Бог дал знак, и без лишних слов

ангелы-умницы

рванули перины облаков,

в которых заспались святые.

И когда мы вышли на улицу,

перья падали снеговые.

А нам – весело, потому что

не разминуться с перьями.

Посмотрите-ка на сады:

там ни одного зеленого дерева.

Все былым-бело,

ах,

оглянись,- и крыши костела,

даже башни!…

А девушки проходят по улицам

такие важные,

губы у них алые,

как в мае.

И все девушки пешие…

Пустыми идут трамваи.

А женщины красоту свою знают,

идут – не торопятся,

идут, красоту свою

медленно излучают.

Их головки, как розы нежные,

на груди у мужчин заснеженных.

И падает снег на город,

как белых букетов ворох.

На тихой площади под вечер

и смех и гам.

Под вечер людям тепло от многолюдья.

И от внезапной встречи.

И над рекою только,

то тут, то там,

среди ночи,

потеряли тропинку пары,-

или в очах потерялись очи.

Не будем смущать

и мешать,

обойдем стороной,

тишиной обойдем снеговой.

Ведь в снеговой аллее

утоптана дорожка,

дома как на ладошке,

и всюду открыты ворота,

и окна цветут и сияют,

и сквозь ледяные цветы -

дымок теплоты.

Струйка зовущего пара

из самовара.

Над пропастью мы натянули

тонкий канат любви,

мы, грустные акробаты.

Слепой слепого ведет,

крепко сжимая руку,

по этой зыбкой тропинке -

ужас и смех иа устах.

Так и танцуем вдвоем

между землей и небом.

Под нами бушует поток,

над нами звезды молчат.

Канат дрожит от натуги,

ему не под силу ноша:

один – нелегкое бремя,

но двое – вдвойне тяжелей.

И если шажок неверный…

Иль нить одна перервется…

Кто канет, на радость потоку

Кому остаться в живых?

Во тьме пожары вместо светляков,

зигзаги молний, грохот разрушенья,

и колыбель становится мишенью…

Земля в крови – живем среди волков.

Поэта имя в сонмище врагов,

как флаг на мачте… А вокруг гниенье…

Крест вкупе с фасциями шлет благословенье

кровавым топорам в ручищах мясников.

Наполнив черепа, как чаши, трупным ядом,

сдвигают их святитель и палач:

«За здравие!…» И слышен детский плач…

Нам неуютно… Виселицы рядом.

И светит затемненным городам

лишь иероглиф звездный: «Аз воздам!»

Что зеркало показывает нам?

Остывшие поля и небеса,

Жнивье сухое, обод колеса

В разбитой колее, и борозду

Замерзшую, и всей любви тщету.

Что зеркало показывает нам?

Пожухлый колос, выстуженный путь,

Предательски истерзанную грудь,

Жизнь хмурую, с опавшею листвой.

Где светлый нимб, что был над головой?

Что зеркало показывает нам?

Кровавые ступни, остывший жар,

Над высохшим колодцем белый пар,

Как облачко, сходящее на нет -

Затерянный и одинокий след.

Уличным ревом, визгом

в угол затолкан,

небо, стену замызганную

взглядом сверлю долго…

Дворик… Невольничий… Жуткий…

Грязные баки…

А детвора шустро

играет в бабки.

Воет над городом яростно

сирена.

Корчатся в драке ярусы,

вьется клубком арена.

Сейфы до денег жадны,

на дивиденды падки…

А детвора продолжает

играть в бабки.

Пусть в казино планеты

золото, сталь – звяк!

Катятся слезы в кюветы…

Весело? Еще как!

С жизнями смерть играет…

Гроб, тапки…

Дети про то не знают,

играют в бабки.

Горечь мою низринул

смех детворы.

Выплеснулся на руины

и захлестнул дворы.

Бомбы покрыл, подлодки,

пухлые папки…

Детям поглажу лобики -

играйте в бабки!