— Да! — снова прозвучал в ответ нестройный хор.

— Валя, вы между собой договорились, кто за кем? А то если мы сейчас начнем еще в очередь становиться…

— С этим у нас порядок, — быстро заверила Инну госпожа Ворон.

— Тогда вперед. Может, и получится вас отпустить раньше, а их подержать меньше.

Те несколько часов, пока работали с ее подопечными, Валентина по большей части молчала, за всем наблюдала и ни во что не вмешивалась.

Зная, что такое кастинг, она понятия не имела, как остальные представляли себе все происходящее. Сама, честно говоря, также ожидала большего. Хотя, если разобраться, ничего лишнего здесь не увидела, как и чего-то выходящего за привычные рамки.

Агентство арендовало для своих нужд не самый большой павильон. Очевидно, использовался он нечасто. Даже с учетом общего впечатления от студийной повседневности помещение выглядело не слишком ухоженным, даже заброшенным. Здесь остро пахло пылью, темные углы отталкивали, сам павильон так и тянуло обозвать складом.

Оборудовали помещение несколькими мощными осветительными приборами. Свет падал на широкий прямоугольный белый задник. Чуть сбоку поставили стул на высоких ножках, который парень, помогавший оператору, по команде то отодвигал, то возвращал обратно. Кроме человека с камерой, здесь работал фотограф, в отличие от оператора, не стоявший на месте. Он вертелся вокруг каждой следующей модели, давал детям указания, как встать и куда смотреть, и не скрывал раздражения, когда те не могли сообразить.

Дети же, обратила внимание Валентина, изо всех сил старались угодить, но не понимали, чего от них требуют. Наверняка проще стать по стойке «смирно» в лучах света, прочитать стихотворение, спеть песню или станцевать — так готовились к отбору многие из тех, кто съехался на призыв пани Ворон. Она с содроганием вспомнила драмкружок из сельской школы, подготовивший сцену появления Свирида Голохвастова в доме Прони Прокоповны. Мальчик и две девочки старательно, с максимальным приближением, воспроизводили первоисточник — фильм «За двумя зайцами». Этому следовали все и всегда, еще в школьные годы самой Валентины. И как бывает в ста процентах подобных постановок, главный упор делался на сакральные для нескольких поколений фразочки: « Химка, не гавкай!» — «Я не гавкаю!» — «Мовчи!» — «Мовчу !» и « Барышня легли и просют! »

Тогда госпожа Ворон, поставленная перед фактом сразу тремя мамами, одна из которых оказалась учительницей украинского языка и руководителем этого коллектива, согласилась допустить артистов на свой кастинг лишь для того, чтобы, в то время как они показывали свой номер, найти причину для отказа. Ей, тем более здесь, в Киеве, на киностудии, сельский драмкружок совершенно не нужен. Сказать об этом прямо Валентина опасалась, потому нашла какие-то совершенно фантастические поводы не выбрать тех детей. Получила очередную порцию проклятий, вздохнула и попросила следующего…

Тем не менее процесс худо-бедно продвигался, и у Валентины за это время сложилось четкое понимание: люди в «Dreams» знают, что делают. Это прибавило уверенности в собственных силах, а также в правильности выбранного направления. Самоуважение выросло до небес, теперь Валентина даже поглядывала на своих подопечных свысока: мол, видали, куда я вас привезла, какие возможности перед вами открываются. И уже строила следующие, без преувеличений грандиозные планы на ближайшее обозримое будущее. Все-таки у нее есть чутье, чему-то она за пятнадцать последних лет научилась.

Погруженная в собственные мысли, Валентина Ворон не заметила, как оказалась где-то совсем далеко, а в это время фотограф закончил с последним ребенком, тринадцатилетней девочкой. Мама вплела ей в косу несколько лент, а он одним движением руки высвободил волосы, разбросав их по плечам, ленты же безжалостно полетели на пол. Что же, Валентина предупреждала эту мамашу: не стоит злоупотреблять такими элементами. Выходит, и здесь оказалась права. Когда девочка, подобрав ленточки, вышла из павильона, фотограф с оператором тут же устремились следом, на ходу доставая сигареты. Инна и другая девушка из «Dreams» , оглянувшись на Валентину, что-то сверили в своих пометках, после чего подошли к Игорю Олеговичу, все это время сидевшему на табурете и наблюдавшему за процессом со стороны — он не выходил даже на перекур. Процесс никак не комментировал, никоим образом не вмешивался, видно, полностью доверял своим помощницам. Если Игорь Олегович хотел казаться незаметным, ему это удалось. Разве что Валентина боковым зрением замечала: он также делает какие-то пометки.

