21.10.10. 17–45

Несколько дней не писал, не о чем было, и вот – сразу масса событий и впечатлений! Был суд по УДО. Адвокат Качанов приехал вместе с Глебом Эделевым, что для меня, как только я его увидел, превратило все дальнейшие события в праздник. Но сперва – вызвали, пошел – не пускает на “нулевом посту” Даун – “мусор”, и вот уж действительно даун, точнее не скажешь! Мол, “а мне не звонили”, никакого суда сейчас (?) там нет, и вообще – идти только с “общественником”. Сказав ему, что могу и вообще не ходить, а отвечать будет он, возвращаюсь, жду дальнейших вызовов. Звонят опять и обещают, что сообщат на “нулевой”, чтобы пропустил. Иду снова – но время уже 11–й час, и Дауна там уже нет – отдежурил свой час и ушел.

Прихожу в штаб – что за диво! Народу – никого! Суд по УДО, всегда же толпа бывает, а тут – никого, только сидит отрядник да ждут “по поправкам” еще одного – с 13–го, того старого наглого подонка и хама, что спинывал мою кошку с крыльца еще 11–го барака год назад.

Пока ждал в штабе – сам судья, выглянув из “зала заседаний” (кабинет отсутствовавшего Макаревича на сей раз), лично предложил мне стул, вынесенный из кабинета, – неслыханная любезность! Сидя на нем, я и увидел Глеба и Романа, которых привел отрядник 5–го и повел куда–то в противоположную от меня сторону – в свой 13–й “воспитательный” кабинет, наверное. Затем они подошли ко мне и – еще одна неслыханная любезность – нас провели коридором в здание школы и дали 20 минут (время назначал Роман), чтобы обсудить все и посовещаться перед заседанием суда. Время имело значение потому, что, оказывается, судья ждал только нас – больше никого не оставалось, мы были последними.

Глеб посоветовал мне заявить ходатайство о допуске его в процесс в качестве моего защитника, а Роман – сослаться в обоснование просьбы об УДО на дикие холода здешних зим и ужасные условия быта – когда той зимой ни света, ни воды, ни отопления не было несколько суток.

Об этом я потом сказал, когда мне было предоставлено слово. Что же до участия Глеба в процессе – судья, как я и думал, в этом отказал; при этом были соблюдены все понты типа всеобщего выхода из комнаты для совещания судьи с самим собой, и Глеб, выйдя, на основании этой формальной безукоризненности пытался убедить меня, что, мол, решение еще заранее все–таки неизвестно. :)

Фамилия судьи была Дудин. Прокурора же не было вовсе – в деле оказалась подшита бумага из прокуратуры о невозможности его участия. Гвоздем суда стала речь адвоката. Тут же, попросив небольшой отсрочки, он ознакомился с делом, перефотографировал страницы на принесенный с собой цифровик (майская их жалоба о непропуске оргтехники сработала!), сделал выписки из характеристики меня администрацией зоны – и в длинной своей речи, перебирая пачку распечаток из конституции, УК, УИК, пленумов Верховного суда и пр., разбил в пух и прах все стандартные доводы отказа в УДО, изложенные еще в характеристике. По стилю ее мне показалось, что они то ли просто взяли, то ли дополнили и усовершенствовали старую мою характеристику – в 2008, что ли, году, ко 2–й подаче на УДО, ее писал, задавая мне соответствующие вопросы, отрядник 13–го Казиев. Доводы были такие: “нестабильное поведение” (наличие в прошлом взысканий, хотя и погашенных); непризнание мной вины и нераскаяние в ней; неучастие в самодеятельных организациях (тогда – секциях, сейчас – “кружках”). Роман не оставил от этих доводов камня на камне; особенно мне понравилась трактовка непризнания вины как реализации конституционного права не свидетельствовать против себя (51–я статья конституции), аргумент, что после подачи мной надзорных жалоб, жалобы в Страсбург и пр., т.е. доказательств моего явного несогласия с приговором признание мной сейчас вины выглядело бы цинично и нечестно; а также, что реализация конституционного права на смягчение наказания (в т.ч. и на УДО) не может ставиться в зависимость от (не)реализации другого конституционного права – на участие в объединениях (в т.ч. и зоновских секциях/“кружках”).

