А. Ильченко нас тогда захватил необычайно оптимистическим тоном своего произведения. Уже само ее начало, где Северин Гармаш, герой «Рукавички», писатель и неустрашимый комиссар, рассказывал о войне, как о прошлом, звучало в то время прямо-таки сказочно. Ведь Киев и Украина еще были оккупированы фашистами, оттуда доходили страшные вести о гитлеровских зверствах и разрушениях, а писатель провидел счастливые времена конца войны и мирной жизни: «Я сижу дома, у огонька, в моей старой киевской квартире… вспоминаю ратные времена, и кажется мне, что отгремели они уже очень давно» (так начиналась повесть от имени Северина Гармаша).

Но не только этот утопический скачок во времени поразил нас новизной и неожиданностью. Автор нарочито построил всю повесть на сказочных мотивах, а в сказке, как известно, нет требовании достоверности, реальности, строгой логики. Сказка не укладывается в рамки трехмерной евклидовой геометрии, она мечется и сверкает во всех возможных и невозможных измерениях, лишь бы выразить свою идею, свой философский смысл. Внешнее правдоподобие повести-сказки нарушалось вторжением чисто гротескных моментов, алогизмов и несообразностей с повседневной действительностью. И сам автор подчеркивал, что события повести «на грани вероятного». В этом художественном приеме писателя сказывалась определенная гоголевская традиция.

Эта повесть была как бы подготовительным этюдом к созданию монументального народного гротеска А. Ильченко «Козацкому роду нет переводу, или Мамай и Огонь-Молодица», где мастерство сочетания фантастического и реального достигло высшей ступени и осуществило давнюю мечту писателя о воплощении национального характера в форме эпического жанра — «химерного романа».

Семантика украинского слова «химерный» сложна и довольно расплывчата. В том значении, которое представляется нам наиболее подходящим, слово «химерный» может быть понято как «причудливый», «чудаковатый». В историко-литературном смысле больше всего подшило бы определение «бурлескный» роман. Под бурлеском надо разуметь шуточно-пародийное произведение, в котором причудливо сочетаются серьезное с комическим, трагическое с шутовским, где жизнь представляется то веселой, то грустной игрой самых разнообразных персонажей. В украинской советской литературе до романа А. Ильченко «Козацкому роду нет переводу» мы не можем назвать ни одного бурлескного произведения, и в этом отношении пальма первенства по праву принадлежит ему. Однако жанр бурлеска, тонко и изящно введенный автором, не родился на голом месте. Весьма ощутимые нити ведут к роману А. Ильченко от знаменитой «Энеиды» Ивана Петровича Котляревского и от некоторых повестей Квитки-Основьяненко, в частности от «Конотопской ведьмы». Литературные реминисценции не исчерпывают и не могут исчерпать подлинных источников творческого воодушевления А. Ильченко. Он несомненно был вдохновлен богатейшей стихией украинского народного творчества: старинными сказками и легендами, пословицами, поговорками и присказками, народными думами, историческими песнями, наконец, изобразительным искусством украинского народа.

На первый взгляд роман Александра Ильченко покажется историческим, во всяком случае, относящимся к изображению прошлого. Исторический жанр в украинской советской литературе давно утвердился и принес обильную жатву. Напомним хотя бы «Переяславскую раду» Натана Рыбака, «Клокотала Украина» Петра Панча, «Данило Галицкий» А. Хижняка, «Устим Кармелюк» В. Кучера, «Семен Палий» Ю. Мушкетика, исторические романы П. Загребельного. Роман «Козацкому роду нет переводу» резко отличается от перечисленных выше произведений в историческом жанре. События, развертывающиеся в этом произведении, в основном мало связаны с известными нам историческими персонажами, деятелями украинской или русской государственной жизни. И все же роман А. Ильченко историчен, как историчны, скажем, «Дон Кихот» Сервантеса или «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле. История присутствует в таких произведениях как бы обобщенно, идеи как бы конденсированы в образах, рожденных авторской или народной фантазией.

По замыслу писателя, центральным в его большой бурлескной эпопее, точно именуемой «озорным романом из народных уст», должен быть образ казака Мамая. Украинские народные картинки изображают бравого казака Мамая с его верными спутниками — добрым конем и собакой Ложкой, неизменно бегущей по следам своего хозяина. Казак Мамай — отнюдь не историческая личность. Это образ, созданный народным воображенном, как бы символ бессмертия народа. Отсюда и заглавие романа «Козацкому роду нет переводу». Иными словами — люди бессмертны, народ бессмертен.

