У ворот столовки стоял и строил всех – и входящих, и выходящих – безумный Зайцев, бывший отрядник 6–го, а ныне – поселка. Самая грубая, тупая и злобная мразь на всей зоне, даже хуже Макаревича, – но эти–то гниды, ублюдки, генетические рабы, стоя целой толпой (вслед за нами подошел вплотную 8–й; 11–й уже поел и вышел – а он все еще строил 8–й по трое и не пускал в столовку...) перед ним одним – даже попытки не делали не то что убить его, как он того давно и однозначно заслуживает, не то что ударить, повалить, хотя бы просто оттолкнуть с дороги – под сотню молодых здоровых мужиков против ОДНОГО!!! – и не слишком–то молодого, – ничуть! Эти твари лишь препирались с ним словесно – как всегда, уговаривали пустить и уверяли, что они уже построились и у них все нормально. Гнусная, слякотная, мерзкая нечисть!!! Перед одним, даже мелким, но злобным начальничком – они трясутся и готовы на коленях ползать; а отыгрываются – на кошках, да еще на “обиженных”, запряженных ими в рабство... Мразь...
Что еще? Погода теплая, но ветреная и сырая, с утра шел дождь, на улице грязь. Ходить мне толком не в чем: в шерстяных носках уже жарко, но ботинки кожаные (вольные) мне велики и без носков очень уж болтаются на ногах; а в тряпочных тапочках 42–го (моего) размера – еще холодно, да и промокают они на дожде. Искал–искал нормальную обувь себе на это последнее лето – да так и не нашел...
Что же остается делать? Увы, немедленно, сейчас – ничего сделать нельзя без неприемлемого риска для себя (лет 8, я прикинул, могут дать мне за эту мразь, хотя грохнуть ее тут вышеописанным способом – пара пустяков). Омерзительно это и противно до дрожи – чувствовать себя трусом и ничтожеством, отказывающимся мстить врагу, защищать свою честь – просто из страха, что посадят за это (хотя и так сижу!). Омерзение к самому себе, – что ж, с ним я живу уже многие годы, еще с воли, а особенно – с того времени, как зимой 2008 года пытался назначить себе сам дату смерти, и способ даже обдумывал – но при этом уже знал в глубине души, что не смогу, что страшно... Я ничтожество и трус, – и ничего не поделаешь, придется с этим жить. Жить и дальше, – раз уж трусость эта так велика, что не дает даже по своему выбору и в выбранный срок умереть...
Жить – и копить ненависть! Как когда–то, в 2002, советовала публично Лера, как писал потом и я – и эта цитата даже вошла в мой приговор, чем я горжусь. Копить ненависть к ним ко всем, вести списки, документировать их злодеяния – и готовить месть! Месть ведь – это блюдо, которое надо подавать холодным... :) О, может быть – настанет еще день, когда я смогу реабилитировать себя в собственных глазах – ИХ кровью смыть свой позор и трусость, жить дальше, убив ИХ всех, или уж сколько получится, – и не считать себя больше ничтожеством...
22.4.10. 19–00
С утра Макаревич лично поперся на зарядку на тот “продол” – на 8–й, как я позже узнал. Потом он долго тусовался между столовой и воротами “1–го поста”, прогуливаясь туда–сюда по площади и наблюдая за идущими с завтрака и на завтрак. Он не орал, и вообще не лез ни к кому, гулял сперва со Степышевым, потом один, молча, – но еще на “продоле” завхоз и “козлы” начали строить отряд по трое, а потом еще останавливали раз по дороге – чтобы только, изображая истовое, на совесть, исполнение “режимных требований”, затаив дыхание, промаршировать перед “Макаром”.
“Генеральная уборка” (сегодня четверг) была уж совсем мирной, быстрой и почти незаметной. Черножопая обезьяна дрыхла, – это уж потом, перед самой проверкой, она что–то заметила – и подняла истошный визг, что якобы плохо убрали (с угрозами физической расправы, как всегда). Завтракать я не стал – не из–за уборки даже, а – не было нормального хлеба; в столовке опять пошла невыносимо кислая черняга – и я накануне вечером отдал ее всю тому типу с 10–го. Но т.к. убрали очень быстро и опасности моим вещам не было – решил пойти в баню в 8–30, а не в 10–30, как обычно (вдруг опять “не будет воды”, как в ту неделю!).
