угловой и срединной башен, в сипаев полетели кроме стрел короткие сулицы с

калеными наконечниками и болты с камнями, пущенные из арбалетов и

камнеметательными машинами. Когда Кадыр выехал вслед за тургаудами из леса, все было кончено, от двух сотен отборных кипчакских воинов во главе с

Рамазаном осталось десятка три всадников, сумевших чудом избежать кровавой

бойни. Сам джагун оказался в числе первых, полетевших на дно рва, вытаскивать оттуда его тело не нашлось желающих, как не поступило такого

приказа от тысячника. Зато второй сотник, прятавшийся от гнева Кадыра среди

жалких остатков, был выдернут из седла тургаудами и когда последний воин

выехал из леса и остановился на склоне холма, поставлен на колени перед

отрядом. Тысячник не стал выяснять причины гибели лучших сипаев, он сделал

знак и палач отрубил ему голову, предварительно освободив шею от

свалявшегося воротника тулупа.

Перед заходом солнца Кадыр отослал разведчиков к маленькой крепости, приказав им обследовать ее со всех сторон, он почти не сомневался, что

дорога вывела отряд на кладовые Козелеска, упрятанные в лесах так хорошо, что их не могли найти десятки отрядов, многие из которых не вернулись в

уртон в Дешовках. Не осталось сомнений и в том, кто устроил нападение на

отряд на половине пути сюда, хотя разум подсказывал, что после нашествия

ордынцев на Русь, она подалась в леса от мала до велика. Но слишком хорошо

подготовили засаду урусуты, потеряв своих ратников не больше двух десятков, так же грамотно расправились они с двумя сотнями во главе с Рамазаном, загнав сипаев в пристрелянное место. Итог получился печальным, за две стычки

кипчаки потеряли больше трехсот воинов, тогда как у защитников крепости счет

почти не изменился. Кадыр разогнал из шатра подчиненных, предлагавших

известные варианты действий, и закачался на ковре из стороны в сторону, пришла пора делать выводы самому. Но в голову лезло то же самое, на что было

потрачено немало времени, тысячник понял, что подниматься первым на стены

крепостей одно, а быть стратегом – другое. Перевоплотиться с наскока в

нового Потрясателя Вселенной не получалось, хотя мечта об этом не оставляла

его в покое. Значит прав был Непобедимый, когда он принес в шатер дурную

весть, что задал один вопрос – почему сотню перебили урусуты, а джагун

остался жив, прав оказался и джихангир, что оставил его в живых не за ум, а

за отвагу. Кадыр потянулся рукой к турсуку из мягкой кожи и стал развязывать

узел, чтобы налить орзы в чашку с высокими боками, она была крепче хорзы и

дольше бродила в жилах. С некоторых пор емкость с напитком находилась при

нем всегда, хотя старался не расставаться с ней с тех пор, как занялся

скотокрадством, но тогда он припадал к пиале с пенной жидкостью от случая к

случаю, а теперь не мог представить без нее жизни. Хмель начал туманить

голову постепенно, потому что Кадыр отпивал из чашки маленькими глотками, скоро тело под теплым халатом взопрело влагой, мышцы расслабились, а взгляд

замутился. Но сознание никогда не путалось, наоборот, оно становилось яснее, до тех пор, пока рука могла оторвать пиалу от ковра, после чего наваливался

сон, глубокий, без сновидений. Утром донимало лишь одно неудобство – кислая

горечь во рту, в отличие от кипчакских и заморских вин с болями во всем

теле, которых было выпито тоже немало. Кадыр знал когда нужно остановиться, чтобы не стать бесчувственным пнем, ощутив расслабленность, кликнул

кебтегула – воина ночной стражи, и приказал ему позвать юртжи. А когда тот

вошел в шатер, твердым голосом изложил смысл распоряжения, который тот

обязан был донести до каждого военачальника в тысяче, оно заключалось в том, что ров перед проездной башней должен быть к утру завален землей и ветками, поверх нужно набросать досок и всякого хлама, чтобы конный мог проехать к

стенам крепости без помех. И все обязаны исполнить сами сипаи, оставившие

своих хашаров, которых берегли, в уртоне под Козелеском. Юртжи склонил

голову и вышел из шатра, а тысячник после его ухода уже не сумел дотянуться

до чашки, он превратился в тот самый бесчувственный пень.

