Лишь в квартале от места событий Раушер спросил у Науйокса:

– Кого ты там увидел?

– Одного очень старого знакомого, – стряхивая задумчивость, ответил Науйокс. – Стоял возле того, кто командовал облавой.

– А ну-ка, опиши мне его! – потребовал Раушер.

«Однако нехило существуют здешние богатеи» – думал Раушер, пока тихий привратник вёл его по цветущим аллеям. В стороне за деревьями остался двухэтажный особняк, вблизи которого отсвечивала голубым гладь бассейна. Ещё несколько минут назад Раушер глотал пыль на узкой улочке, пробираясь вдоль глухой высокой стены, пока не встретился с маленькой калиткой, куда и постучал условным стуком. Провожатый указал рукой на беседку в глубине сада и бесшумно исчез. Из беседки вкусно пахло едой. Когда Раушер вошёл, из-за достархана навстречу ему поднялись двое поживших на этом свете мужчин: русский и тюрок.

– Ну, здравствуй, сынок! – раскрыл объятия Ежов-старший.

Загорелый до черноты тюрок, улыбаясь, ждал, пока его представят.

– Знакомься, Коля, – сказал Ежов – генерал-полковник Рашид Турани!

– Как Турани? – изумился Раушер, пожимая крепкую руку. – Он ведь…

– Погиб. И уже давно, – закончил за него Турани. – Но тебе ли рассказывать, как это у нас, разведчиков, бывает?

Раушер понимающе кивнул, продолжая разглядывать легендарного проводника «Красного ислама», про которого ещё в детстве слышал немало такого, во что было трудно поверить.

– Садись, Коля, – указал на одну из подушек Турани. – Покушай, потом будем говорить.

Раушер взглянул на отца. Тот кивнул. Ничего, мол, не поделаешь, обычай придётся соблюсти.

Лишь когда Раушер насытился, Ежов спросил:

– Рассказывай, почему вызвал на встречу? Какой такой у тебя приключился особый случай!

Выслушав рассказ о знакомце Науйокса, Ежов кивнул:

– Ты верно поступил. При таком раскладе ты мог довериться только мне. Теперь я тебе говорю: смело убирай из списка подозреваемых Захарова. С остальными будем разбираться. И в первую очередь, понятно, с кротом. Ты понимаешь, Рашид? – повернулся Ежов к Турани, – как глубоко зарылся, поганец. У Захарова все ребята на подбор. Страшно подумать, что он может натворить!

– Или они, – вставил внимательно слушающий Ежова Турани.

– Что? Они, говоришь? Тогда совсем беда. Но будем проверять, будем проверять… Вот что, – Ежов поднялся, – я, пожалуй, пойду. Ты, Коля, побудь ещё. Поболтай с Рашидом. Он тебе про наших расскажет, он в курсе.

Ежов обнял сына и спешно удалился. Турани показал рукой на подушку:

– Садись, Коля, что ты хотел услышать?

Рассказ Турани о судьбе Петра взволновал Раушера больше всего:

– Понимаете, дядя Рашид, он ведь был совсем близко ко мне!

Понимаю, кивал Турани.

Когда пришла пора прощаться, Раушер спросил:

– Дядя Рашид, а это всё ваше?

– Ты про дом с садом? – рассмеялся Турани. – Что ты, мальчик! С тех пор как я «погиб», даже в мою ташкентскую квартиру кого-то заселили – официальной семьи-то у меня нет. Всё моё имущество со мной, – Турани потрогал полу халата. – А это, – он повёл рукой, – принадлежит одному моему должнику. Только таких должников, Коля, у меня по всей Азии пруд пруди. Ладно, давай прощаться!

Науйокс быстро покинул машину, Раушер ждал его за углом.

– Ну, что, опознал?

– Опознал, и ещё раз убедился: это точно он!

Он свободно миновал все посты, и лишь у дверей в зал дорогу преградили двое охранников. Тогда он начал стрелять одновременно с обеих рук. Строго говоря, стреляя по-македонски, попасть в цель непросто, но с такого расстояния промахнуться невозможно. Он так и ворвался в зал: в каждой руке по пистолету. Однако тех, кого рассчитывал там застать, в зале не было. Два из трёх стоящих в ряд кресел были пусты, а третье занимал его непосредственный начальник. На лице полковника застыла мрачная улыбка.

– Я смотрю, майор, ты разочарован?

Не отвечая, он открыл огонь опять с двух рук. Полковник следил за его потугами с той же мрачной улыбкой. Когда кончились патроны, полковник поинтересовался:

– Стрелять разучился? А может, патроны в пистолетах холостые?

