Изменить стиль страницы

“Макар” по этой секции не пошел, только Демин. Ворчал: “почему не убираетесь”, мол, грязно, пыльно, и т.д., все ему не так. По дужке шконки провел пальцем – и попытался вытереть о черную форму идущего чуть впереди завхоза, – типа, дужки пыльные, почему не протираете? Идиот, если бы вы сами не запрещали, неведомо почему, вешать туда вещи, там бы никакой пыли никогда не было в помине! Поворчал, меня вообще не заметил (как раз поравнявшись со мной, полез обтирать эту дужку пальцем на той стороне секции, у окон), вышел из секции – и в “фойе” они с Макаревичем стали вместе заглядывать в туалет. Инспекторы хреновы!.. Результат, видимо, тоже не удовлетворил, судя по доносившемуся злобному ворчанию и бормотанию “Макара”. Пошли от нас дальше, – мы уже возвращались с ужина, а они все еще были на 7–м. Как хорошо, что сходить позвонить я успел раньше!

Дальше пошло все, как я и думал. Палычу они, несомненно, накрутили хвост – и он на последней проверке вечером “довел” до каждой “бригады”, чтобы все непременно убрали вещи из–под шконок, а кто не уберет – он завтра с самого утра придет и сам все выбросит.

Ночью было холодно, под утро я даже под шерстяным одеялом так замерз, что пришлось одевать “тепляк”. Мразь “козел” напротив почти всю ночь опять жег лампу; так что холод, свет и безумно ранний (5–45) подъем и на этот раз не дали мне выспаться. Думал, что делать: вдруг эта тварь и вправду явится на зарядку и, пока я на улице, выбросит мои сумки, или велит отволочь в каптерку – а я и знать не буду, куда их дели?! Хотел уж было не выходить, пересидеть как–нибудь эти 10 минут в бараке, но, когда Палыч показался “на большом”, плюнул и решил все–таки выйти – будь что будет!..

В этот 1–й за день заход (то ли дежурил где–то всю ночь, то ли в 6 утра уже пришел, т.к. рабочий день у них официально начинается в 8) он не шлялся по этой секции и не заглядывал под шконки. Я уж думал, он после дежурства домой, хоть до вечера не увидимся; но только я успел позавтракать и хотел бриться – эта скотина прется опять!!!

На этот раз он именно поперся по секции, везде лазя, заглядывая и всех разнося своим трубным голосищем. Проходя мимо меня, нагнулся, заглянул под соседнюю шконку – там ли мой продуктовый баул, который позавчера, пока я был на ужине, он уже вытаскивал, и ему тут же донесли, что это мой. Увидел, что баул там, спокойно, ровно, негромко – мне, а не на окружающую толпу – сказал: “Клетчатый “сидор” убрали” – и пошел дальше, а через секунду уже вовсю орал на “обиженных” за то, что у них под шконками стоят сумки и валяется всякое барахло, приказывая все убрать.

Это не к комиссии какой–то, нет – по крайней мере, о ней пока не слышно. Это просто “Макар” разнес его по своей любимой теме – чистота, уборка, сумки под шконками, – и он теперь “наворачивал” тут. Я ничего никуда не потащил, а поскольку сказал он мне негромко – остальные не обратили, видимо, внимания; баул же засунут глубоко, не нагнешься – его и не видно; так что, кроме новенького этапника–уборщика, 1990 г.р., которому один из “козлов” тоже беспрекословным тоном командовал (после ухода Палыча) убрать “куда хочешь, мне по...ю!” его баул, ко мне никто с этой темой и не цеплялся. А уж уборщика, когда он мыл мой проходняк и говорил мне это, я тихо, не привлекая внимания, отбрил сам. Так что на этот раз обошлось. Палыч ушел еще до проверки, по секции больше не ходил и под шконки не заглядывал.

Зато он, приходя, много занимался и двором барака, осматривал, давал руководящие указания. На улице сегодня солнце, уже довольно тепло, хотя ветерок еще прохладный. (Зато в бараке ледяной холод, он не прогревается, да еще с утра здесь теневая сторона – и я весь день в нем дико мерзну, руки и ноги буквально окоченели). ЦУ Палыча материализовались в том, что перед утренней проверкой началась – впервые с осени – вскопка двора, огромного земляного участка посередине его. Я уже, помню, писал об этом в прошлом году; ровная земля, по которой гулять бы, или в футбол играть – но эти идиоты упорно, много раз за лето, заставляют “обиженных” перекапывать ее. А зимой они не только сгребали с этого участка снег, но и вывозили (!) его со двора. Поистине, страна идиотов!..