Со своим шефом девушки совещались минут двадцать. Валентина вышла из павильона, прищурилась — солнце ударило в глаза. Она увидела сгрудившихся у автобусов родителей с детьми, повернулась и зашла обратно. Наверняка они ждут от нее объяснений, результатов, любой другой информации. Но пока госпожа Ворон не хотела, да и не могла ничего комментировать. Стоило ей вновь оказаться внутри, Игорь Олегович поднялся, тронул Инну за плечо, и они вместе подошли к Валентине. Другая же девушка, поправив свой бейджик, не болтавшийся на шее, а приколотый к груди слева, оставила их наедине.

«Что-то не так», — поняла Валентина. Даже в полумраке павильона она прочитала на лицах «дримзов» замешательство. «Сейчас скажут, кого ты нам привезла», — подумалось ей вдруг. Им никто не подошел, и они собираются объявить о зря потраченном времени. — Устали, Валюша? — спросил Игорь Олегович.

— Немножко, — призналась та, тревожась все больше и больше.

— Процедура не самая занимательная, — согласился Игорь Олегович, глянув на Инну. — Как вам начало? — Если дальше так пойдет…

— Что? — вырвалось у Валентины.

— Что? Ничего, — крашеная блондинка широко и, как показалось, натянуто улыбнулась. — Все отлично. Даже более чем.

Валентина почувствовала, как ноги становятся ватными. Ей стоило неимоверных усилий сдержаться, чтобы устоять, не осесть на пол или не опереться о стену из боязни упасть. Многое крутилось на языке, однако она снова едва выдавила из себя:

— Что?

— Говорю вам: нормально все. Мы даже не ожидали.

— Совпали почти все позиции. — Инна показала Валентине свои бумажки с какими-то пометками, крестиками, стрелочками, черточками, кружочками, в которых могла разобраться только она сама. — Есть отдельные разногласия, но на самом деле они большой роли не играют.

— Разногласия?

— Да, в оценках. Мы тут переговорили уже, обменялись мнениями. Они касаются выбора между хорошим и очень хорошим, Валюша, — произнес Игорь Олегович.

— Вы хотите сказать…

— Неплохо потрудились, — мужчина не дал договорить. — Это вам комплимент. Хотя… Почему комплимент… Оценка «пять», как говорили у нас в школе. У вас есть профессиональное чутье, Валя. Вы точно угадали, что нам нужно.

— Насколько точно?

— До единого человека.

Валентину Ворон снова качнуло.

— Все прошли? — на всякий случай переспросила она.

Игорь Олегович помолчал, пожевал губами.

— Скажем так: нам все подходят. Абсолютно все. Дети фактурные. Фотогеничные. Артистичные. Ведут себя естественно. Некоторые боятся объективов, однако это вполне нормальное, объяснимое явление. Особо пугливых удается достаточно быстро расшевелить. Работать нужно с каждым, но важнее тут другое, Валюша. С любым из этих детей можно работать. Думаю, на остальных, тех, которые там, — он кивнул куда-то в сторону, явно намекая на тех, кто ожидает своей очереди, — мы в подавляющем большинстве зря потратим время.

— Без предварительных кастингов, Игорь Олегович, нельзя. Предупреждала я вас, — заметила Инна.

— Теперь буду знать, — кивнул тот и сразу же отмахнулся от помощницы: — Ой, будто ты сама не знаешь ситуации!

— Знаю я все, — Инна говорила, обращаясь к Валентине. — Понимаете, эта тема, ну которой мы занялись… Дети-актеры, дети-модели, детская массовка, называйте, как хотите… Короче говоря, возникла неожиданно.