Сзади образовалось движение. Он обернулся. «Убитые» им охранники стояли сзади, взяв его на прицел. Из дальних углов зала стали выходить его бывшие товарищи, постепенно сжимая кольцо. Он стоял недвижно, а когда кольцо сомкнулось достаточно плотно, сунул руку под мундир и что-то нажал. Ничего не произошло.

– И этот фокус не удался? – поинтересовался полковник.

Тогда он сильно сжал челюсти, ощущая, как хрустит под зубами раздавленная ампула. Но этим хрустом всё и ограничилось.

– Не надоело? – спросил полковник, покидая кресло. – Неужели ты ещё не понял, что тебя вычислили и просчитали? Берите его!

Он стоял, опустив голову, пока с двух сторон его не взяли за руки, а потом атаковал. Обмен ударами, крики боли, чужой пистолет в его руке и выстрелы со стороны под крик полковника:

– Не стрелять!

Захаров вошёл в зал, постоял над трупом, распорядился:

– Выйти всем, кроме руководителя группы!

Оставшись с поникшим полковником, дал волю нервам. Я, дорогой читатель, запикать речь генерала по понятным причинам не могу, потому предлагаю близкий по теме, но далёкий по содержанию синопсис, то бишь краткое содержание:

– Довыпендривался, клоун хренов?! Без цирка, значит, никак? Огребём теперь на пару от Ежова. Молись, чтобы он тебе звёздочек на погонах не поубавил!

Раушер затылком ощутил движение воздуха и даже начал реагировать на опасность, прежде чем впал в беспамятство.

Ужасная головная боль, привкус крови во рту, связанные за спиной руки, туго примотанные верёвкой друг к другу ноги и табурет под задницей – все признаки провала налицо. Человека, который, куря сигарету, наблюдал за его возвращением из небытия, Раушер знал. Видел в приёмной своего бывшего шефа, Гейдриха. Оберштурмбанфюрер СС Хартман, разжалованный из полковников бывший начальник отдела Абвер-Восток, подобранный Гейдрихом, как говорили острословы из штаба СС, на помойке. Стоит ли говорить, что новые коллеги Хартмана не любили и особо этого не скрывали. Если бы не покровительство Гейдриха… Но тому Хартман был для чего-то нужен. После ликвидации Гейдриха пути Раушера и Хартмана не пересекались вплоть до сегодняшнего дня.

– Очухались, Николай Николаевич? – по-русски произнёс Хартман. – Не удивляйтесь. Теперь я знаю про вас всё, хотя это знание мне очень дорого стоило. Вернее говоря, я потерял всё.

– А я считал, что всё вы потеряли гораздо раньше, когда трусливо бежали с фронта, оставив дивизию Каплера, – с трудом преодолевая головную боль, произнёс Раушер.

– Ищете лёгкой смерти? – догадался Хартман. – Не спешите, всему своё время. Будет вам и дудка, будет и свисток. Позже. Сначала поговорим.

– Зачем? – пожал плечами Раушер.

– Зачем? Не «о чём»? – уточнил Хартман. – Интересный вопрос. Не знаю. Считайте это моим капризом. Я давно ни с кем не разговаривал, как у вас говорят, по душам. Улыбаетесь? За это я, когда придёт время, сначала расстреляю ваши коленные чашечки. Ваша гибель будет моей местью маршалу Ежову. Вчера он убил моего сына, сегодня я отвечу ему тем же. Ничего спросить не хотите? Нет? Ладно, скажу так. Человек из окружения генерала Захарова, которого вчера убили ваши коллеги, был не только германским разведчиком, он был моим сыном. У вас и теперь нет вопросов? Экий вы, право, не любопытный для кадрового разведчика. А история интересная, вам понравится. Много лет назад некий поручик лейб-гвардии Павловского полка не явился на службу, пропал, сгинул навсегда, отставив молодую вдову и сына-младенца. Горе несчастной было велико, но не меньше этим случаем была раздосадована российская контрразведка, ибо пропавший поручик числился у неё на подозрении как германский шпион. Именно с ним связывали пропажу весьма секретных документов, и это в самый канун Великой войны! И, скажу я вам, подозрения были вполне оправданы. Бывший поручик благополучно доставил похищенные документы по назначению и – ап! – не стало поручика русской императорской гвардии, зато появился очень похожий на него внешне капитан германской разведки Курт Хартман. Прошло тринадцать лет, и русское посольство в Берлине пополнилось новым сотрудником, который прибыл к месту службы с женой и четырнадцатилетним сыном… Я, с вашего позволения, закурю?