — В Житомире субчиков этих заловили, когда они предлагали сотруднице милиции заплатить за видео и фотографии. Как можно доказать, что жулики не собирались ничего такого делать, просто кидали доверчивых родителей? Они же вполне могли заявить: а мы, мол, и не обещали так называемое портфолио прямо сейчас! Не меняли товар на деньги! Есть все телефоны, контакты, даже договоры, все официально. Доказательная база имеется?

— Уже имеется, Кучеренко, — ответил полковник. — Ты, между прочим, правильно спросил. Гоп-компанию задержали до установления. И как я выяснил, все задержанные хором, в один голос, примерно так и кричали: ни с кого денег не требовали, все по согласию, фотографии надо еще сделать, видео — смонтировать, такое разное. Еще и суббота, сами знаете, как у нас любят по субботам работать. Только не забывай, и вы все тоже имейте в виду: реализация готовилась не день в день. Ждали гостей как минимум с утра пятницы. Киев находился на низком старте. Задержанных быстро сфотографировали, идентифицировали, портреты передали в столицу по электронной почте. Там, на месте, уже ждали специальные люди в компании киевских потерпевших. Те сразу опознали всю компанию, «дримзы» эти не меняли свой основной состав. Вот им и предъявили обвинение меньше чем через час после задержания. После этого наши друзья могли сколько угодно втирать, что собирались выполнить взятые на себя обязательства. Киевский эпизод перевешивал, теперь там активно устанавливают потерпевших. Мы со своей стороны столице помогаем. Еще вопросы будут?

Не стесняйтесь, мужчины. Есть неясности?

— Работы для всех будет много, — вздохнул милицейский следователь. — А потом дела в любом случае в Киев передавать.

— Поработаешь, — усмехнулся Самчук. — Зато с уважаемой Валентиной Павловной у нас теперь дружба навек, правильно?

— Да уж, с вами лучше дружить, Петр Михайлович, — согласилась госпожа Ворон, вымучив улыбку.

Валентина договорилась с адвокатом на этот же день, предложив встретиться позже.

Сначала не терпелось привести себя в порядок и даже вздремнуть — ночи в камере проходили тревожно, воздуха не хватало, спать в таких условиях невозможно. Одежду и даже белье, которые были на ней там , Валентина решила не стирать, а сразу выбросить. Долго стояла под душем, затем, несмотря на жаркую погоду и отсутствие в доме кондиционера, закуталась в махровый халат, отключила телефон, таки прихватила пару часиков глубокого сна. После, облачившись в деловой брючный костюм, госпожа Ворон поехала в контору к адвокату, чтобы обсудить план дельнейших действий. Ей очень хотелось засадить Игоря Олеговича, Инну и всю, как сказал полковник Самчук, гоп-компанию так надолго, насколько позволит действующий Уголовный кодекс. И если она сможет принять в процессе деятельное участие, то сочтет такую возможность подарком судьбы.

Однако адвокат начал разговор с другого. Для чего-то сперва убрав звук на своем телефоне, а затем вовсе выключив трубку, он, стараясь смотреть куда угодно, только не на сидевшую напротив Валентину, спросил:

— Вы вряд ли в курсе про Жанну?

— Про Жанну?

— Девушка с вами в камере сидела. Жанна. Проститутка, так ведь?

— Допустим…

— Кошмарила вас, небось. Не оставляла никакой надежды на справедливость. Подводила к тому, что лучше не бороться, а сдаться. Было дело?

— Мы разговаривали. Ничего странного и подозрительного в этом нет… Я не так чуть-чуть воспринимала ее слова…

— Нам с вами плотно и успешно работать, Валентина Павловна. Себя не обманывайте. Она ведь давила на вас, эта Жанна. Обрабатывала по-своему. Вы не замечали ничего, но борьбу продолжать не собирались. Готовы были сломаться, так ведь?

Адвокат читал мысли, с которыми госпожа Ворон проснулась сегодня в душной и грязной камере предварительного заключения. Наверняка…

— Наверняка вам лестно будет услышать: так и есть.

— Жанну к вам подсадили, — адвокат по-прежнему избегал взгляда собеседницы. — Следователь постарался, его, как говорится, креатура. Но начальник милиции знал. И одобрил.

— Зачем им всем нужно было меня раздавить? — поинтересовалась Валентина. — И не только им… Вы вон тоже против меня…

— Мне деньги платили. Меня наняли, Валентина Павловна. Тогда — для одного. Теперь — для другого. Вчера я был против вас. Сегодня — за вас. А вот милиция… Она у нас не частная. Так поступают не только с вами. Если разобраться, с вашего дела тоже прибыток небольшой. Но милиция, прокуратура, суд… Особенно милиция, Валентина Павловна. Это — шакалы. Подбирают все, не брезгуют мелочами, плохо лежит — сожрали. Может быть, на вашем печальном примере тот же Самчук кого-то собирался поучить. Мое дело — предупредить: теперь, после всего, вам придется дружить с начальником милиции.

— Я не собиралась записывать его во враги.

— Одно дело — держаться от милиции на разумном расстоянии. И совсем другое — поддерживать деловые отношения. У вас уже не выйдет соблюдать нейтралитет. Чем бы вы ни надумали заняться в родном городе, начальник УМВД непременно захочет отыскать в роде вашей деятельности свой личный интерес. Пускай даже очень маленький. Говорю вам: между милицией и шакалами разницы нет никакой. И не только в Луцке. Масштаб разгула зависит от масштаба города. Или другого населенного пункта. Все, я вас предупредил. Избежать это можно только одним способом — уехать. Другого способа нет.

Валентина откинулась на спинку стула.

— Скажите, а… гм… а вот вы сейчас меня не обрабатываете случайно по чьему-то заказу? Я должна поверить всему услышанному и бояться полковника Самчука до конца дней своих или его, как вариант? Допустим, Жанну ко мне подсадили. Готова поверить, что и другую соседку, грубую толстую тетку, тоже подослали. Почему же я должна быть уверена, что не подослали вас? Чем докажете, что не прессуете меня, не обрабатываете психологически? Попала в жернова, по полной программе, или как?

— Не верьте, — адвокат облокотился о стол, теперь уже мог смотреть в лицо собеседнице. — Вас никто не заставляет. Точно так же никто не заставлял мамочек платить тысячи гривен шарлатанам. Любой разговор, любое предложение зиждется на доверии. Полном, частичном — не имеет значения. Не хотите приобщиться к наказанию жуликов — никто вас силой заставлять не станет. Но вы ведь хотите, так?

Валентина призналась себе: за короткий промежуток времени этот адвокат уже дважды прочитал и озвучил ее мысли.

— Допустим. Зачем же вы меня предупреждаете?