17.10.10. 8–14

Воскресенье. Так хорошо, так славно посидели позавчера после обеда, к вечеру уже, в библиотеке с этим библиотекарем с “девятки” и его приятелем оттуда же, моим тоже знакомым здесь по 11–му, зашедшим тоже в гости. (28 лет, православный примитив, добродушный, тихий, кроткий совершенно невежественный во всем, кроме своих молитв; уверовавший в бога, бросивший курить и вообще вставший на путь благолепия и благочестия – разумеется, уже на зоне!.. :) Когда же вчера с обеда я зашел туда опять – отдать библиотекарю книгу Буковского, которую с моей подачи, еще на 11–м, прочел православный и рекомендовал тому, – оказалось, что из–за нашего тихого, уютного вчерашнего сидения, за питьем кофе и разговорами, сперва втроем, потом вдвоем (православный ушел раньше – на ужин), когда так было мне хорошо, так редко бывает это спокойное, не торопясь, уютное и откровенное общение с человеком, хотя бы способным слушать и понимать (хотя от кофе потом, на бараке уже, неприятно–учащенно билось и подрагивало сердце), – что из–за этого нашего сидения в комнатке резчиков по дереву за кофе и беседой библиотекарь на другой день (вчера) уже полаялся с каким–то, типа, полуначальничком из зэков, тоже в этой библиотеке работающим. Тот стал ему выговаривать, что, мол, слишком долго мы сидели, типа, не должно быть в библиотеке в нерабочее время посторонних, все равно узнает начальник (зав. библиотекой, тоже из зэков, на 2 дня ушедший на свиданку – что и дало нам возможность собраться, а назавтра мне прийти и посидеть еще раз). “Козлы” эти страшно боятся начальства, друг друга, все они стукачи и друг друга “сдают”; а этому отсутствовавшему начальнику как раз “мусорами” и была поставлена задача – пресечь всякую нежелательную постороннюю активность и присутствие в библиотеке, через которую (рассказал этот библиотекарь) раньше была “дорога” с “промки” – зэки 2–го барака (2–й этаж над библиотекой) перекидывали с “промки” в “жилку” через забор, недалеко оттуда стоящий, наркоту, а потом со своего 2–го барака лазили, видимо, через окно в библиотеку, шли к забору, забирали и раздавали наркоманам. (Вчера, когда шли на завтрак, потом обратно, 2 чрезвычайно озабоченны блатных грузина с хмурым и жалким видом стояли около 2–го, на углу “продола”, разговаривали с кем–то там через забор – и все вглядывались, высматривали что–то за 2–м бараком, сбоку от него, где все сплошь перегорожено, опутано “колючкой” и проходит вспаханная “запретка”. Послушав как раз накануне про эти наркоманские “дороги” через 2–й барак и зная, что как минимум один из этих 2–х грузин – бывший со мной на 11–м, а год назад перекинутый оттуда на 7–й, друг “телефониста” – отпетый наркоман; да и 2–й, несомненно, тоже, – я тут же понял, ЧТО именно они там высматривают, почему так долго стоят и такие озабоченные, хмурые лица, – и мне стало неудержимо смешно. Впрочем, судя по разговорам моих соседей–стремщиков в бараке – причину их там стояния (балбес” с наркотой куда–то потерялся, улетел на “запретку”, кинули его, что ли, так, что понадобилось искать и высматривать) понял далеко не я один.)

Так что, увы, моей смутной, подспудной, затаенной надежде, что хоть последние месяцы срока можно будет заходить в библиотеку – и спокойно, без посторонних, беседовать там, за чашкой чая/кофе или без таковой, неважно – с более–менее интеллигентным человеком на темы, хотя бы частично близкие обоим, – не суждено оказалось сбыться. Лагерные “придурки” – стукачи, прямо по Солженицыну. Заходить можно только в рабочее время библиотеки, с 15 до 16–ти, когда валом прут сиволапые “читатели” (от скуки) и не дают поговорить, отвлекают, а мимо то и дело шныряют эти бдительные начальнички – и старший, и тот, с которым вчера мой приятель там поругался (что при его мягкости трудно представить, – говорит, 1–й раз за весь срок вообще) из–за нашего долгого сидения. Все очень сурово, казенно и формально, никаких частых и частных посещений, посиделок и вообще неформальщины. :)

Вчера таки дали расписаться за полученное постановление Тоншаевского суда о назначении рассмотрения УДО на 21–е. Теперь я извещен должным образом, – что ж, надо готовиться, пришивать бирку к “лепню”. :) Судья – Дудин, он меня однажды уже судил. Результат рассмотрения 21–го известен заранее и не вызывает ни малейших сомнений.

Снег стаял, дождь вроде не идет, лишь изредка, – на улице холодный ветер, октябрь; холодная, сырая, слякотная, темная уже по вечерам буреполомская осень. 4–я уже по счету...

