глазами и без них, отсеченные острыми клыками от туловищ, землю вокруг

укрывали лохмотья окровавленной одежды, среди которой выделялись остатки

синих чапанов и серые лоскуты от кипчакских халатов. Звери дотащили один из

трупов почти до середины поляны, оставив от него скелет с клочьями от

полушубка на ребрах и зеленым сапогом на ноге с вставкой из синей кожи по

верху. Кадыр понукнул коня, чтобы тот подъехал ближе, нагнулся с сидения, рассматривая останки, ему показался знакомым необычный сапог, такие имел

только сотник Оганес, пропавший вместе с воинами много дней назад. Он

подцепил сапог скрюченным пальцем, но тот был тяжелым, заполненным остатками

ноги, тысячник хотел уже бросить его, как вдруг заметил за клочьями от брюк

какой-то предмет. Им оказался небольшой нож с ручкой из слоновой кости, джагун выиграл его когда-то в шатар у сипая-араба из древней страны, находившейся в междуречье Тигра и Евфрата. Кадыр вытер тусклое лезвие о

лоскуты брюк, принадлежавшие бывшему другу, и сунул за пояс, на лице

появилась странная улыбка, снова превратившая его в бешенного воина орды, когда тот рвется за добычей по улицам павшего города, успевая изнасиловать

беременную женщину и распустить ей живот. Он перестал слышать короткие стоны

животного под ним, которому поранил губы, он готов был ради достижения цели

разломать его череп руками на две части. Сзади послышался топот копыт, но

тысячник не обернулся, он знал, это прорвались наконец сквозь завал сипаи во

главе с Рамазаном, сейчас он был способен не отстегать его плетью, а срубить

голову, если тот снова проявит нерешительность. Понял Кадыр и то, что до

заветной цели осталось совсем немного, кладовая была где-то рядом, может

быть, за стеной леса, окружившего эполяну. Он завернул морду коню и поскакал

мимо ордынцев, заполнявших пустынный островок посреди дремучего лесного

массива, над которым зависла вонючая туча, поднимавшаяся от

полуразложившихся трупов.

– На дорогу! – привстал он в стременах, властно показав клинком

направление. Заметив, что кто-то из джагунов намеревается спешиться, чтобы

предать останки соплеменников священному огню, снова повторил приказ. – На

дорогу!

Узкая лесная колея, на которой с трудом умещались три всадника в ряд, оборвалась внезапно, перед отрядом разведчиков, ехавшим впереди, вдруг

предстал сказочный городишко в низинке с крепостной стеной вокруг него, с

несколькими башнями, проездными воротами, церквушкой и теремком за ними.

Позади погоста вилась по лугу речка, она выбегала из леса, почти касаясь

левым берегом основания стены, и скрывалась снова в зарослях. Солнце, редкое

на вечно хмуром небе, еще не упало за зубчатую стену из деревьев, окружившую

погост со всех сторон, неласковые лучи лишь наклонились, продолжая ощупывать

бревенчатые строения с одного бока. От леса поскакал по направлению к

воротам одинокий всадник на рослом коне, облаченный в урусутские одежды, в

сапогах и в меховой шапке на голове. Это был скорее всего юноша, у которого

еще не пробились усы, за спиной у него было приторочено налучье, а возле

седла болтался тул со стрелами, в одной руке он держал длинную пику

наконечником вперед. Но меча не было, как доспехов со шлемом, видимо, он был

поставлен сторожевым при единственной дороге, ведущей к крепости. Пролетев

птицей половину склона, отрок вскинул пику и что-то громко закричал, обращаясь к ратникам на проездной башне, скоро там засуетились воины в

доспехах, засверкавших в солнечных лучах, на улицах показались первые

горожане. Тяжелые воротные створки стали медленно приоткрываться, намереваясь пропустить сигнальщика, десятка два разведчиков из передового

отряда орды с дикими криками помчались вдогонку, подгоняя лошадей тычками

между ушей и на скаку натягивая тетивы на луках. Стрелы понеслись вперед, стремясь настигнуть беглеца, но расстояние между ним и преследователями было