Казак Мамай в описании А. Ильченко является в своем характерном обличье: в старом казацком жупане, в белой чисто выстиранной сорочке, с пистолетом за поясом, саблей на боку и бандурой на спине. Он ничем не отличался от всех прочих запорожских казаков, замечает автор, от тех, «которые грудью защищали христианский свет от мусульман, православных от католиков, словом, отстаивали честь и свободу Украины». Здесь А. Ильченко подчеркивает типичность образа казака Мамая, как бы показывает, что он представляет собой некую квинтэссенцию украинского национального характера. По некоторым намекам, имеющимся в романе, мы можем отнести его действие ко второй половине XVII столетия. Это знаменательная пора в истории Украины, когда великое дело ее воссоединения с Россией было уже завершено Богданом Хмельницким, а его преемники, в частности гетман Выговский, не столько продолжали политическую линию Хмельницкого, сколько расшатывали ее, так что самому народу не раз приходилось идти против казацкой верхушки и поддерживать своей силой созданное ранее единение двух братских народов. Борьба против турок и против власти Ватикана знаменовала собой борьбу широких демократических масс за независимость. Казак Мамай — горячий участник в этой борьбе, ярый враг жестокого гетмана-угнетателя Гордия Пыхатого, прозванного Однокрылом. Мамай направляет все свои мысли и заботы на помощь обиженным и обездоленным. Он вступает в единоборство с «пыхатым» (заносчивым гордецом) гетманом и неизменно выходит победителем.

Так мы можем охарактеризовать облик Мамая с идейной стороны. Но этого явно недостаточно для определения своеобразия главного персонажа романа. А. Ильченко умело сочетает два художественных приема, чтобы полнее и разнообразнее раскрыть характер казака Мамая. В ряде эпизодов казак Мамай обрисован вполне реалистически. Он действует как подлинный запорожец, от него веет чистотой и непосредственностью простой народной души. Юмор, бойкий и лукавый, подбадривающий в тяжелые минуты жизни, сопутствует на всех дорогах казаку Мамаю. Словом, мы могли бы воспринять Мамая как строго реалистическую фигуру, если бы к ней не были примешаны, и в весьма солидной дозе, черты романтико-фантастические. Оказывается, казак Мамай — «характерник», то есть волшебник, могущий призвать на помощь народную магию, чтобы избавить себя и других от грозящих им опасностей.

В романе Ильченко есть эпизод, когда казак Мамай схвачен и брошен в темницу. Как будто нет выхода из тяжелого положения. Но вот славный казак прибегает к волшебному средству: сапожным шилом он выводит на стене образ своего боевого коня, и этот конь оживает. Казак Мамай вскакивает на коня и мчится прочь из темницы, где ему грозила виселица. Что могли сделать с ним испуганные гетманские слуги? В руках одного из них остался красный казацкий сапог Мамая, а сам герой скакал по простору родимого края, весело издеваясь над лютым своим врагом гетманом Пыхатым.

Подобные этому романтико-фантастические приемы повествования А. Ильченко отнюдь не противоречат общему реалистическому характеру его произведения.

Есть в романе А. Ильченко и некая легко расшифровываемая символика: жестокий гетман Однокрыл возник по капризу казака Мамая. От нечего делать казак Мамай нарисовал фантастическое существо с лебединым крылом вместо одной руки. Это существо чудесным образом ожило и превратилось в злого гетмана Пыхатого. Казак Мамай раскаялся в своем необдуманном поступке, но гетман уже воцарился на горе народу. Автор как бы хочет сказать, что попустительство злу и насилию порой дает самые тягостные результаты. Злодеи, тираны, цари и гетманы — все это порождение исторической слабости народных сил, которые до поры до времени не могут консолидироваться для свержения деспотии. Однако такая символика не является основным приемом автора. Не заключая свой роман, как было сказано выше, в узкие исторические рамки, А. Ильченко рисует большое и многоплановое полотно, на котором фигурируют десятки действующих лиц — от господа бога и апостола Петра, персонажей мифологических, до вполне реальных запорожских казаков, ремесленников, селян, панов и подпанков, легкомысленных молодиц и добрых благородных крестьянок. Чтобы показать, как живо и сочно изображает писатель своих персонажей, остановимся на некоторых из них. Взять хотя бы образ Демида Пампушки-Кучи-Стародупского. Так и видишь перед собой тучную фигуру ленивого, апатичного и не способного ни к какому труду полкового обозного, который расположился в степи со своим фургоном, а возле него — молодая, весьма легкомысленная жена Роксолана и всяческая челядь, угождающая бездельнику обозному, изображенному резко сатирически.