Едва солнце разогнало хмарь над небольшой равниной, как взревели трубы, надрывно захрипели рожки, а грохот барабанов заставил тишину уползти в глубь

леса. Впереди сотен, готовых к штурму городка, ждали сигнала к атаке отряды

конных лучников, за ними застыли джагуны в полном боевом облачении с щитами, приторченными не сбоку седел, а вздетыми на локтях с левой стороны до

шлемов, украшенных перьями и разноцветными лентами.Сипаи опустили

наконечники пик вниз, они должны были встретить ими врага, если тот надумал

бы выехать за ворота. Кадыр занял место на склоне холма, откуда открывался

обширный вид на панораму внизу, он успел сделать инспекцию работе, проделанной ночью сипаями, убедившись, что ров перед проездной башней почти

засыпан землей и ветками, кроме того, сверху было наброшено много всякого

хлама, который они возили за седлами. Лишь одно обстоятельство мешало

ощутить радость скорой победы – сипаи не спали всю ночь, что могло

отразиться на точности стрельбы и на их ловкости при поднятии по лестницам, где осаждающие несли наибольшие потери. Но давать отряду время на отдых не

собирался, торопясь взять крепость и отправиться с докладом к джихангиру.

Мир вокруг состоял из противоречий, и если он однажды принес в ханский шатер

дурную весть аллах обязан был предоставить ему возможность одарить

Ослепительного доброй, за которой обычно следуют дорогие подарки и новые

назначения. Так думал Кадыр, осматривая окрестности. Тем временем на стены

крепости высыпали урусутские ратники и заняли вежи и заборола, спрятались за

щитами перед арбалетами и машинами для метания камней и горшков с кипящей

смолой. Урусуты были малочисленны, если не считать баб и подростков, тоже

крутившихся на навершиях стен. Кадыр подумал, что коназ Мастислав

Черниговский построил кладовые в невыгодном месте – с бурга они как на

ладони – охрану козелесцы приставили к припасам ненадежную, перебить такую

можно было при благоприятном стечении обстоятельств до полуденного солнца.

Он отвернулся от главных ворот и зашарил взглядом по стене, выискивая слабые

места, их было много, особенно на противоположном конце крепости, где

ратники, показалось, отсутствуют. Но там текла речка, между ней и стеной, как донесла разведка, защитники вырыли еще ров, дополнив естественную

преграду искусственной. Это не являлось причиной для отмены штурма с той

стороны, к тому же, оставался задел для отвлекающего маневра. Если послать

полторы сотни сипаев в обход погоста и обстреливать деревянные строения, крытые досками и соломой, стрелами с пучками горящей пакли, то часть

ратников и горожан пойдет тушить жилища. Главное, чтобы не загорелись амбары

с зерном, иначе поход окажется никчемным, дело было в том, что строения за

стенами выглядели одинаковыми, если не считать церкви и терема воеводы.

Кадыр сделал знак юртжи, застывшего позади него, и негромко сказал: – Сотню Нукзара ты сейчас отправишь на противополжную сторону крепости, пусть она расстреливает стрелами с огнем дома урусутов, к ней прибавь

остатки сипаев от вчерашнего штурма. Но стрелять они должны только по жилым

домам, – он в упор посмотрел на помощника. – Направь отряд лесом.

– Тысячник, все будет исполнено. Юртжи прижал к груди правую руку, затем завернул голову лошади и

помчался между сотнями, каждая из которых имела свой туг, высившийся над

нею. Скоро одна из них вышла в полном составе из строя и растворилась между

стволами деревьев, ей в хвост прицепился отряд из нескольких десятков

всадников с поникшими головами, в знак вины за неудачный штурм крепости и