Завтра должна быть короткая свиданка – приезжают мать и Фрумкин. Но завтра четверг – самый ужас будет, если они, после всех этих последних “уборочных” наворотов, выволокут–таки мою тумбочку – и до моего ухода к 9–00 не успеют поставить обратно...

Да, еще забыл. Палыч что–то такое смутно бросил, лазя по секции, мол, “сейчас, в 9 часов, придут...”. Кто придет – я не разобрал, но оказалось – шмон. “Козлы” ожидали шмона настолько уверенно, что долго и громко спорили, как и где сейчас идти закапывать телефоны на глазах у всех, и закапывать ли вообще. К чему пришли, не знаю, но потом было еще сообщение стрема: “на вахте собирается шмон–бригада”. Жду–жду, нервы напряглись, – шмона нету. Потом оказалось, что он таки был, но – в “художке”. Она где–то там, около штаба, или за баней, не знаю уж точно (скорее у штаба), так что шмон–бригада по “большому” не проходила и паники не вызвала.

15–43

И еще, самый последний прикол. Тот “козел”, ублюдок, мерзкий активист, что выбрасывал столько раз в окно Маню (ноги бы ему переломал за это!) – он тут отвечает за “досуг” на зоне. И вот он сейчас сидит напротив меня – и я слышу, как он готовит к “праздничку” 9 мая какую–то “викторину” по 2–й Мировой войне! :))) Ну Русинов, ну “зам. по воспитательной работе”!.. Вот так придумал!.. :))) Если бы еще они правдивую историю войны, по Суворову, преподносили бедным зэкам...

30.4.10. 9–06

Хотел с утра расписать в подробностях вчерашний день, но все сбила эта полоумная мразь – “молотобоец”. Сидел, завтракал, придя со столовки – а эта тварь, необычно рано проснувшись, уже начала колобродить. Для начала – стала сбрасывать на пол матрасы с верхних пустых шконок – их сейчас в секции много, по стене верхний ряд почти весь пустой. Не знаю уж, чем помешали матрасы, но тварь поскидывала их – и распорядилась унести в каптерку. Затем – выдвинула до середины центрального прохода секции свою шконку и – стала одну за другой выдвигать следующие от своего угла к центру, по моей как раз стороне секции, у стены. Одна, другая, третья, четвертая... Понятно, для чего: мыть за ними, у самой стены; но я в ужасе представил себе, как посыпется, полетит все, что у меня сложено между торцом шконки и стеной, если эта тварь доберется сейчас до меня... И ведь не остановишь, не объяснишь, что мне это не надо, что мне и так чисто и хорошо, и я совсем не нуждаюсь в ваших бесконечных, безумных, погромных уборках. Тварь ведь совершенно полоумная, безмозглая, невменяемая, но с пудовыми кулаками и накачанными мышцами; и в случае чего ответ на все мои претензии будет один: воняет!!! Этой твари, видите ли, от неметенного пола почему–то воняет. “Воняет пидорасом!!!”. :)))

Но – выдвинула 5, что ли, шконок – и остановилась, до меня не дошла. Слава богу, пронесло и на этот раз.

Потом явился Палыч, как всегда, еще и 9 часов не было. Сука ты старая, когда ж ты будешь отдыхать уже, когда хоть пару выходных себе устроишь, чтобы не видеть тебя здесь, не приходил бы ты по 10 раз в день на барак...

А вчера тоже было весело. Свиданка прошла даже лучше, чем всегда, – приехали всего к 2–м человекам; ко 2–му – какой–то недавний здешний зэк, рожа его мне показалась знакомой; а мать слышала, как еще до свиданки он говорил, что тоже был здесь на 11–м. Эти двое быстро ушли – и мы с матерью сидели почти 4 часа одни, так что хоть смогли нормально, свободно поговорить. Фрумкин, сообщив мне то, что меня больше всего интересовало – всякие “демократы” и редакции типа “The New Times”, радио “Свобода” и пр. ни слова не говорят о том, что Качиньский был убит ФСБ, что самолет упал не сам; на эту тему там полное молчание, да и сам Фрумкин считает, что это была реальная авиакатастрофа, – ушел, не просидев на этот раз даже часа.

Ну, пришел, приволок передачу – тут же налетели: дай (“удели”) на уборку, заготовку, стрем и т.д. Немножко полаялся с ними на тему, как меня задолбали их уборки, – я не сказал им и 1000–й доли того, что про них думаю в связи с этой темой, но обличать и уличать меня, уж не хочу ли я “жить в грязи”, тут же набежала целая разъяренная толпа, человек 5, не меньше. Порадовался, насколько хорошо сидит привезенная матерью новая форма, – все, последняя здесь, проходить мне в робе осталось только это последнее лето и часть осени, ну а в брюках – еще и зиму...