18–50

Такое хорошее настроение было весь день, особенно после большого свидания с Глебом и Романом, – испортили–таки, суки! Прервался писать о сегодняшнем, пошел на ужин – лучше б не ходил!.. Выходили из калитки 8–го на “продол”, народу было немного, дождь, и какие–то эти тупые твари – стремщики они или кто, – вечно дерущиеся, друг за другом гоняющиеся и тузящие друг друга, молодые жеребцы, совершенно бессмысленные скоты, минуты не могущие прожить без этой вечной возни, – тоже стояли здесь же, за калиткой, на дощатом мостике–настиле через дренажную канаву, идущую вдоль “продола”. Один из этих дебилов, здоровый лось, как всегда, набросился на другого, поменьше – и под его тяжестью неприбитая доска мостика, на край которой он наступил, поднялась с другой стороны – прямо передо мной; и я – сам не могу понять, как это вышло, т.к. шел я совсем не быстро – видимо, нога попала в дыру под ней – и, короче, потеряв равновесие, я грохнулся навзничь на “продол”, палка далеко вылетела из руки, а с попавшей в щель левой ноги туда же, в канаву, в грязь и воду, слетел ботинок! Вдобавок я сильно ушиб правую ногу. Эти суки не сразу даже, причем весело хихикая между собой, достали мне ботинок и – с одной стороны только, с обеих уж не сподобились – помогли подняться. Вот оно – сидеть с нечистью, с бессмысленными, неуправляемыми, полностью расторможенными малолетками – и страдать из–за них! Босой ногой пришлось наступить в грязь, прочая одежда тоже вымазана, нога болит – будьте вы прокляты, суки! – поплелся “ужинать”...

А днем все было достаточно прикольно. Несмотря на пламенную речь Романа (которую Глеб, как потом оба сказали мне, оценил только на “4 с плюсом”), судья в ходатайстве об УДО отказал, обоснований даже не привел, но сказал, что они будут все те же – бывшие взыскания, непризнание вины, неучастие в секциях и т.д. Что ж, иного я и не ждал – но, напоследок, выходя уже из кабинета – к крайнему его изумлению, на какую–то его очередную добродушную реплику успел–таки сказать ему, что решение было заготовлено еще заранее, до всякого суда. Он очень, очень удивился!.. :)) Вообще, глядя на него, пока Роман говорил, я вспоминал выражение, мелькнувшее где–то в СМИ, когда я был еще дома, по поводу назначения премьером Зубкова: “большой советский стиль”. Да, все в лучших брежневских традициях: судья – худощавый, стройный, гладко выбритый пожилой мужчина в костюме, – этакий целиком положительный, основательный такой, добротный типаж из тоже основательных, спокойных, размеренных брежневских времен. Этакий типичный советский судья (советский человек с плаката 70–х гг.), выражение (агитпроповской) высшей правды и непреодолимой силы социалистического советского общества; а судит он – антисоветчика! :) Он очень вежлив, любезен, может и пошутить, и сказать пару фраз о погоде, взглянув в окно, и спросить участливо ребят, как и на чем они доехали, и даже предложить мне стул! Единственное, чего он не может – это судить честно и по совести, если совесть его расходится с приказом Системы, неотъемлемой частью которой (о, пресловутое наше “разделение властей” и “независимость судебной власти”!..) он является. Про таких говорят: “Мягко стелет, да жестко спать”. Впрочем, есть ли у него вообще совесть?.. И то, что сидел он, вместо герба СССР, под большим двуглавым орлом на красном щите, только добавляло и трагического, и комического пафоса в ситуацию: ничего не меняется, они в любое время и под любым гербом остаются верны себе; и в то же время – забавно, что, выкинув советский антураж со всеми гербами и вернувшись к антуражу царскому, православно–монархическому – Система по сути своей, карательно–контролирующей, отнюдь не сошла с брежневской, куда более высокой, ступени на царскую, когда все было и проще, примитивнее, и вместе с тем либеральнее – не было ни галоперидола и спецбольниц, например, ни “правосудия”, которое – особенно после реформ Александра II – было бы столь откровенно и нагло частью Системы (одна из тем нашей затяжной дискуссии в письмах с Майсуряном).