– Быстренько завтракать, и в кровать, иначе заснёшь на ходу, – командует Максим.

– Нет, мне нужно приготовить обед, а потом буду спать.

– Какой обед! Доедай яичницу и спать!

– Но у нас нет ничего на обед!

– Я сам приготовлю.

Я так благодарна ему. Действительно, повар из меня никакой. Завтрак меня окончательно расслабляет, я клюю носом над чашкой с чаем.

– Ну что, спящая красавица, думаю, без моей помощи не обойтись, – говорит он.

Как же приятно, когда тебя несут в постель, раздевают, укрывают одеялом и целуют перед сном. Не такая уж я была сонная, особенно когда он поднял меня на руки, просто наслаждалась прикосновениями. Обвиваю его шею руками, хочу задержать после поцелуя.

– Нет, нет, спать! – он расцепляет мои руки и натягивает до подбородка одеяло.

– Макс, – пытаюсь его задержать, но не знаю, как. Озвучиваю то, что вдруг пришло в голову: – Ты так и не дал мне свой телефон.

– Он у тебя последний в неотвеченных вызовах. Спи.

Повинуясь, я сразу проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь в пять вечера. Поистине, либо этот дом, либо воздух в деревне на меня действуют расслабляюще и усыпляюще. Я понимаю, что нигде не чувствовала себя так спокойно и умиротворённо, как здесь.

Выбираюсь из постели, пью кофе, чтобы окончательно проснуться. Иду искать Максима. С трудом нахожу в дальнем конце огорода. Он – о Боже! – пропалывает грядки. Не устаю удивляться неестественности работы, которую он выполняет. Макс у плиты, в курятнике, на прополке огорода. Чем ещё ты удивишь меня? Хотя что я удивляюсь. Кто ещё, кроме него и пока мифического деда, должен выполнять здесь всю работу? Его футболка взмокла от пота, волосы прилипли ко лбу. Ещё бы! На улице под тридцать, а он под открытым солнцем.

– Выспалась? – спрашивает он, когда я подхожу ближе.

– Как никогда! Макс, а есть ещё такая штука, как у тебя, я хочу тебе помочь.

– Такая штука называется тяпка. Здесь мне помощь уже не нужна, я закончил. Но если хочешь помочь, поедем за травой.

– Конечно! – я мечтательно улыбаюсь, вспоминая последнюю поездку. – На этот раз я надену купальник.

– Лина! Мы едем за травой!

– Да. Я поняла.

Подхожу к нему и кладу руки на плечи, с упоением вдыхаю его запах, усиленный физической работой. Внезапно тело оживает, каждый нерв, словно поёт, между нами проскакивает электрический разряд, меня неудержимо тянет к нему. Мне кажется, что он с удивлением посмотрел на меня, прежде чем поцеловал. Чему он удивляется? Моей реакции, или своей? Я таю, я готова на всё прямо здесь, между грядками, по-моему, картофеля, не знаю точно. Макс отстраняет меня:

– Хорошо, надевай купальник, мы заедем на реку!

– Алина, – спрашивает он меня уже в доме. – Как ты отнесёшься к ужину на траве?

– Очень положительно.

– Тогда ты собираешь продукты и покрывало, а я собираю мешки и косу.

Я чуть ли не хлопаю в ладоши.

Едем по привычному маршруту: луг, багажник травы для кроликов и козы, дальше речка, наш дикий пляж.

Я не успеваю расстелить покрывало и выложить продукты, как Макс уже соорудил костёр. Выражаю удивление его скоростью и сноровкой.

– А что ты хочешь. Курс молодого бойца. Часть третья: выживание в лесу. Было давно, но не забыл, – поясняет он.

Пока совсем не стемнело, идём купаться. Уже вечер, вода очень освежающая. Греюсь возле костра, завернувшись в мой любимый его плед. Ужинаем тушёной крольчатиной, которую он приготовил на обед, молодой картошкой и овощами. Запиваем очень вкусным красным вином, его Макс взял по собственной инициативе.

– У тебя замечательный отец, – вдруг говорит Макс. – Он очень беспокоится о тебе.

– Я знаю. Расскажи мне о своих родителях. Ты говоришь только про деда, – прошу я, уютно прижавшись к его груди.

