Вопрос о подготовке декретов о демократизации армии тогда же (9 декабря) был рассмотрен на заседании коллеги по управлению Военным министерством. Коллегия приняла решение подготовить к 13 декабря проекты декретов «1) о равноправии, 2) об организации власти, 3) о выборном начале, 4) о содержании должностным лицам»^[69].

16 декабря 1917 года, на основе результатов обсуждения «Временного положения о демократизации в армии и на флоте», Совет Народных Комиссаров принял декреты «Об уравнении всех военнослужащих в правах» и «О выборном начале и об организации власти в армии»^[70], которые окончательно определили принципы демократизации. Декретами устанавливалось, что полновластными органами в армии являются солдатские комитеты и Советы, весь командный состав подлежит избранию, все чины и звания упраздняются. Коллегиальное управление в виде выборных армейских организаций (комитетов) устанавливалось в управлениях военных округов и в войсковых частях.

Тем самым власть в армии окончательно переходила в руки войсковых комитетов и комиссаров СНК.

Все же принятых мер оказалось недостаточно. Остановить процессы разложения, поразившие армию и флот, не удалось. Такое яркое их проявление, как массовое дезертирство, приобретало все более угрожающие масштабы.

Пытаясь хотя бы частично объяснить причины, вызывавшие его после Октябрьской революции, командовавший в то время войсками Петроградского военного округа К. Еремеев^[71] отмечал: «Перемирие на фронте, уверенность, что после Октябрьского переворота войне конец, сделало тягу солдат домой, в деревню, неудержимой. Если уже после Февральской революции уход с фронта был обычным явлением, которое нельзя было устранить, то теперь 12 млн. солдат, цвет крестьянства, почувствовали себя лишними в частях армии и чрезвычайно нужными там, ...где «делят землю»^[72].

Дальнейшее ухудшение продовольственного снабжения армии, неукротимая, все более усиливающаяся тяга солдат домой, к «земле» (особенно после выхода декрета «О земле») сделали крайне актуальным вопрос об ускоренной демобилизации старой армии. Для его рассмотрения 28 ноября 1917 года в Петрограде открылось специальное совещание, а с конца ноября по первую половину декабря прошли фронтовые и армейские съезды, посвященные той же проблеме. Решения, принятые участниками проведенных мероприятий, совпадали в главном — необходимо ускорить общую демобилизацию и немедленно приступить к демобилизации частичной^[73].

Тем временем проблема дезертирства продолжала обостряться. За ноябрь и первую декаду декабря только на Северном и Западном фронтах не менее 15 процентов личного состава дезертировало или не возвратилось из отпусков^[74].

Особую остроту возникшей ситуации придавало то обстоятельство, что она совпала по времени с заключительным этапом демократизации действующей армии, в ходе которого командный состав фактически лишился реальной власти^[75].

Дальнейший рост напряженности в отношениях между солдатскими массами и офицерами вызвал ленинский призыв выбирать «тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем» переданный, 9 ноября по радиотелеграфу. Он разделил армию на сторонников перемирия (в основном солдаты) и противников (почти весь офицерский корпус)^[76].

Еще одним фактором, препятствовавшим наведению порядка в частях и соединениях, была позиция, которую занимали многие войсковые комитеты фронтовых частей и соединений.

Дело в том, что значительная часть комитетов воинских формирований действующей армии не была переизбрана после Октябрьской революции. Оставаясь по своему составу эсеро-меньшевистскими и неся в глазах большинства солдат ответственность за поддержку летнего (1917 года) наступления, двойственную позицию, занятую в ходе корниловского мятежа, выступления в поддержку противников перемирия и др., эти комитеты доверием и авторитетом у военнослужащих не пользовались. Как сообщали, например, из штаба Северного фронта 10 ноября 1917 года, «большинство комитетов пользуется популярностью лишь постольку, поскольку идет навстречу желаниям масс, руководить которыми они не в силах»^[77]. А по докладам штаба Кавказского фронта Ставке (от 15 ноября 1917 года) получалось, что «решения комитетов выносятся под давлением солдат»^[78].

Аналогичное положение сложилось и в Железнодорожных войсках. При этом если в частях Петроградского военного гарнизона (объединявших около 12 400 военных железнодорожников^[79], что составляло примерно 1/10 всего личного состава войск), в батальонных комитетах значительным влиянием пользовались большевики, то во фронтовых частях и соединениях положение зачастую было иным. Так, в 3-й железнодорожной бригаде в постоянный президиум бригадного комитета входило: большевиков — один (он же председатель), социалистов-революционеров — три, кадетов — один человек^[80].

Кроме того, видимо разуверившись в возможностях тогдашних Советов решать животрепещущие армейские проблемы, все батальоны бригады (за исключением двух) отказались прислать на бригадный съезд, который должен был состояться 13 октября 1917 года, своих представителей для выборов делегатов на 2-й всероссийский съезд рабочих и солдатских депутатов^[81].

К весьма противоречивым результатам приводила последовательная реализация принципов, положенных в основу проводимой в армии демократизации. В первую очередь это относится к принципу выборности армейских организаций (военно-революционных и войсковых комитетов), к которым переходила вся полнота власти.

Действительно, массовый уход офицеров и передача реальных властных полномочий выборным органам, руководимым выдвиженцами из солдатской среды, не имеющим соответствующих знаний и опыта, во многих случаях не только негативно сказывались на боеспособности частей и соединений, но и делали их неуправляемыми.

О серьезности возникшей проблемы можно в какой-то мере судить по состоявшемуся 27 ноября 1917 года разговору по прямому проводу между начальником штаба Юго-Западного фронта генерал-лейтенантом Н. Н. Стоговым и начальником штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенантом М. Д. Бонч-Бруевичем, в ходе которого было отмечено: «...мы стоим перед неизбежным следствием, что корпус офицеров и командный состав, терроризированный и фактически лишенный всяких прав, так или иначе вынужден будет оставить армию и последняя будет самоуправляема выборными лицами, которые, как показывает жизнь, далеко не всегда являются подготовленными... <Находясь> в руках безответственных и незнакомых с техникой дела <лиц>, ревкомитет не обещает внести ни порядка, ни обаяния власти... Если не будут приняты какие-либо чрезвычайные меры, то при настоящем течении жизни мы идем с каждым днем все ближе и ближе к ужасной развязке, когда дезорганизованная голодная армия двинется в тыл и уничтожит свое же Отечество»^[82]. Однако нельзя забывать и о том, что в результате демократизации на руководящие посты в армии выдвинулись многие незаурядные люди. Так, Верховным главнокомандующим стал прапорщик Н. В. Крыленко; главкомом Западного фронта — прапорщик А. Ф. Мясников; командующими армиями — подпоручик С. А. Анучин и прапорщик И. С. Кондурушкин; командующими войсками округов унтер-офицер К. С. Еремеев (Петроградский), прапорщик Н. Е. Ершов (Казанский), рядовой Н. И. Муралов (Московский). Некоторые из них впоследствии выдвинулись в ряды крупных военных организаторов, проявили себя как способные военачальники.