Идиоты “козлы” увели всю толпу в баню – еще и 8 утра не было. Но воду–то теперь включают только полдевятого, и когда я пришел где–то минут в 20 – они все сидели на лавочках, частью и в зале у “леек”, и ждали. Скамейки для раздевания оказались все наглухо заняты, – пришлось раздеваться, а потом и одеваться, стоя у окна и положив вещи на широкий подоконник (точнее, деревянный кожух батареи). “Лейку” тоже ждал очень долго, – и вспоминались мне в связи с этим унижения и беспросветность первых месяцев здесь, осени 2007 г., когда я – вечно последний в толпе, бегущей в баню с 13–го, и ни скамейки уже свободной, ни крючка, ни “лейки” – ждешь, толкаешься в толпе этих подонков, одеваешься стоя, или присев на самый краешек, кое–как. Да, это несомненно, – для кого как, а для меня лагерная баня этих 4–х лет Буреполома останется в памяти прежде всего как унижение...
Пришел, лег, пытался даже уснуть, но – не получается. На улице уже почти жара. Хорошо еще, прекратились шмоны, не было ни в среду, ни в четверг, ни на этой неделе, ни на той.
В ларек еле пробился – мрази из СОПиТа, переименованного теперь в КОП (кружок общественного питания?), собрали толпу уже не только у крыльца ларька, как раньше, но и у ворот, и – пропускали других, а мне одна из этих наглых мразей упорно говорила: “Подождешь!”. Люди были и из других бараков, чей “день” не сегодня – и когда толпа начала возмущаться, а один резко рванул воротину, удерживаемую этим подонком из КОПа, и проскочил, – тот послал второго на вахту за “мусорами”. Такого на моей памяти еще не было, – “козлы” обнаглели уже настолько, что их действительно надо бить. Наконец, с трудом, прорвался в ларек – там работало только одно окно и не было почти ничего. Продавщица объявила, что завоз будет завтра, – интересно, с каких это пор завоз стал по пятницам, когда был всю жизнь по понедельникам...
Перекусил, поговорил с парой знакомых, пришедших с других бараков – и пошел к “телефонисту” звонить матери. Этот хмырь уже не говорил, что он пойдет на 11–й разбираться насчет моей кошки, – а мать сказала, что ей он опять звонил утром, опять требовал положить денег на телефон – и заодно пытался вымогать 1000 руб. за то, что он тут с кем–то разберется (т.е. придет, выслушает их – и передаст мне то, что они ему говорят).
23.4.10. 8–18
Но если вы думаете, что вот так, мирно и спокойно, вчерашний день и закончился, – то ни фига подобного! Как раз когда я писал вчерашнее, где–то в начале 8–го вечера, перед проверкой, – в том конце секции проснулось существо, которое я называю за физические габариты и силу “молотобойцем”. Бывший дневальный штаба, кроме всех прочих должностей (одно время этих бывших дневальных штаба в этой секции собралось аж 3 человека; последнего вчера только перевели обратно на 2–й). Совершенно бессмысленная (несмотря даже на чтение книжек), но безумно злобная тварь, которую ее ныне уехавший дружок – мелкий стукач с 13–го, поклонник Казиева–Макаревича – недаром называл за глаза “шумоголовый”. Здоровенная, накачанная тварь, которая ни минуты не может находиться среди других – “красных” – зэков без того, чтобы не начать “в шутку”, как бы играючи, кого–то бить, пинать ногами, а чаще – самое любимое – этак легонько, но крайне глумливо, хлопнуть ладонью по лицу. Так вот, это животное, проснувшись, сперва спросило: сколько времени, 2 часа? Потом было очень удивлено, – 7 часов, а я думал, что 2!.. В таком вот состоянии оно вдруг что–то учуяло (это глюки, естественно, а не реальные ощущения) и заверещало (не цитирую, но смысл точный): а почему не убирались в секции???!!! (Утреннюю уборку эта тварь, естественно, проспала.) Воняет пидорасом!!! В секции воняет пидорасом!!!!! (Короче, это была уже настоящая истерика, в состоянии совершенно невменяемом.) Ко мне приходят с других бараков, и мне стыдно, что тут, где я живу, так воняет!!! (Никто вчера не приходил, тварь весь день дрыхла.) И т.д. и т.п.
Поскольку мышцы очень накачанные, кулаки пудовые, а в башке совсем нет тормозов – в общем–то, это тоже своего рода обезьяна, даже чуть–чуть на физиономию, – никто с этой тварью спорить здесь не рискует. Чуть ли не на ура, по крайней мере, без малейшего протеста был воспринят ее тут же отданный приказ (сперва она призвала уборщиков и приказала им, а потом, уже на улице, построившимся для проверки “красным”): сейчас, как приходим с проверки – все выдвигайте свои тумбочки, баулы поднимайте на шконки, и будет уборка!! (Чтобы не “воняло пидорасом”... :)