великовато, к тому же оно быстро увеличивалось, и когда ордынцы докатились

под стены, сигнальщик успел скрыться за толстыми досками ворот, окованных

железными пластинами. Зато из веж и заборол в них полетели стаи стрел с

белым оперением, некоторые нашли жертвы, пославшие урусутам проклятия. Это

был второй город, встретивший непобедимых завоевателей ответной стрельбой, остальные погосты предпочитали принять вначале ханских послов. Скоро на

склоне пологой горы показался выехавший из леса Рамазан с сотней сипаев, за

ней выкатилась и растеклась по бугру еще одна сотня. Джагун приставил руку к

шлему, увидев внизу небольшое поселение урусутов с защитниками в несколько

десятков человек, он решил его атаковать, надеясь оправдать себя в глазах

тысячника, уличившего его в трусости. Тем более, что многие ратники не

успели занять места в башнях и заборолах, они только спешили к стенам кто с

чем в руках. Обе сотни ринулись вперед, подбадривая себя уранами и дикими

воплями, первые десятки воинов подскочили на расстояние выстрела и выпустили

тучу стрел, за ними заняли рубеж вторые десятки, потом третьи. Предстояло

перескочить ров, а за ним вал, чтобы закинуть на навершие бревенчатых стен

штурмовые лестницы. Рамазан вылетел вперед, в руках вместо лука оказался

укрюк с веревкой на конце, сипаи поняли без призывов, что нужно идти на

штурм, они сорвали с седел волосяные арканы с крюками, привязанными к ним.

– Яшасын, кыпчак! – разорвал Рамазан рот в крике, ударил коня в бока

каблуками сапог со шпорами и погнал его к ближайшей башне, намереваясь

успеть проскочить пристрелянную зону и затаиться внизу бревенчатых выступов, чтобы оттуда закинуть зацепку укрюка на навершие. Впереди был ров, но

джагуна это препятствие не могло остановить. – На штурм, непобедимые воины!

Ордынцы бросились в атаку, они без помех доскакали до глубокого рва

перед стенами с крутым валом над ним, и снова схватились за луки, многие

стали искать слабое место для прорыва к крепости. Оно нашлось быстро, участок рва напротив срединной и угловой башен был почти присыпан землей, перескочить его на конях труда не представляло. Казалось, это оплыл оползень

с плохо утрамбованного вала, который защитники не успели укрепить снова.

Воины во главе с Рамазаном ринулись туда, предвкушая быструю победу, кони

перенеслись через ров и стали карабкаться по валу, от него до стен

оставалось меньше полета дротика в руках неопытного юнца. Первые ряды, достигнув вершины, уже намеревались разбежаться в разные стороны, чтобы

растянуть урусутских ратников по стене, не дав сконцентрировать стрельбу на

скоплении сипаев в одном месте, когда земля под ними дрогнула и потекла

вниз, обнажая песчаное нутро. Лошади заскребли подковами, стараясь

удержаться на склоне, но все было напрасно, они опрокидывались вместе с

всадниками назад, создавая преграду для наступавших. Эта уловка урусутов

была не последней, когда надо рвом, почти засыпанном землей, скопилось

досточно ордынцев, вся насыпь рухнула вниз, увлекая их на дно. А сверху

продолжали падать всадники, не успевшие затормозить или сброшенные

напиравшими сзади. Это была хитрость урусутов, не уступавшая хитрости

древних народов во времена римского господства, когда они на середине дороги

копали глубокую яму, помещали в нее огромный глинянный горшок, покрывая все

снова землей. Горшок выдерживал вес пеших легионеров и разлетался на куски

под тяжестью вооруженных всадников и тяжелых осадных машин. Горожане же

соорудили на дне рва шаткий навес из жердей и досок, присыпав сверху тонким

слоем земли, а участок вала напротив возвели из сыпучего песка, который был

везде, как и глина. Но и этого было мало, место оказалось пристрелянным с