– Дед на самом деле мне не дед, а дядька, то ли троюродный, то ли ещё дальше. В общем, дальний родственник. Но я привык называть его дедом. А родителей у меня нет, и никогда не было.

– Так не бывает. Ты же как-то родился.

– Да. Это единственное, что они для меня сделали: произвели на свет. Их лишили родительских прав, когда мне было два года. Я ничего не помню из семейной жизни. Вырос в детском доме. После армии задался вопросом о родных, занялся поисками, нашёл только деда. Он мне рассказал, что родители мои спились окончательно. И через год после того, как меня забрали, сгорели в собственном доме вместе с моей младшей сестрой, которую забрать у них не успели. Ей было тогда три месяца.

– Это ужасно.

– Это жизнь. Теперь твоя очередь. Расскажи о себе, – требует он.

– Ты же почти всё знаешь, что ещё тебе рассказать?

– Всё. Расскажи о своей матери.

Я тяжело вздыхаю, так как воспоминания о ней не из лёгких.

– Когда она ушла от нас, мне было десять лет. Первые полгода я даже не осознавала, что произошло, казалось, она вышла погулять и вернётся. Она звонила каждую неделю, говорила, что скоро меня заберёт. Потом я поняла, что уже не будет, как раньше, счастливой семьи. Счастливой в моём понимании. Не знаю, был ли отец когда с ней счастлив. У меня началась ужасная депрессия. Я её просто возненавидела, я не хотела о ней слышать, я не подходила к телефону, когда она звонила. Однажды сбежала из дома, когда отец сказал, что проездом она будет в Москве. Я провела жуткую ночь на улице, испугалась сама, перепугала отца, а она так и не заехала – поезд опоздал на несколько часов. Где-то лет в восемнадцать я начала остывать и поняла, что она просто не любила отца, хоть он замечательный мужик. Даже если бы он сломался и стал соответствовать её требованиям, она всё равно бы ушла от него. Постепенно наши отношения стали оттаивать, мы общаемся, хотя до конца я так и не смогла ни простить её, ни понять, куда же делась любовь. А если её не было, зачем было выходить замуж и рожать ребёнка. А сейчас вообще ни о чём не жалею, мы замечательно живём с отцом.

– А откуда такое страстное увлечение автомобилями? Наверное, ты в детстве всё время проводила в гараже с отцом.

– Ой, это увлечение вопреки желанию отца и в то же время благодаря ему.

– Интересная формулировка! Поясни.

– Так как мамаша для меня перестала быть авторитетом, даже наоборот, я ни одной чертой не хотела быть на неё похожей, а отец напротив – идеал во всём, мне хотелось соответствовать своему идеалу. Самым страшным кошмаром в детстве для меня была мысль, что отец тоже может меня бросить и уйти, как она. Хотелось быть ему незаменимой помощницей во всём. Я рано научилась готовить, лет в двенадцать я сама закупала продукты. И в его работе мне тоже хотелось принимать участие. Он из-за этого страшно переживал, думая, что неправильно меня воспитывает. Он заваливал меня куклами и нарядными платьями, я была записана в художественную школу, в кружок мягкой игрушки и даже была попытка балетного класса. Чтобы его не обидеть, я добросовестно все посещала, в награду просила только одно: взять меня в гараж, научить водить машину, дать порулить самостоятельно. В шестнадцать лет мои мучения закончились, по-видимому, он понял, что я не смогу соответствовать идеалу женщины, и моё увлечение автомобилем никуда не денется. Он взялся сам обучать меня вождению, и даже объяснил кое-какие азы ремонта, чтобы я, в случае чего, не стояла беспомощно на трассе. Мне нужно было только его молчаливое одобрение, остального добилась сама.

– До сих пор не прошло желание быть таксисткой, как отец?

– Я сейчас понимаю, насколько это трудная профессия, к тому же почти смирилась с педагогом-психологом, мне нравится общаться с подростками, удаётся находить с ними общий язык. От прошлой мечты осталось только огромное желание заработать на собственный автомобиль.

– Интересно, о каком авто ты мечтаешь?

– Конечно, это будет иномарка! Обязательно немец. Предел мечтаний – какой-нибудь «мерседес».

– Почему?

– Я, конечно, могу отремонтировать машину, но особого удовольствия это не доставляет. Хотелось бы что-то надёжное, не капризное, как русские автомобили, чтобы всерьёз и надолго.