9–30

И последняя новость, совершенно дурацкая. Вышел–таки из отпуска отрядник 8–го и приперся сейчас на барак. В воскресенье!!! Дебил!..

10–12

Не успел все переписать – вспомнил вчерашнюю опять поразительную новость, сообщенную библиотекарем. Оказывается, Марат Багликов, новый зам. по БиОР, привезенный вместе с зэками с той же “девятки”, гроза Буреполома – уже с месяц, как, попавшись в свое ночное дежурство, когда он на вахте, уединясь, кололся героином (или чем?), уволен; а м.б. – даже и арестован, источник мой точно не знал! Однако это можно предположить, т.к. – сказал источник – с поличным его взяли местные менты, зашедшие с воли. Т.е. – вот такие вот в этой стране воспитатели и “исправители” заблудшего уголовного стада, в основном молодого; вот такой “блестящий” пример они своим воспитанникам подают!.. :)))

18.10.10. 10–29

Понедельник. Свет опять нет, – вырубили, суки, едва я успел прийти из бани. Если не будет из–за света работать ларек, – на конец этой недели, субботу и воскресенье ... Пока писал, свет дали. :)

Баня в этот раз обошлась намного легче, чем в тот. Пошел пораньше – воду включили, пока раздевался, но вся раздевалка была уже забита народом. Еле–еле нашел себе место – у самого выхода на улицу; и пока раздевался, и когда, мокрый, распаренный, вышел одеваться, – поддувало весьма ощутимо – с ночи на улице опять был легкий морозец, лужи замерзли. В самой парилке стоять почти не пришлось – кто–то рядом со мной мылся один, и я тоже влез, несмотря на его вялые протесты (что, мол, сейчас придут еще двое), а потом – к знакомому пожилому дядьке с 3–го, узнавшему меня и отнесшемуся очень приветливо, под другую “лейку”. Спросил его – он сказал, что сейчас еще не так жарко, наверное, вытяжку поставили (вряд ли...), а вот в тот раз, 1–й, он себя в этой жуткой жаре чувствовал очень плохо, – так же как и я.

Поспрашивал вчера знакомых – все говорят, что Багликов только занес в зону наркотики, но сам не кололся. Откуда библиотекарь это взял? Юра, “обиженный”, мой бывший сосед по 13–му, сказал даже, что будто бы держали Багликова под арестом здесь же, в ШИЗО, а потом увезли, – но это тоже фантастическая версия, а Юре этому верить нельзя.

Заходила вчера азербайджанская обезьяна с 11–го, что жила там последнее время, летом, в моем проходняке. Принесла радостную новость: оказывается, блатные (с самого же 11–го, не пришлые, как она говорит) избили самого злобного там “козла”, убийцу Маньки, так, что сломали ему ребра (!!), но лежит он почему–то не в санчасти, а на бараке. Это очень странно; причину избиения азер так и не назвал (сам не знает?), несмотря на все мои расспросы; сказал зато, что еще троих, в т.ч. ехидного “козла” и того мелкого сучонка, что сейчас охраняет калитку ларька, тоже хотят избить. Поделом и уже получившему, и этим!!! А наркоманы, по его словам, в т.ч. и завхоз, каждый день колются почти что в открытую.

Быня у себя в кабинете: “Мне приказано посадить всех “смотрящих”, подсматривающих...” и т.д. Говорил он это явно “смотрящему” – очень блатному на вид хмырю, разговор был слышен через дверь. Причина – начальник отдела (! – какого? “Безопасности” – Агроном – как обычно?) вручил ему полученный от учителей список школьников, не ходящих в школу. “А скоро мне будет начальник колонии этот список вручать!” – возмущался Быня и зачитывал фамилии. Ну да, привычная манера – за грехи одних сажать в ШИЗО других, не тех, кто не ходит в школу, а тех, кто имеет здесь привилегии и наглость командовать остальными з/к, – это вроде как изнанка их командирства и привилегий. “Смотрящий” говорил Быне, что, мол, из–за одного–двух дураков не должны страдать остальные. – “А я почему должен страдать?!! Из–за 150 человек должен страдать я один?!?!” – кипятился в ответ Быня. Блатной тут же очень предупредительно и твердо ответил, что, мол, “Вы страдать не должны”, – ему бы и в голову не пришло на это возмущенное “почему?!” ответить Быне: “Потому, что ты сам взвалил на себя этот груз – вместе с должностью, погонами и зарплатой; потому, что ты работаешь здесь добровольно, в любой момент можешь уйти, – а зэков здесь держат насильно, и уже по одному этому они не обязаны тебе подчиняться!”. Этот откровенный разговор через дверь отчасти вознаградил меня за собственную глупость – пойти к Быне на 4–й за заказным письмом, о котором он вчера говорил мне; ждал я под дверью довольно долго, а потом оказалось, что письмо он уже отдал нашему отряднику. Этот приземистый хмырь пришел почти сразу, как я вернулся с 4–го, но за письмом пока не зовет.